Газета по 7 1988 тигр-игр

«Газета ПОэзия» «№ 7, 1998
 http://video.mail.ru/mail/kedrov42/
http://video.mail.ru/mail/doosad/210 Всемирные Дни Поэзии ЮНЕСКО 2000-2008
Тигр, о тигр, светло горящий
в глубине полночной чащи,
кем задуман огневой
соразмерный облик твой?..
Неужели та же сила,
та же мощная ладонь
и ягненка сотворила,
и тебя, ночной огонь?

(Вильям Блейк )

КОНСТАНТИН КЕДРОВ

Так великий поэт-адамит разгадывал тайну Тигра. "От этих игр ребенок-тигр", – писал
Маяковский. Русская поэзия полюбила Тигра в XX веке. Только в нынешнем столетии у нее
появилась тигриная мощь. "Дыр бул щыл убескум щур" – тигриный рык Крученых разбудил спящих. Тигриный прыжок в третье тысячелетие совершила наша "ПО". Мы уже там на
три года раньше. "Я открыл бездну – за мной, авиаторы", – сказал Малевич после черного
квадрата. Тигриные прыжки лесенки Маяковского оказались не под силу для многих. Они
надорвались и пошли "назад к Пушкину" с тигрино высеченными задами. У Сельвинского
"ковровый тигр мерно зверел". Тигриная поэзия не для слабонервных. В 1986 г. тигр оста-
вил на мне такую "отметину":

АНДРЕЙ ВОЗНЕСЕНСКИЙ
год
тика
голд
тигля
готика
тихо

+++
АЛЕКСАНДР ТКАЧЕНКО
Корень квадратный из минус Я
(фрагмент)
Зима разбивает мой город
 на черные
       на белые квадраты
ЗАЧЕМ
небо живое
отец мой небесный
твои глаза - космос
падает свет под углом
прямым ли косым
он освещает жизнь инфузорий и туфелек,
туфелек со ступнями козлов и кентавров
и наконец
со ступнями людей
отец мой небесный, шляпки распятий
на четыре удара
могут еще прикрутить посильнее
Ты невидимкой в шляпе города
ходишь средь нас
и вздрагивают колокола в храмах
от твоей поступи
отец мой небесный
нет для тебя ни худших ни лучших -
дети отца и матери
       дети матери и отца
больные еще родимей и ближе
родимые еще больнее,
отец мой небесный
дети больные твои
смотрят в небо живое
ищут твой космос
а ты среди нас в шляпе-невидимке города
бродишь с троеперстьем
целителя
СПАС СПАС СПАС СПАСИ И СОХРАНИ
       ОС
       ОС
       ОС
       ХРАНИ

+++

Песок поскрипывает на зубах турбин
когда летишь над пустыней – под тобой пустыня
и пустыня в тебе – вот и песочные часы
Если летишь головою вниз
       то в тебе просыпаются
затвердевшие секунды до самой черепушки и вот
на другом конце диаметра камешки песка
       уже ты чувствуешь
кожей подошв – время гуляет с Юга на Север с Востока на Запад
оно округло и идет вперед и назад только потому что подобно шару
кегельбана одновременно мы совершаем
       два вида движения кстати слагаемых
вокруг самих себя через ОС и СО пеСОк
вращение и продвиженье вперед с ходом
обратным...
"семь раз вода ударилась о камень и стала чистой"
Сколько раз нужно удариться о камень чтобы очиститься
сколько раз нужно пройти пустыню чтобы очиститься сейчас
Но самое страшное – никто и не хочет очищаться
мы все мутанты воспроизводящие мутантов
никто не хочет очиститься духом
плоть очищают качки и телостроители
но дух поражен нуклеидами – уроды
под бронтозаврами трицепсов сухожилий
шейных – пески попсы
       это их БАХ ШНИТКЕ
       и ПЕНДЕРЕЦКИЙ...

