Газета поэзия 2 к. кедров тон-нот

ЗВЕРЬ НОТ
ДОнот-авр
РЕнот-авр
МИнот-авр

http://video.mail.ru/mail/kedrov42/
«Газета ПОэзия» № 2, 1996.


Константин Кедров

ТОН НОТ

Поистине в поэзии нет ничего случайного.
Если взглянуть на тень тени кругомета Андрея Вознесенского
 «ТемзаТемзатемЗАТЕМ»
на 3-й станице «ПО», то через теневые перевертыши влево «Е» и «Т» ясно читается
«матагазетаМЕТАгазетаМЕТА».
Так с легкой руки маэстро определился жанр «Газеты ПОэзия».
Я вспомнил, как в 1983 году удвоилось в моем сознании слово метафора и возникла
МЕТАметафора.
«Все живое особой МЕТОЙ отмечается с давних пор» (Есенин). Ночью явился ко мне музыкальный «душман» (дух музыки). Приставил мне «к уху склерозный обрез» (Парщиков) и разрядил в него все «семь нот в тишине». А если вернее – все восемь от ДО до ДО (есть такой палиндромический кругомет в музыкальной грамоте
«ДО–РЕ–МИ–ФА–СОЛЬ–ЛЯ–СИ–ДЛ»
И родился от него другой палиндром
«ТОН НОТ»

КАМЕРТОН


Камертон, взволновавший море
я извлек свое Ля из скал
Ля ласкало скалы
и летело тело
в море Ре
Ре редуцировалось
 пере–
летая
       тая и
       тая
Ре говорило тело
Ля в разъяренный звук
Лья


МИРЕДО


Я – МИ
       ми–
мо РЕ
       РЕю
       от
       ДО
       до
       ДО
Где все ноты
сливаются в одну
       СОЛЬ
Где все слезы
сливаются в одну
       соль
Где все РЕки
сливаются в одно
       РЕ
Где уМИрают
       МИры
       из МИ
       и ДОно–
       СИтся
       ДО
       до
       МИ
Из мемб–
       раны
       СИнего
       СИ


Андрей Вознесенский

В начале нынче заканчивающегося века, в 1911 г. Жак Брак впервые ввел три буквы как элемент живописи в кубистическую композицию. Он начертал на холсте «БАЛ» и на другом «БАХ» (уже четыре буквы на латыни). С этого момента слово вошло в живопись. Просвечивало «БОГ». Слово бе БОГ.
Думается, эти слова стали кодовыми для всего искусства пролетевшего столетия. Игривое начало, бальное, маскарадное, плюс игра органная, в которой угадывается Бог. Для многих русских поэтов игра оказалась смертельной.
Текст, афиша, информативный титр отпраздновали все свадьбы – и золотую, и бриллиантовую – со станковой живописью. Слово вышло из глубин из глубин живописи. Ныне, в конце века, пора отдавать долги. Из слова, из буквы рождается живопись. Круг завершается кругометами.
Для поэта завязью стихотворения является неосознанное звукосочетание, ген стиха. Для Блока – вот уж кто вроде не был формальным экспериментатором! – это были звуковые точки, на которых, как на копьях, держится стихотворение, например: «разверзающий звездную месть».
Затем это ДНК поэзии развивается, у стиха появляются руки. Ноги, голова, пищеварение стиха. Говоря что-то понятное постмодернистам, стихотворение лишь комментарий, вариация на тему этой самой ДНК.
Порой этот магический, порой непонятный автору ген, вызывает, провоцирует события, загадывает то, что случается в жизни. Так опубликованный в первом номере «ПО» кругомет «Давайдавайда» может быть прочитан как стихотворение «Мордовская мадонна».
Вероятно, шаманство слов вызвало к жизни в июле 1995 г. встречу на волжской набережной, которая когда-то в брежневские времена демонстрировала лагерникам эротическое шоу, не подозревая, что за изгородью томится, наблюдая ее, великий режиссер Сергей Параджанов.

