Сборничек

***
Грязный пот тремя ручьями стелется,
Рассыпаясь обрывками газет.
Под рубахой буквой «Х» во что-то верится,
Но наступает рассвет.
И урывками фраз,
Как будто что-то про нас,
Вавилонскую башню
Расчищаем под пашню.
А над городом смог изнасиловал радугу,
Небо ж всё синь да гладь,
Сквозь решётку губами сосём патоку,
Но сказали – устать.
Мы тут же все по местам,
Заткнули дыры ушам,
Кто из кресла-в-кровать,
Кто на стул. Напрягают. Удрать.
Но из крана вода,
Чья то красна вина,
И «под ноль» волоса,
Не слыхать ни шиша.
И снова в фотообъектив смотрит чьё то лицо,
Обнажая улыбку тридцати двух раз,
Ну а с кем тридцать три –
Лучше тихо молчи,
Нынче быстро под газ,
И болты - про запас.
А на столе натюрморт подуставшей еды,
И засыпались жабры песком.
Да хоть небо дождём, но от жажды спасти,
Не поможет даже укол.



***
На павшем ниц,
       распростёртом снегу
Отпечаталась память чужих сапогов,
Как плата за то, что рождалось в бреду,
За сорванный звук скрестившихся ртов.
И в накуренном доме взметнулась душа,
Обозначив себя бельмом в потолке,
И закапавши после солёной водой
Ожидает приветствий соседей извне,
Что бредут, не спросивши ни хлеба,
       ни соли,
       ни неба,
       ни боли…
Зарастают цветами в окне,
Что уже в сентябре,
Не «до»…
И не «вне»…
Продолжая тереть мочалкой себя
И тот дух от свободы с 16 до(***)
С жуткой примесью водки,
Забыв «Гипопо»…
У них просто «гипо» -
А в финале у всех
Либо «крия»,
       Иль «теза».
Имённство – не просто петля от разреза.
А мой – ещё «там»,
Всё капает, ждёт –
Обой иль побелки,
Когда-то умрёт,
И быть может от «белки».
Но не думает – счастлив, висеть в потолке,
Раздр(о)ажая потоком бессмысленных фраз,
И, не растворяясь, лишь в одном молоке,
Сталактитом нависнет, с мечтою про глас.


***
Время нравов чужих раскладов.
Не по нраву?
Ваше право.
- Голоден?
- Сыт.
- В грусти?
- Трезв…
Заполнен день, как зал оваций
Походов в…и провокаций,
Но есть любовь,
Да всё на время.
Так чья же кровь
 Течёт на стремя?


***
Иже еси на Небеси,
Ты не беси.
Покуда «си»
Все «до» да «ля»,
А мне бы «но».
Диез минор –
На Всё – Равно.
Предрешено.
А у подушки сидит нерв,
Что убежал из глаз,
Наверно, сильный перегрев
Когда в пустыне слышишь глас…
Но тут мороз,
И я как бомж,
Что просыпается с утра,
А на улице ниже ноля –
37,
Я совсем…
И что то тревожное бьёт внутри,
Это снова. Опять. Узнаю тебя, жизнь.
С бани да в полыньи,
И от всех откровений захочется петь,
Выше неба и солнца, не птицей – взлететь,
Пусть душа – холоста,
Навсегда поезда и не ждите меня,
Прикрывая рубашки землёй –
«Я с тобой» -
Не кричите, не ждите,
Свою мёртвую воду в ступе толчите,
Под рыбацкие плети
Раздырявились сети,
Не поймёте ни те и не эти.
Иже еси на Небеси,
Ты глаза разомкни –
Сверху низ не суди.

***
Иваново детство пуще пропасти,
Война за войной и рубят лопасти,
Разорванной войной оголённого страха,
Под многовольтным ударом рвётся бумага.
И мы ревнуем,
Мы рискуем,
Мы рисуем,
Но забываем,
Что наставляем,
Ведь мы эшелоны
В пустых коробках, что вроде от соли,
А может от слёз, что отняли у боли,
И губы полезли сквозь телеэкран,
Засветив в негативе, чей то дурман…

Старичок на лавочке давно уже помер,
А вверх или вниз – это чей то хрономер…

***
Там, где тщедушные дни заливают собой
 все пространства любви,
ты открываешь, начинаешь листать
имена записные тех, с кем когда то был рядом,
а после остались даты рожденья и смерти
да ворох цитат,
неважных, ненужных,
но всё же несказанных слов.
И вот лишь теперь –
кто куда, кто зачем,
и кому кто сколько должен.
А может быть так –
когда отгребут здесь снега,
и отлепят коросту имён –
будет уже не настолько тяжёлым
слово подЪём…
Двигаться прямо, не зная зачем,
Но помня своё отраженье, что оттёр ты от пыли,
Но когда ты увидел что там –
Хохотал тролль до колик,
И останется нам сложить уж не песню,
Не жизнь,
А только лишь слово,
И тогда вот наступит покой,
Вечный покой,
И на льду своих троп ты уж будешь стоять посмелее
Дотоле…