+++

ЛЮДМИЛА ГУБАРЕВА
(китаист)
Иероглиф тигра
Некитаец Гегель уверял, что Наличное бытие, являясь нам феноменами, определяет себя лишь через сравнение. Присматриваться и сравнивать, познавая, учил нас этот философ. Приняв данное руководство к действию, во временном плане отметим, что циклы в 11 достаточно спокойных лет венчает каждый раз бурный год Тигра. Китайский календарь – юпитерианский, основанный на периодике движения планеты Юпитер, которая за 12 лет обходит все небо, отправившись с Запада на Восток. Юпитер является в образе птицы или крылатого дракона и, идя по всему небу, проходит через 24 звезды и созвездия, при чем изображение его всякий раз вписывается в контуры этих созвездий. Так созвездие Ориона (Шэнь), являющееся символом Белого Тигра, Юпитер проходил, например, в 1950,1962, 1974, 1986, 1998.

Все космическое окружающее пространство строится по модели звездного неба. Создается реальность мыслимая, а не действительная. Китайское представление о мире – это феноменология,

где вещь-явление не имеет определения, но имеет свойство. Зато картина мира представляется в зооантропоморфных образах. При этом тождество изображаемого и изображения вряд ли достигается. Но эти образы могут замещать друг друга, ибо начинает работать коррелятивное сознание: главенствует семантика вещи или явления; они наполняются смыслом постольку, поскольку при их описании указывается их функция или значение. При таком описании ни вещь, не явление не берут на себя иного содержания, т.е. не могут стать метафорой. Но у вещей, помимо буквального, все же появляется информационный символ – вещь становится знаком.

В предметной картине мира появляются коррелятивные цепочки, и все объекты несут смысл в рамках классификационных схем. Если Тигр, то осень, запад, белый, металл. Вот и получается, что планеты связаны со стихиями и соответственно с временами года, цветом и цифровой символикой. Для Тигра это число четыре. Теперь о тигриной проблематике в поэтическом плане. Мифологичность китайского сознания наделяет тигра странной ролью и функциями. В поисках поэтической притчи или легенды об этих тварях наталкиваешься скорее на ситуации противостояния тигра и человека или тигра и другого зверя. Трудно даже сказать, символом или знаком чего этот тигр является – мощи, ума или неожиданности. Пожалуй, коварства и непредсказуемости. И тогда становится понятным ассоциативный ряд, выстраиваемый коррелятивным китайским мышлением: тигр ; белый ; смерть.

Есть также речение (готовое выражение, метафоричное для китайского); добавить (приделать) тигру крылья. Это означает "еще больше усилить" или "сделать сильного еще более сильным". Сама мысль о том, что тигру не хватает крыльев, вовсе не означает, что этот зверь мало поэтичен или тяжеловесен. Наоборот, этот зверь – само совершенство, и лишь "крыльев" ему не хватает…

+++
ЕЛЕНА КАЦЮБА

Красивые
Тен чениго иревекас депарга
Нет ничего красивее гепарда
Ягуар – гяур, гений угрозы
Красивые всегда грозны
Нио гвесад –
они всегда.

Тигр и зебра вроде играют в одну игру
Мавра-ревнивца над ланью
играет пантера, рыча
Лев играет царя молча
Он властью солнца свят
Красивые всегда играют
Аргия яргот –
играя горят
Нио гвесад

Перекатывая гортанью гравий,
вверх – пружина – прыжок –
леопард
Красивые всегда правы
Нио гвесад
Оге муш немшубес –
Его шум бесшумен.
Безумен
кто не отвел взгляд.

Красивые вроде хищные пляжи
или прожорливые ковры,
где внутри
огненные шары перебегают.
Не засыпай,
тебя растерзают.
Не убегай –
все равно растерзают.
Красивые всегда терзают
Он ен од мертис –
но не до смерти.
Но не до смерти
он ен од мертис.