А вот новый кругомет –
 



Сергей Бирюков
(профессор)
Тамбов


ОБЩЕЕ ЯЗЫКОЗНАНИЕ


Франц Бопп глядит в окно,
он видит в нем Соссюра,
Соссюр идет в кино,
где Гумбольдт ждет давно.
Петух-широкохвост,
как будто на смех курам
над фонологией клюет
жемчужное зерно.
Князь Трубецкой, зачем
ваш вывод так поспешен? –
спирантов* век еще
совсем не предрешен.
Но звук еще живой
за горлышко подвешен,
и в Данию бредет
из Праги Якобсон.


Франц Бопп глядит в окно,
чтоб видеть Якобсона,
но слишком едок дым
и кончилось кино.

*Спиранты – щелевые согласные,
например: в, ф, ж, ш.



Генрих Сапгир

КАБИНА ОБМЕНА

на пляже вскопанном и сбитов
мячами и пятками будто копытом
маячит на солнце
и тает как воскресенье сооружение
ширма
киоск –


мистика из пластика
светопровод
девочка выходит – пластика
тень на просвет живет


следом старик
будто бы в душ
обмен душ –
в один миг


девочка вызодит
ноги влоча
на песке сидит
хрипло бомоча
подобна стиральной доске
бессильно лежит на песке
– скорей позовите врача!


а этот старик
задирая коленки
разбежался от стенки
нырнул и поплыл за…
смешливые глаза
в ушах огонь и гул


на солнце
на песке изрытом
парит кабина парашютом
мужчину вижу –
я вижу спину шерстистую
входящую в кабину
за ним воли баскетболистка
собака пробегает близко


лай и визг над морем слышно
не знаю
что в кабине вышло
но существо оттуда вышло –
вид и внешность Калибана:
помесь пса и кабана
карлика и великана


и думал я среди камней и туш:
«вредна поспешность
при обмене душ»

 



Валерия Нарбикова

«…И ПУТЕШЕСТВИЕ»
Фрагмент из романа

Стихи


А среди ночи господин Ив. заговорил. По-немецки. И Киса совсем не понимала, что он говорил, как будто он что-то читал наизусть. Он читал стихи. И не просто стихи. Оказывается, это были его собственные стихи. Оказывается, он тоже писал стихи. Вот уж никогда бы она не подумала, что и господин Ив. пишет стихи. И любимый. И Александр Сергеевич, и этот дон-жуанистый Жорж – все читали ей свои стихи. И оказывается, и господин Ив. тоже. Тоже поэт. И когда они с трудом объяснились по-английски, она поняла, что он «давно, и поперек, и издалека» пишет. Получалось, что есть какая-то закономерность в том, что все мужчины, с которыми она хоть когда-нибудь, хоть раз в жизни занималась любовью, занимались еще и поэзией. Писали стихи. Сочиняли. Ей даже стало интересно, неужели нет ни одного человека на этом свете, с которым можно заниматься просто любовью и не заниматься чтением стихов. Правда, ч господином Ив первый раз в жизни она не понимала, хорошие он пишет стихи или нет. С этой мыслью она и заснула – вот слышала стихи и ничего не поняла в стихах. Загадочная вещь. Стихи.
И только недели через две Киса узнала, что это за стихи пишет господин Ив. Они как бы стихи, но как бы плохие. В ту ночь, когда господин Ив. взял Кису на руки и перенес в постель, она сказала это по-английски: «ты имеешь чтение». И он стал читать. Он читал очень хорошо, ей жутко нравилось, как звучит его голос, какая музыка в его стихах, как они льются, как сладко звучат, как ласкают слух. Она просила прочитать его еще. Он читал еще. Это были восхитительные стихи, в которых она не понимала ни слова. Ни одно слово не имело смысла, это были в чистом виде стихи. И никто сейчас, ни один поэт, ни Гете, ни Пушкин, ни Шекспир, ни Данте не мог доказать, что это плохие стихи. Она слышала. Что это стихи, не понимая ни слова в этих стихах. Она даже не знала, про что они, эти стихи. Но примерно уже через неделю, когда господин Ив. стал опять читать свои стихи, Киса попросила его, чтобы он перестал. Потому что она знала, что это плохие стихи, что это только обман слуха, что это от непонимания смысла. Что нельзя слушать плохие стихи. Это вредно для здоровья; от плохих стихов болит голова, живот, ухо, горло, нос; от плохих стихов бывает: понос, рвота, недержание мочи; плохие стихи могут привести к алкоголизму, наркомании и французской революции, Октябрьскому перевороту и гражданской войне.
Если бы только господин Ив. писал плохие стихи! Или совсем бы их не писал. Это был ее первый любовный опыт, когда она жила в одних апартаментах с плохим поэтом. Всем девушкам надо бежать от плохих поэтов хоть на край света, от них нельзя иметь детей, в общем, их даже не стоит кормить, их надо посадить на хлеб и воду, и выбить из них дурь, эти плохие стихи. А, может, их надо пожалеть и приласкать, ведь они, бедные, сами не знают, что пишут плохо, ведь они, несчастные, пишут плохо от всей души, от всего сердца.



