Два старика. Побег

       Рассказ соседа, больше двадцати лет отмотавшего по лагерям.



       * * *

Он появился во дворе, без помпы, тихо…
В глазах читалось у него, - хлебнул он лиха…

И старый домик занял он. Домоуправление,
Ему представило, тот дом, без сожаления…

Ремонт хозяин сотворил, работал споро,
А, инструментом был ему… всего топорик…

Пристройку сделал сам, на загляденье,
А после, шифером покрыл, домовладенье…

И тихо жил он, как пришел. Дверь затворял.
Быть может, водочку там пил. Не проверял…

А по весне, он как на пост, к сараям вышел,
Особенно тогда, - как солнце выше…

Сидел тихонько, прогревал он свои кости,
Я подошел, и невзначай к нему попал, - да, в гости.

«Мерзавчик» мигом на столе… свалился с неба,
Кружок колбаски, да еще – кусочек хлеба…

Курил он Приму. Я тогда, курил другие,
Их предложил, а он сказал, что дорогие…

«Мерзавчик» выпит был, довольно скоро,
Не мешкая, смотался я, и за повтором…

Он пил, но как бы не пьянел. Да и я, тоже…
И вдруг спросил, он невзначай: - Скажи Серёжа,

Скажи мне, брат, ты любишь жизнь в её красе?
Пожал плечами я, сказал: - Да, так… как все…

Но, он, не слушая меня, продолжил тему,
- Скажу тебе, - верь лишь себя, а не в систему…

- Я молод был, был жиганом, я весь горел…
- И загремел…и загремел… и загремел.

Потом был суд, и прокурор, и адвокат.
Бог им судья! Но адвокат, был гад!

И я смотрел в его глаза, в лицо в морщинах,
А он, тянул с себя рассказ, да о мужчинах:



       * * *

А дело было далеко,
Где Крайний Север…
Переносил его легко,
В себя я верил…

А прокурор, не пожалел.
Стремился к славе…
По полной, он, меня «пригрел».
Он был, ведь, в Праве.

Тюрьма, этапы, пересылка…
Протоптан путь не мной одним,
Вот в зоне, я. Раз в год посылка…
Посылки нет. Ну и хрен с ним…

На воле был не нужен, я…
В суде не плакали по мне,
Один был я. И вся семья…
И вот теперь, я в западне.

Кругом бескрайняя земля,
Мороз под сорок, - это благо,
В ушанках ВОХРы… Кителя…
Что говорить, - приметы ЛАГа…

Я был на страже и угрюм,
Лопатил наравне с другими.
И крепок был, и был я юн,
И мышцы делались тугими…

С тоской глядел я на забор,
Колючка, вышки, пулеметы…
И был, их, явный перебор,
Всё было ВОХРу, для работы.

Внутри периметра бараки,
ЗЭКа приличный контингент…
Забыл, момент. Ещё, собаки,
Весьма ответственный момент.

Себя в обиду не давал,
Не нарушал законов зоны,
Со всеми вместе бедовал,
На это были все резоны…

На зоне так, лишь промах дай,
Слабину дай пред ВОХРой,
И развлечется вертухай,
Тогда вертись, да и не охай.

И вот задумали отрыв,
А заводилой Пашка Греков…
Душевный наш, простой порыв,
Он разгадал, у человеков…

Ведь где-то там, - кончался снег,
Ведь где-то там, - свобода, братцы!
И волей, - кончится побег,
В него мы верили, как в святцы…

Мы насушили сухарей,
И запаслись махрою тоже,
А чтоб, спастись от волдырей,
К носкам, портянкам, стали строже.

В неблизкий путь нас понесёт,
А тундра вам, не мать родная,
Лишь подготовка нас спасет,
Удача плюс… Как мы, блатная…

Всего нас пятеро ЗЭКа,
А лучше, было бы лишь трое…
Петюну взяли, чудака…
Он был сильней, любого, вдвое.

Он арматуру гнул шутя,
И разгибал ее обратно…
При том, легонечко пыхтя,
Работал очень аккуратно…

Ещё, наладился в бега,
Один пахан, он был в законе…
Хотя имел он, все блага,
На нашей зоне…

А Пашка Греков, музыкант,
На пианино…
Но, зарубил он свой талант,
И вся жизнь мимо…

Он тосковал, и всех подбил.
Тут я не точен…
Пахан, нас сразу раскусил,
Не зря ходил, сосредоточен…

Он проверял меня на нерв,
Он зло шутил, он насмехался
Его точил, как будто червь…
А я, лишь только, чертыхался.

Еще был кент, звали Олегом,
Убей, фамилию забыл…
Запорошило память снегом…
И я забыл, но точно. Был!

Бежали мы, из-под конвойных,
Боялись только одного,
Псов беспокойных…
Но убежали, ничего…

В рабочей зоне
Мы присмотрели поворот,
Там, где вагоны…
И начался круговорот!

От завихрения мозгов,
И от свободы,
Бежали тысячу шагов.
Казалось – годы…

Уже стемнело, хорошо,
Без вертолётов…
Стучало сердце, - ты ушел!
Дальше - наметом.

Лежали мы, потом, в повал,
Смотрели в небо…
Мне вспоминался сеновал,
И запах хлеба!

Потом мы грызли сухари,
И пили снег…
Потом бежали до зари,
Ломая бег!

Потом и солнышко взошло,
Оно нам враг…
Часов уж, девять, мы в пути.
Нашли овраг…

Но, день короток в тех местах.
И, солнце хворо.
Чуть тормознув на бугорках,
Заходит скоро…

Пахан хитер и он стратег,
Сказал, - наш путь,
Понятен будет не для всех,
Ни как ни будь…

Бежим обратно от свободы,
Пускай, не маленький нам крюк,
Вдогонку пусть выводят взводы.
Кто разгадает, ЗЭКа трюк?