+++

ГЕННАДИЙ АЙГИ

Пасьянс без тигра

… и будут серебряные милые
пугая оленьим простым одиночеством… –

в любви дитя нам дорого
(любовь в глазах любимой)
любимая – дитя
(улыбкой – смехом – плачем
а позже и мольбой) –

…так тихая детством торговля
ненужных друг другу нежно

1964 – 1977 – 1998

+++

Вадим Рабинович

«Мiрсконца» и мир сначала – навстречу и по одной колее

Не сшиблись... Не судьба? Не только...

"Бобэоби пелись губы..." Из звуков-празвуков восстает Лицо. Вдруг вне протяжения...

Творится мир с начала – из "элементарных частиц". Но сделать мир это значит сообщить как его сделать, то есть узнать мир в лицо. Но и... не сделать и не узнать, потому что начало, многообещая, не преодолевается, хотя и тщится быть преодоленным. Остается при

себе самом.

Но книга все все-таки сделалась. Сама. Но и ее авторами – Хлебниковым и Крученых – в 1912 году. А разрисовали ее Гончарова и Ларионов. «Мiрсконца» – так она названа. Сложить с начала, а прочитать с конца? Совпадет ли? Пройдет ли по тем же точкам? Вернется ли к пр;звукам, затеявшим Лицо?

Но оказывается, что эта книга сброшюрована из многих миров. Сколько страниц, столько и миров. И в каждом при возвращении назад к началу – все невпопадно и все торчком, хотя и с утешительным почти. Вот ларионовский АХ МЕ ; – лицо Ахмета, начинающееся ошеломляющим АХ и завершающимся не кириллическим Т, а греческим ; (тау), сработанным из линии носа и сросшихся бровей, потому что венчающее Т – даже и оно! – не совпало с начальным т (если начинать с конца). Путешествующий назад – обратите внимание, уже с самого начала (если с конца) – остается с носом. Потому и АХ в конце путешествия превращается в ХА – хотя и смешливое. А ведь даже и изолированное МЕ ничего хорошего из области понимания не сулило: ни бе, так сказать, ни ме... И так – на каждой странице: сызнова и вновь... было да сплыло. Не вернуться...".

"Взорваль" языка в каждой его литере и фонеме. А "Мирсконца" – слитно и с ударением не в такт – каждый раз соскакивает с кончика иглы энтомолога, вознамерившегося сей мир все-таки прищучить и пригвоздить, а он увертывается, вздыбливается, цокает: мирсконца, мирсконца... Посверкивает звонкими запятыми, внезапно прерывающими своею серебряной чернью золотописъмо речи впервые как мира впервые, перехватывающим дыхание и зримо свидетельствующими своей препинательностью, что мир этот есть. Наличествует... с 1912 года. И так – уже 85 лет. А что было, если назад – на 400 лет? (Назад так назад):
 

Революционное

Из великих революций
я отдам признанье той,
как типограф Альд Мануций
мир украсил запятой.

Мир был целый и единый
и настолько был простой,
что как неразъединимый
не нуждался в запятой.

Так бы пело и сияло
слово, круглое совсем,
если бы не состояло
из прерывистых фонем.

Словно пульс сердцебиенья,
непостижного уму,
как дыханье и как зренье –
вот от этого к тому.

И, вначале не переча,
самому себе же, но
в ток членораздельной речи
камнем бросилось оно.

В Ниагару вырастая,
взбился о камень ручей...
Так возникла запятая –
препинальница речей.

Видимо, чтоб оглянуться
и остановиться чтоб,
взял и выдумал Мануций
запятую, морща лоб.

+++

ИГОРЬ ХОЛИН

Триединство слова

1. Слово как неподвижный символ сознания
2. Движение слова в нашем сознании.
3. Слово звук, сигнал

Мои стихи будут учебным пособием для компьютеров и пенсионеров
Компьютер – точка опоры, о которой мечтал Архимед.

Верую ли я в Бога?
Да!
В своего.

