Ратники

1.
Январь 1941. Москва.

В ту зиму жаркий был январь,
В крови по горло.
Злой ветер превращался в гарь,
И крылья смерть простерла.
Солдаты гибли под Москвой,
И не было конца урону.
Юнцов отряд полуживой
Держал у рощи оборону.
У трех измученных парней
Окаменели руки-ноги,
И чтобы стало злее и теплей,
Юнцы заспорили о Боге.

- Нет Бога! Если бы он был,
То не гулял бы немец под Москвою,
А был бы здесь глубокий тыл,
За это отвечаю головою.
Хоть лопни Ганс,
Я говорю уверенно и строго:
У немцев лозунг: - Gott mit uns.
Они, собаки, верят в Бога.

- Ты чушь городишь, Михаил!
Есть образ у отца в деревне,
И что? При чем здесь тыл?
А образ тот святой и древний,
Он и меня от смерти спас.
Отец, христианин крещеный,
Шел в битву за рабочий класс,
А на груди был крестик освященный.
Я тоже ведь не трус,
И что бы вы ни говорили,
Я, если выживу, крещусь,
Чтобы совесть не забыть в могиле. –

Так парень говорил
Под злой ухмылкой Михаила,
И разгорался пыл:
- Нет, ты послушай этого дебила!
Как от простуды в детстве он не сдох?
Бывает же здоровье в остолопе.
Ты, деревенский, где твой Бог?
Ты в нашем же окопе
И видишь, фрицы прут на нас.
Молись, товарищ, Богу,
Чтобы меня он спас.
А сам не можешь? Ждешь подмогу?

Ответил третий невпопад:
- Ну, хватит, спорщики, уймитесь! -
И хмурый кинул взгляд
На Михаила рослый витязь.
- Чтоб смерть не мыслила собрать
Чудовищную жатву,
Должны мы дать
Простую клятву:
Расскажем нашим сыновьям
Всю правду о войне и о победе,
Но прежде – труд и горе пополам,
И каждый брата обретет в соседе.

И грянул смертный бой.
Казалось, что могила
Уже раскрыта каждому судьбой,
Так смерть их торопила.
Атаковал ровесник-гот,
Но яростью сражен немою,
Успел лишь вскрикнуть: - Oh mein Gott!
- Умри же, гад, твой Бог с тобою!

Три парня в дружбе поклялись,
Сражались рядом, как умели,
И до победы вместе добрались
Сквозь гарь, и бури, и метели,
И передали сыновьям своим
Как жизни донесенье,
Весть про огонь и дым,
Угрозу и спасенье.

И потому так много знаем мы
О битве с гадиной циклопной,
Что сам Господь увидел с высоты
Трех братьев по страде окопной.
Иван, Алеша, Михаил -
Судьбу детей их угадать не дивно:
Наш мир себе не изменил,
В нем войны полыхают непрерывно.

2
Март 1983. Афганистан.

В седых песках Афганистана
Воюет сын Ивана.
Интернациональный долг
Он кровью отдает без срама,
Как весь, в огне Баграма,
Его гвардейский полк.

Здесь нет врагов, но все стремятся
На крови нашей отыграться.

Винтовка, автомат, фугас -
Знакомы даже детям.
Не совладать с народом этим,
За каждым нужен глаз да глаз.
И танки вновь горят в ущельях,
Повстанцы в подземельях
Гостей советских молча ждут.
Пусть смерть вертушка изрыгает,
В Паншере Лев подстерегает –
Наш выученик Шах Массуд.

Иван, защитник каравана,
Шагает через перевал.
Он старший сын Ивана,
Что под Москвою воевал.
И Алексея, Михаила
В поход с ним вышли сыновья.
Война троих объединила,
Они - одна семья.
Отец окончил твердым в вере
Свой тяжкий и достойный путь,
А сын Иван на бэтээре
Сидит, иконка греет грудь.
Друзей обветренные лица
От солнца жаркого смуглы.
- Гляди, душманам не сидится,
Опять шевелятся, козлы…

С Иваном говорит Алеша.
Он Алексея старший сын.
Ему досталась та же ноша
Поджогов, выстрелов и мин.
- Опять напутала разведка,
И не оттуда ветер дул.
Ну, что ж, ми-8 лупит метко!
С землей сравняем их аул…

- Я вижу, снова ты в запале! -
В ответ ему Иван. –
Ведь нам заданье дали:
Вести без спешки караван.
Мне помнится крестьянин,
Он мирно пас своих овец,
Но пулей в голову был ранен.
Ты постарался, молодец.

- Ты их жалеешь, что ли?
Они палили в спину мне!
Моя бы воля,
Я всех бы разом их к стене.
У них стреляют малолетки.
Чуть отвернешься, и - шарах!
Смотри, на мне какие метки.
- И кровь мальчишек на руках.

- Мы здесь шагаем по пустыне,
Захватчики чужой земли,
Что мы забыли на чужбине?
Да если бы могли,
Так мы бы сами отказались
От этого дерьма.
Неужто мы бы здесь шатались
И жгли афганские дома?

Я больше года
Не видел тут нормальных снов,
Нормального восхода.   
А месть за наших пацанов?
Они горели в танках!
Душманы их сожгли,
А после на своих афганках
Ночь до рассвета провели.

- Выходит, все мы вместе, -
Сказал задумчиво Иван, –
Воюем только ради мести?
Вот это версия, дружбан!
Он шаг замедлил, смолкнув резко,
Немного воздуха глотнул,
Как тот пловец в конце отрезка,
И вдруг скомандовал: - В аул!
Прикройте караван, ребята!
Пред ними на песке седом
Лягушкой шлепнулась граната.
Мгновенье, грянул гром,
И вот в пустом ауле
Солдат встречает тишина.          
Не свищут пули,
Но не окончилась война.   