Тут недалече берег моря,
И там бывают рыбаки…
С бывалым, молча и не споря,
Мы согласились, босяки…

И вот, оборванные ЗЭКи,
Уже, опаску не ценя,
Растратив бедные сусеки,
Брели к свободе, в ночь без дня.

Скурили весь запас махры,
Табак на зоне был в цене.
Но боги были к нам добры,
Осталась горсть при Петюне.

И вот мы курим среди скал,
Пусть невысоки, но не тундра…
И кто-то тихо так сказал,
- Атас!.. А может быть, - Полундра!..

Вдали маячит вертолёт,
Как бы принюхиваясь к следу…
Над тундрой делает облёт,
Прервав нам мирную беседу.

И вот, уже он на земле,
И вот, собаки рвутся,
И в крах, мечты о журавле,
Синицы в руки не даются…

Стрелкам собак держать не в силу,
На задних лапах приседая,
Они потащат и верзилу…
Истошно лая.

А Греков, тот, наш пианист,
Имел особый глазомер,
Сказал, - к свободе путь тернист.
Ушел, и сдался, лицемер…

И было видно с далека,
Как получал ЗЭКа науку,
Свалив ударом кулака,
О чём-то спрашивали, суку…

Собачий лай всю душу выел,
Все нервы вытянул как нитки…
Процессы эти, болевые,
Терзают память, недобитки…

А ВОХРы выполняли план,
Но, только план тот был, не наш,
Мы врассыпную. Как в чулан,
Я под скалу. И всё, шабаш…

В чулане бабушки моей,
Варенье было и орехи…
И не пойму я, хоть убей,
- Перед глазами, жизни вехи…

Сижу как мышь, как таракан,
Я сжат и скрючен до предела,
Как ни крути, попал в капкан,
И чувство есть, - не будет дела…

Собачий лай и окрик, - Стой!
Кого-то рвут уже на части…
Короткий всхлип, и долгий вой,
И не похоже, что от счастья…

Я затаился, стал землей,
Я прахом стал, не боле…
Я стал букашкой, я стал тлёй,
Ну, а душа, стремилась к воле!

И, Бог наверно, в небесах,
Старик седой и умудренный,
Он что-то взвесил на весах,
И был спасен, приговорённый!

На сбитых стареньких весах,
Он гирьки кое-как приладил,
Поправил нимб свой, на власах,
Кряхтел. И, скрылся в райском саде…

Не зная промысел, тот Божий,
Я на себе поставил крест,
И ощущал, я, даже кожей,
- Как зло сгущается, окрест.

Ну, вот и всё! мне стало жарко.
И накатила вдруг слеза.
Дышала мне в лицо, овчарка,
Смотрела пристально в глаза…

Нетрудно было разыскать
ЗЭКа, обученному псу…
И как готов был умереть,
Я помню… в памяти несу…

Я ощутил в руках чесотку,
И привкус крови на губе,
Решил, вцепиться, псу, я в глотку,
И мы проверим, кто слабей…

Но медлил пёс, без ВОХРа рядом,
И чуть помахивал хвостом,
Смотрел в глаза усталым взглядом…
И, чудо! сделалось потом…

Лизнув шершавым языком
Он по щетине на щеке…
Как вспомню, в глотке сразу ком.
И убежал, он, налегке…

Он не принес ловцам добычу,
Впросак попали, дураки!
А, у меня с тех пор обычай,
Кормлю собак, всегда, с руки!

И долго я лежал в тиши,
Я ощутил в себе покой…
Когда же вылез, ни души,
Исчезли ЗЭКи и конвой.

Потом узнал, что, - с куража,
Подельники соврали для ловцов,
Что в тундре, сдох я, и лежал,
Кормёжкой для песцов…

Тот, что в законе, был убит.
Ну, а троих, добавив сроки,
Обратно в зону, без обид.
Ворота ЛАГа, так широки…

Но это, я узнал потом,
Два месяца гулял от марта…
Накрыли мышку решетом,
Хватило ненадолго фарта…

Но то, уже другой рассказ,
Побеги после, были тоже,
Не попадал я под Указ,
Что делать тут, не вышел рожей…

       * * *

И слушал я, его не перебив ни разу,
Он иногда молчал, он строил фразу…

Старался быть доходчивым, понятным,
И показался мне его рассказ занятным.

И только за полночь закончилась беседа,
Поймал себя на мысли, я – как он похож на деда…

Хотя дед старше был, и не был зэком,
Но, как судьба играет человеком…

Мой дед служил в войсках НКВДэ,
Закончил службу где-то, под Улан-Удэ,

Был с тундрою знаком не понаслышке,
И года два провел, охранником на вышке.

И может, их пути пересеклись хотя бы раз…
Но, я не стал произносить ненужных фраз.

Тогда расстались мы. Мы выпили немало,
Потом продолжим разговор… Но вот, его не стало…

Ушел он в мир иной, и снова, как-то тихо,
Несвойственна ему была, шумиха…

А дед мой. Еще раньше, он покинул этот мир,
Теперь они в ином, и Бог их примирил…

Вот только кажется, сосед мой беспокойный,
Который, не любил охранников, конвойных,

На свете том, где может быть, кисельны берега,
Там встретит деда моего, подговорит. И пустятся в бега!

Поспорим, брат! Пари! Два старика… два старика…
Готов на спор? В залог тебе, моя рука!

       * * *

       14.02.08-17.02.08 Краснодар.