В музыке мыслей меньше
чем в голове комара
В живописи мыслей больше
но они неподвижны

Ваш век
Век
Кисельных берегов и молочных рек
Мой век
Век
Водородных бомб
И шизофренических калек
Ваш
Голубое солнце
И оранжевое небо
Мой
Идеи Мыр Каркса без хлеба
Я буду доживать свой век
жевать свой век


Возможно этот
Бокал вина
Тень от пятна
Возможно это
зеленое поле
Улыбка мозоля
Возможно эта
Голова
Острие рукава
Возможно этот
бокал вина
Просто
Бокал вина
А зеленое поле
Голова
Голова

+++
 

ВАЛЕРИЯ НАРБИКОВА

Интимная жизнь

(Фрагменты)

С большим специалистом по Бодлеру мы как-то пошли вечером прогуляться в парк
рядом с домом. Подышать свежим воздухом – полезно для здоровья, чтобы потом вернуться
домой и лечь в постель. А впереди нас шла бабка с мальчиком. Это было как раз у помойки.
И я слышу: «Бодлер, Бодлер». Ну не мог такой маленький мальчик да еще с такой бабкой
знать Бодлера. И когда мы подошли поближе, стало совсем отчетливо слышно: "Баб-Вер,
баб-Вер".
       И не люблю я бараки и помойки, пожалуй, кроме одного барака на картине Рабина. А
уж как ехали эти бульдозеры, я больше не могу про это слышать, как менты стояли, и где
они стояли, и сколько было участников, а вот тех не было! нет! их не было! не было их! не
было их там! нет! и его там падлы не было! куда он теперь лезет, там было только вот
столько, и больше никого не было! И не лезьте вы! а то теперь лезут, лезут...
       ...Я даже могу себе представить, какой Верлен хороший поэт, даже по переводам. И
Рембо даже в переводе хороший. А с Бодлером ничего не понятно. Такой настойчивый,
вредный, развратник, пьяница, наркоман, и как жалко его, такой дорогой, такой бедный, то
есть его жальче больше всех поэтов, я его просто ненавижу, с его – "Искусственным раем",
этим "Альбатросом" в переводе Левика. А так он, конечно, классик, никто не спорит.
..И я терпеть не могу борьбу, даже классическую. Когда один другого должен положить на лопатки и выиграть ринг. Просто мне не нравится, когда бьют по морде. рожи в синяках, а крови нет. Уж лучше тогда гладиаторские бои – с кровью и с мясом, когда человек хуже собаки. Чтобы потом это растерзанное туловище – псине отдать.
... Такой бесстрашный художник Вечтомов танкист на войне, и такой робкий в жизни, совсем
не хулиган. Конечно, ведь в танке он был внутри, а теперь он снаружи.
Танк неприятная машина. Он зеленый.
У него есть гусеницы. Он стреляет.
С крышкой, как кастрюля.
Танкисты – это такие люди,
которые находятся внутри танка.
Они тоже зеленые, они внутри для того,
чтобы убить тех, кто снаружи.
В танке тесно. У танка есть гусеницы.
Гусеницы для того, чтобы давить.
Гусеницы устроены так, как гусеницы-насекомые.
Ползут. Гусеницы-насекомые тоже зеленые,
чтобы маскироваться от врагов.
Враги гусениц – птицы. Они летают.
Над танками летают самолеты.
Самолет может подбить танк.
И танк может подбить самолет.
Но гусеница не может подбить птицу,
потому что внутри гусеницы не сидит человек.
Вот у нас и свобода с цветами. А с какими хоть цветами? А это уж каждый сам пусть думает с какими – с цветами на кладбище, или с цветами в вазе, или с луговыми цветами...

+++
БОРИС ВИКТОРОВ

Из цикла «Самокат» 1985

1. Гуталиновая сага

"Атас!" – доносится из-за
 кустов и тонет в подворотнях.
 Натренированы глаза
 разоблачать до подноготной.

 О, Соловеич! По утрам
 ты рыщешь оком-гильотиной
 по нашим голым черепам.
 И умерщвляешь гуталином.

