Набоков и Кастанеда - Антропологическая пьеса

       Сцена представляет собой огромный проем в стене, на переднем плане большой песчаный холм, на вершине которого стоит Карлос Кастанеда и величественно смотрит в сторону заходящего солнца. Где-то вдали эпизодически из-за зарослей редкого кустарника выскакивают какие-то человекоподобные существа и, незамеченные Кастанедой, быстро убегают из поля зрения. Иногда в кусты забегает модно одетый джентльмен в черных очках и с сигарой. В руках у него дымящийся самовар старинного образца. Сцена некоторое время остается безмолвной, затем с той стороны, в которую смотрит Кастанеда, появляется Набоков и медленно идет к холму, обрывая по пути бутоны растущего здесь же пийота, и складывая их в карманы пиджака. Одновременно с ним с другой стороны проходит группа людей в белых балахонах, несущая огромный картонный макет корабля с надписью “Titanic”. Кастанеда всего этого не замечает и начинает говорить:

       Кастанеда: - Сумерки дверь в тайный мир обнажают
       И не спроста я явился сюда.
       Нагваль местом силы сей холм называет
       Даст мне энергию эта земля…
       
       (Завидя, как к нему идет Набоков)
       
       - Здесь не один я (Жаль, нету Хуана)
       Что же за воин явился ко мне?
       Может союзник какой, окаянный,
       Тот, что является часто во сне?

       Набоков, подошел к Кастанеде, и в воздухе нависла недолгая пауза, в течение которой мужчины смерили друг друга взглядами. Набоков заговорил, обращаясь к Кастанеде:

       Набоков: - Ты не подскажешь, любезный амиго
       Нет ли аптеки в ближайшем селе?
       Мне бы снотворного взять, я бы мигом
       За информацию дал бы тебе…

       Набоков достает из внутреннего кармана пиджака пачку денег и, послюнявив большой с указательным пальцы левой руки, отбирает несколько купюр. Отобранные купюры он оставляет в руке, показывая своим видом, что готов их передать Кастанеде, а пачку кладет обратно в карман. Кастанеда недоуменно смотрит на Набокова и медленно произносит:

       Кастанеда: - Кажется вы, незнакомец, в сомненьи;
       Либо у вас помутненье рассудка?
       Вы объясните свое намеренье,
       Или же это какая-то шутка?
       Вы для меня отсчитали бумажек
       Знаки на каждой стоят водяные
       Мне же иной результат нынче важен;
       И не ищу я дензнаки чужие…
       Набоков: - Я не пойму вас… Вам денег не надо?
       Что же, тогда безвозмездно скажите
       Есть ли аптека где-нибудь рядом
       Сонных пилюль чтобы мог закупить я?
       Кастанеда: - Но для чего вам, о, путник неясный
       Фармацевтический чудо-дурман?
       Или бессонница вас понапрасну
       Мучает? Иль предо мной наркоман?
       Набоков: - Я не в снотворном ищу утешенья.
       Вам, любопытный, скажу откровенно;
       Я добиваюсь нимфетки забвенья,
       Чтобы коснуться её вожделенно.
       Манит меня уж не первые сутки
       Юной сеньоры нетронутый стан,
       Юные очи, как свет незабудки,
       В женщине зрелой я вижу лишь срам!
       Вправе сказать вы: “Это бесчестно!”
       Но жажду я сковать ее сном
       Чтобы во сне ее ангел прелестный
       Страстью пьянил, как крепленым вином.
       Кастанеда (Рассуждая полушепотом, глядя прямо со сцены):
       Ясно одно; это даже не воин,
       Странному плену влеченья поддался,
       Кроме того, он безумием болен;
       Вот бы Хенаро над ним посмеялся….

       Сразу после своих рассуждений Кастанеда быстро оглядывает Набокова с головы до ног и замечает, что у его пиджака оттопырены карманы. Внимательно поглядев в один из карманов Набокова, Кастанеда меняется в лице, и говорит:

       Кастанеда: - О, незнакомец, у вас мескалито
       Вижу в карманах бутонов горсток.
       Набоков: - Я транквилизатор ищу для Лолиты,
       Чтоб овладеть ей хоть на часок….
       Кастанеда (с ехидной усмешкой громко рассуждает):
       - Вздорные речи, пустые влеченья,
       Хоть бы к нормальной бабенке стремился….
       Нет же! Пошел по пути извращенья,
       И в малолетку – девчонку вцепился.
       (и обращаясь к Набокову):
       Ты индульгировать видно любитель,
       Ну и глупец же мне нынче попался!
       Вот бы тебя в земляную обитель,
       Чтобы с неделю ты в ней повалялся!
       Ящик в земле сплетенный из ивы,
       С этого начал каждый толтек.
       Ты бы залег в него словно в могилу,
       Вышел бы новый, другой человек!
       Набоков (с недоверием в голосе):
       - Что за могила для неугомонных?
       Кто предо мной, не шутник ли безумный?
       Кастанеда: - А ты разжуй-ка пару бутонов,
       И приходи сюда ночью безлунной.
       Набоков: - Нет, я пойду восвояси отсюда
       Не за чем мне с сумасшедшим болтать.
       Кастанеда (с трудом сдерживая хохот):
       - Ты для Орла идеальное блюдо,
       Но, в принципе, можешь им и не стать….
       (совершенно серьезным тоном):
       - Видимо, все-таки здесь не случайно
       Ты оказался, и в этом есть знак.
       Все в мире этом необычайно;
       Правда, пока для тебя это мрак.
       Набоков (досадливо махнув рукой и демонстративно отвернувшись, чтобы уйти):
       - Черт меня дернул к нему обратиться,
       Уж вечереет, а я здесь торчу!
       Сегодня Лолитой мне не насладиться…
       Ладно, я завтра ее совращу!
       Кастанеда (помпезно глядя на Набокова):
       Нет, сластолюбец, в новое русло
       Жизнь твою клонит Орла намеренье,
       Ты испытаешь новые чувства;
       Я обучу тебя Сновиденью!
       Я ведь Нагваль! От меня уж не скрыться,
       Раз повстречались мы этой порой.
       Вынужден ты у меня научиться
       Сталкингу, ты, как и все мы – двойной!
       (Слова “…как и все мы - двойной” громко повторяет невидимый хор, имитируя эхо, после чего Набоков вздрагивает и оглядывается на Кастанеду)
       Набоков с тревогой смотрит на Кастанеду, не решаясь что-либо предпринять или просто уйти. Кастанеда сложил руки на груди и смотрит на Набокова с величавым снисхождением и легкой улыбкой. В это время метрах в пятидесяти сзади от холма быстро проезжает на велосипеде страшное человекоподобное чудовище с единственным большим рыбьим глазом во все лицо, напевая что-то похожее на мантру низким гортанным голосом. Набоков в полном замешательстве медленно поворачивает голову лицом в зал и говорит почти плача.
       
       Набоков: - Злые маньяки меня окружают
       Не одолеть мне этой напасти…
       Теперь никогда и никто не узнает,
       Как мое тело разрежут на части.
       Кастанеда: - Вот как союзника ты забоялся!
       Сразу поджилки твои затряслись.
       Также Хуан к Хулиану попался,
       Да, непростая у воина жизнь…
       Но, если хочешь, безмозглый тупица,
       Я проведу тебя мимо Орла,
       Ты сможешь парить, словно черная птица,
       Пред силой твоею расступится мгла!
       Видящим я тебя сделаю, дурень
       Будешь свою точку сборки сдвигать,
       Если не веришь, прочти мои книги,
       И постарайся их смысл понять!

       Набоков стоит в замешательстве, пока Кастанеда не заговаривает про свои книги. После того, как Кастанеда говорит про свои книги, Набоков резко встряхивается и с вопросительным недоверием смотрит на Кастанеду. Выждав короткую паузу, он, немного осмелев, начинает говорить:
       
       Набоков: Книги? Твои? Что за книги такие?
       Нешто писатель ты или поэт?
       Кастанеда: Да, монографии я чумовые
       Вот издаю уже несколько лет.
       Может быть, слышал названия эти:
       “Сказки о силе”, “Огонь изнутри”,
       Нету правдивее книги на свете,
       Чем эта. Сейчас покажу, вот смотри!
       
       Кастанеда достает откуда-то из под плаща книгу и протягивает ее Набокову. Набоков, глядя недоверчиво на Кастанеду, берет его книгу и разглядывает обложку. Потом открывает ее и начинает читать, неслышно шевеля губами. Прочитав совсем немного, Набоков усмехается.
       
       Набоков: Ах, про индейцев из Мексики… Хохма!
       Да, до Толстого тебе далеко…
       Даже вступленье написано плохо.
       Хорошие книги писать нелегко!
       Да и названье одно чего стоит:
       “Сила безмолвия”! Где же тут сила?
       Ты поучись у меня, хренов воин;
       Я пишу книги на редкость красиво!

       После этого Набоков безудержно хохочет, а Кастанеда оскаливается, готовый прыгнуть на него... Происходит что то непонятное, и оба исчезают.