Аул под солнцем загорает,
Все беды на замке,
И только девочка играет
На буром и сыром песке.
Она играет у кургана,
Среди разбросанных камней.
К себе зовет Ивана,
И он подходит к ней.
- Что у тебя в руке, малышка?
Спросил он девочку. - Чека. -      
И тут же огненная вспышка,
Рассчитано наверняка.

3
Апрель 1996. Чеченская республика.

Среди позора и огня
Войною мается Чечня,
Смывая грех чужой гордыни,
От нефти черный. Кровью кровь
Хотят отмыть, и вновь
Рыдания горчей полыни.

Как началась война,
И какова её цена –
Не нам судить. Сюда втихую
Слетелись те, кто рад
За скромный снайперский оклад
Дырявить плоть любую.

Стоит под Грозным русский взвод.
Ермолова не назовет
Никто своим героем.
Вайнахи помнят Шамиля,
Ведь гибнет их земля.
Они на нас слетают роем.

В отряде – бойкий мальчуган.
Отца могилой стал Афган,
Дед бил германцев под Москвою,
А он за свой клочок земли
Под Грозным и Шали
Вновь отвечает головою.

Что знает он о войнах тех,
Былых? Увы, подумать грех,
Что знает много.
Через военный узкий тракт
Боевика привел контракт,
Кровавая дорога. 

Он меж наемников живет
И сам неверных русских бьёт
Сын Миши, внучек Михаила.
Его Али мы будем звать.
Привык он воевать
За сторону, что заплатила.

Куда, читатель, увлекли
Тебя рассказом об Али?
Ты помнишь об Иване?
Иванов внук, Иванов сын -
Контрактник, бой пройдя один,
Очнулся он в зиндане.

В позорном, тягостном плену
Он свежей вести про войну
Не мог узнать: - Молчи, завязни! -
Он дожидался в тишине,
Как в страшном сне,
Обмена или смертной казни.

- Эй, Ваня – вдруг его позвал
Суровый голос, - что, устал?
Терпи, тебе осталось
Жить до рассвета, тут всего,
Пожалуй, ничего.
Ведь взяли вас, когда смеркалось.

- Откуда знаешь ты меня?
- Да мы с тобой почти родня,
Отцы-то крещены Афганом,
И деды наши под Москвой
Дрались. А ты, гляжу, живой.
Наемник, стоя над зинданом,

Чуть улыбался: - Ты, малец,
Как с фотографии отец,
Она в семье у нас хранилась.
Ты тоже ведь Иван.
Смотри же, не умри от ран
И мне достанься, сделай милость.   

Тут пленник глухо прохрипел:
- Да ты, мерзавец, вижу, смел.
Ты русский? Наших гасишь, гнида?
Я до рассвета доживу
И на куски тебя порву! -
Кипела в нем обида.

Она была сильней, чем плоть.
Он рвался сердце распороть
Врагу, но как? Отцы и деды
Сражались вместе, а они
Господь их сохрани,
Не знавшие победы,

Пролили кровь друг друга. Бред!
Но таково лицо побед
Таков наш век - его заслуга.
А в яме, откричав свое,
Впал пленник в забытье,
Кошмаром скрученное туго.

Мрак подступил.               
Контрактник выбился из сил,
И все ему казалось,
Что вот овраги под Москвой,
И дед, измученный, живой,
Кричит, что Бог – Любовь, не жалость.

Наемник ночь не спал.
Не жесткой воли злой оскал,
Не предвкушение расправы


От ложа оттесняло сны,
А тяжесть смрадной той войны,
Которая не знает славы.

Его томил видений рой:
Лицо отца, недавний бой,
И Карабах, где он впервые,
Убив армянскую семью,
За вылазку свою
Сам заработал боевые. 
 
Рассвет настал. Уйдя от глаз,
Али свершил намаз
Как правоверный мусульманин.
Убрав Коран,
Спустился он в сырой зиндан,
Где пленник ждал, и слаб, и ранен.

Ивана ангел пробудил,
Придал терпения и сил,
Сказал: - Вставай, родимый. -
Иван, как жертва на убой,
Шел к смерти узкою тропой,
Где был простор необозримый.

Ему вослед шагал Али.
Контрактник на манер петли
Связал рукав, уже готовясь
Последний бой принять с врагом,
Пойти без страха напролом
И успокоить совесть.

Вот лагерь скрылся за горой.
Багряною дырой
Диск солнца обернулся..
Как вдруг сказал палач:
- Держи вот… спрячь! –
И торопливо оглянулся.

Палач краюху протянул.
Над ней Иван слюну сглотнул
Сказал палач, как из тумана:
- Запомни, мы с тобой враги
Навеки. А теперь беги! -
И отвернулся от Ивана.

И в тот же миг Иван сплеча
Ударил палача
И по тропе бежать пустился.
Он пули ждал,
Но дальше – пустота, провал.
Напрасно торопился.
 


Двух грозных войн прошел черед,
А третья все ещё идет,
Четвертую рождая.
Святая первая война,
Ее в любые времена
Не забывай, страна живая!

Опять шагают парни на вокзал,
Опять огонь связал
Три непохожих поколенья.
А я не знал цены войне,
Но память выжгла сердце мне,
Нагрев до белого каленья.

Войной ваш век един –
Суровый дед, отец и сын,
Вы и втроем, и одиноки.
Мой слог тяжел и опыт мал.
И если в чем-то я солгал,
Прошу, отриньте эти строки!

2007