 Сошлем! размелем! удалим!
Три удивительных глагола,
неудержимый гуталин,
незабываемая школа!

Впитала жухлая трава
кровавый отсвет абажура,
уходит в плечи голова
от лучезарного прищура,

кирзе внимает большинство,
страх покровительствует нищим,
непререкаемы его
права, всегда за голенищем;

чужих свежует у ворот,
своих вытряхивает ловко
из гуталиновых сапог,–
на всех одна татуировка...

Через дорогу перейду,
замру, отпряну виновато:
у Соловеича в саду
(в чаду) резвятся палачата.

– Ты встречи требовал? Изволь!
– Айда! – проносится по кровам
акаций, стриженных "под ноль" –
и молкнет гул в столетье оном.


2. Река
В голенищах по горло стоит на крутом берегу
Зверовек, честен, как на духу,
утопает в сугробах, горит в тополином пуху;

сажей и гуталином покрыто речное стекло;
жгут бараки, дымит барахло;

зарастает в декабрьском, зияет в июньском снегу
полынья, словно рана в паху,

и мелькает на том берегу
полушубок на рыбьем меху!

И летит самолет на коньках
по реке ледяной в облаках!..

 

* * *

Острые остья репейника
плотно и жарко
впились подобьем ошейника
в горло овчарки

молнии белыми брызгами
мечутся немо
по раскаленному рыскалу
неба!

+++
 

АЛИНА ВИТУХНОВСКАЯ

Василиск, Одуванчик и Лев
Насеком и ползуч Обозрев.
Бесполезно глаза закрывать.
Василиск,
       Одуванчик
       и Лев
будут трогать тебя и лизать.

Ты головку, как луковку, в таз
окунешь, сам себе надоев.
Но кричат: "Убегаешь напрас!"
Василиск,
       Одуванчик
       и Лев.

"Что ты с нами, зверями, не друж?
Кто ты есть? То кальмар, то омар.
Что, как мальчик, ты бегаешь в душ,
Обдирая себя, как загар?

Полотенцем махров оботрись.
Над тобой Мошкара и Микроб
продлевают до краешка жизнь,
от нее не избавиться чтоб.

Ты боишься вокруг поглядеть,
от того, что тогда обнаруж –
вещь имеет всегда и везде
пару сущностей: Нутрь и Наружь.

Этот всмотр в Приро неизбеж
(точно так же, как вслух или вступ).
Что же плачешь ты так безутешь
горячо и солено, как суп?"
94 г
 
+++
ЗА ЗВУКОВЫМ БАРЬЕРОМ
Два поэта из серии "Камертон ", представляющей творчество глухих.

Елена Шипилина

* * *
я
ночей
поколений
течь –
Адамова дочь

* * *
В венах Евы
отравленная кровь...
Из-под век
вещей женщины
змеиный взгляд.
* * *

едем в Эдем
к демонову дереву
по вечному зову
 

Ярослав Пичугин

* * *

Человек – птах
весь стремление и полет
повторяющий крыл распах
потому что пространство лжет
человек – рот
столько явлено вокруг ран
что из рода прольются в род
как открытый веками кран

человек – жест
и страданье от глаз до пят
повторяющий вечный крест
потому что на нем распят
 

Снег

Прислушаемся
к началу
ангелическое
аппелирование
к ближнему
бандероль
мылкой
субстанции
мысли
заблудившееся
эхо
промчавшегося
поезда
далее
везде

+++



Владимир Строчков

 

 

       МЕТАФИЗИФОРА
С младых ногтей, с оптических лет, двупуклых, как стрекоза,
       каждый охотник желает знать, где сидит фазан,
       Но всякий фазан не охотник быть, где сидит узнал.
       Так антиномии всех цветов завязываются узлом,
       и каждый излом образует грань, в которой сидит узлан,
       с молочных когтей познающий связь между добром и злом,
       и вот он тешет свой первый знак („Хау! Я все сказал!"),
       и знак сверкает в его глазу, словно живой сазан,
       и тешит радужку первый смысл. который он сам прознал;
       но знать отнюдь перелает знак, как его там прозвал
       на грани между добром и злом прыгающий козлом.
       Знак совершает зеленый побег и вбок даст консоль,
       где новый смысл свисает с концов завязками от кальсон.
       и чешет голову неузнал, заметив новый сезам,
       который именно он не звал, не верит своим глазам;
       но зреет уже именной изюм, которого он не знал,
       пускает корень в добрый подзол с виду такой не знак,
       Незвал смущен, но кишмиш растет и с виду он именит,
       Незнал вкусил кизила, и тот сделался незаменим.
       Какой сказитель его сказал, что так его исказил,
       узнал не знает, но он узнал, что сладок незнак кизил.
       Взыграл ликует, его ликуй ретив и зовет кис-кис.
       кускус ветвится, его мотив уже развесистый куст.
       Козлом резвится средь спелых знаком, на куст залез
       вокруг сплошной, не неодинаков, он видит лес.
       Залез взволнован несметной пущей кишмящих кущ,
       чей шум пугающ, чем дальше пуще, но и влекущ.
       Слезай испуган кишечной гущей темнящих чащ,
       где копошится и знак ползущий, и знак рычащ,
       и где едущий, а кто едомый – иероглиф,
       и знак гниющий терзает символ, но сильно гриф,
       Бежал терялся и заблуждался и падал дух,
       бродя меж буков, цепляя корни, когда на двух,
       а где и ставя на четвереньки, а то ползком
       и заезжая умом за разум и языком,
       слюною клейкой слова слепляя и гатя гать
       на гиблой топи и пытаясь помогать
       гортанью, связками натягивая звук
       и напрягая голос, словно лук,
       и оперяя флоксией стрелу,
       но увязая и застряв в углу,
       найдя иглу, игольное ушко,
       в него пытаясь втиснуться тишком,
       сопя и образуя знак верблюд,
       себя
       подобно тонкому сверлу
       вворачивая в микрощель,
       внезапно в суть вещей
       проник.
       Про
       них
       он понял;
       мир – один огромный знак,
       который подан, чтоб проник узнал,
       что знак – Охотник, понял же – фазан,
       вернее – знак фазана, архетип
       добычи; и Охотник, то есть Знак
       Охотника – он знает, где сидит
       Вся архидичь добычи; в том углу,
       ничтожной точкой в мягком знаке – и во мглу
       глядит покорно и твердит с тупой надеждою в глазах:
       „Каждый охотник желает знать, где сидит фазан".

+++
 

ГУНРИХ САПГИР
 

Март 1989. Из книги «Дыхание ангела»

«Светом слышат ангелы в стане Силоам
детское дыхание – предшествие словам»

(«Ангелы слышат» – 1987)
 

Море в раковине

(шумный долгий выдох)
(шумный долгий выдох)
(шумный долгий выдох)
(шумный долгий выдох)
(шумный долгий выдох)
(шумный долгий выдох)

       и т.д.

Что это – жизнь
(глубокий вдох –
выдох мелкими порциями
до «ничего не осталось»)

Конец света

(вдох) (выдох)
свет конец света
 

Духи

(легкое дуновение) – чье-то присутствие
(еще легче) – здесь и другой

(3 раза коротко дунул) – «здравствуй»
(3 раза втянул в себя воздух) – «вот ты где»

(счастливый выдох) – «я тут и мне хоршо»
(баженный выдох) – «мне тоже – мы рядом»

(удивленный полувдох) – «кто это?»
(еще короче) – «чужой!»

(презрительный выдох) – «телесный»
(резкий выдох) – «летим – нас подслушивают!»

+++

Кунст-камера

Из истории поэзии


 

Полно мне леденеть от страха,

Лучше кликнуть Чакону Баха.

А за ней войдет человек.

Он не станет мне милым мужем,

Но мы с ним такое заслужим,

что смутится двадцатый век.

Осенью прошлого года пришло сообщение из Лондона. На 88-ом году жизни скончался всемирно известный философ и мыслитель сэр Исайя Берлин. Новость эта больше всего взволновала тех, кто внимательно читал "Поэму без героя" Ахматовой.

Речь идет о легендарной встрече поэтессы с Исайей Берлиным, посетившим послевоенный Ленинград с дипломатической миссией. Эти сутки потрясли их обоих и вдохновили Ахматову множество строк, ставших ныне хрестоматийными.

Анна Колоницкая, возвратившая на родину легендарную Ирину Одоевцеву в первые годы перестройки, приехала в Лондон теплой весной 1994 года. Здесь ей посчастливилось узнать номер телефона лирического героя Ахматовой.

 

Анна Колоницкая

 

Стихи никогда не лгут

 

Все знали, что он не склонен к откровенности. В одной из лондонских газет появилась

первоапрельская шутка: сэр Берлин дает интервью. И все же оксфордский затворник

откликнулся на мой телефонный звонок, хотя вначале вел себя очень скованно. Сначала

голос в трубке звучал неохотно, даже, как мне показалось, немного небрежно.

– Ах, Ахматова! Ну что она там напридумывала... –

– Ну а как же стихи: "шиповник Подмосковья", "бессмертная любовь"?

– Ну, стихи! Она и другим писала стихи…

– Ну, сэр Исайя, ну ведь любовь была?

– Ах, ну что вы. Все это сплошная нереальность. И она, знаете ли, обиделась, когда я в 56 году сказал, что я женился.

– Ну, конечно, – говорю я, обидевшись за Ахматову, – ведь пока вы жили в Лондоне, она-то жила в тюрьме. И для нее это была единственная реальность. И потом... вы не так сказали в 56-ом.

– А как?

– Вы сказали: «Я только в этом году женилс».

– Ну, не совсем так...

Вот тут голос в телефонной трубке слегка потеплел, и вдруг неожиданно для меня он спросил:

– А вы еще долго будете в Лондоне?

И он назначил мне свидание в клубе "Афины" в центре Лондона, куда он сам приехал на другой день. И тут на мой вопрос: "Ну, сэр Исайя, это любовь была?" – он ответил:

– Да, конечно. Что касается того разговора, я позвонил и сказал: "Вот я приехал с женой". В трубке сначала было молчанье. Потом Анна Ахматова сказала: "так вот как! И когда же это случилось?" – "Только в этом году", – ответил я.

А я еще раз убедись, что стихи не лгут.

– Вы знаете, что меня еще в том разговоре удивило? Она вдруг говорит: "Вы знаете, я сейчас перевожу корейцев. Вы любите корейцев?" – Я из вежливости сказал – да, хотя какое мне дело до корейцев. Знаете, она сказала, что будто бы из-за нашей встречи (мне даже неудобно

повторить) Сталин устроил все это. Ну откуда он мог знать?

– Сталин только этим и занимался, прослушивал все и вся.

– Неужели вы не поняли, почему она так говорила?

И тут он задумался. Во время разговора на диване сидел человек с абсолютно молодыми глазами, с живой раскованной русской речью. И только потом на пути к вокзалу стало заметно, что он болен, что ему 85 лет. Впереди оставались еще три года.

"Газета ПОэзия" №7,1998. Учредитель группа ДООС (Добровольное Общество Охраны Стрекоз) при участии Всемирной Ассоциации писателей (Русский Пен-клуб). Главный редактор: доктор философских наук Константин Кедров. Редакционный совет: профессор В.Вестстейн (Нидерланды), А.Витухновская, Е.Кацюба (отв.секретарь) В.Рабинович (профессор кафедры Философской антропологии МГУ), В.Нарбикова, Г.Сапгир, А.Ткаченко (генеральный секретарь Русского Пен-клуба), И.Холин. Логотип и графика на с. 1: Михаил Молочников. Макет и оформление: Елена Кацюба. Издатель Елена Соловьева. Тираж 999 экз.