Вадим Рабинович

ГЕРМЕС

Фрагменты из поэмы

«Говорят: близ Хаброна
на могильной плите Трисмегиста Гермеса
Македонский А.Ф. повелел начертать
тринадцать незыблемых правил
"Изумрудной скрижали" Гермеса.
Изреченное сим достославным хитрованом
и ловким умельцем оказалося
тем матерьялом, из которого
столько веков формовало себя
мироздание златоадептов
лунно-солнечных братьев, пришедших
из верховьев зеленого Нила».

Приблизительно так начал я мои книгу
о Большом Королевском искусстве...
Стал перекладывать важные те письмена
с латинского, ихнего, на русский, родной.
И вот что тогда получилось:

"НЕ ЛОЖЬ ГОВОРЮ, А ИСТИНУ ИЗРЕКАЮ", –
сказал основатель во-первых.
"ТО, ЧТО ВНИЗУ, ПОДОБНО ТОМУ,
ЧТО ВВЕРХУ, А ТО, ЧТО ВВЕРХУ,
ТОМУ, ЧТО ВНИЗУ, ПОДОБНО", –
было сказано во-вторых.
Чтобы уши не слишком увяли
и в глазах чтоб не очень рябило,
"в третьих", "в пятых"
и даже "в восьмых" опушу,
приступая к девятому сразу.
"ОТДЕЛИ ЖЕ ЗЕМЛИСТОЕ ОТ ОГНЯ
И ОТ ГРУБОГО ТОНКОЕ НЕЖНО –
И ТОГДА ТЫ УВИДИШЬ, КАК ЛЕГЧАЙШИЙ ОГОНЬ,
объяснил основатель "в девятых", -
ВОЗЛЕТЕВ К НЕБЕСАМ,
НАЗЕМЬ ВДРУГ НИЗОЙДЕТ,
ЕДИНЕНЬЕ ВЕЩЕЙ СОВЕРШАЯ:
СВЕТЛЫХ ГОРНИХ ВЕЩЕЙ,
ТЕМНЫХ ДОЛЬНИХ ВЕЩЕЙ, –
ПРИМИРЯЯ, СВЕРШАЯ, СТРАЩАЯ...
И ВОТ УЖЕ - РАЗВЕ НЕ ВИДИШЬ? ВГЛЯДИСЬ:
ТЬМА КРОМЕШНАЯ ПРОЧЬ УБЕГАЕТ..."
А "в десятых" – пять опускаю.
А в двенадцатых имя потомкам назвал:
"ТРИСМЕГИСТУС ЗОВУСЬ.
ВСЕ ТРИ СФЕРЫ УМА – ВСЕ МОИ ДО КОНЦА,
РОВНО ТРИ", – он сказал, как отрезал.
А в тринадцатых –
СЛОВО в молчанье включил,
возвестив про деяния Солнца.
На прощанье сказал Тривеликий Гермес:
"КАК ХОТИТЕ, А Я УМОЛКАЮ".

Неважно, что я – олмачом при Гермесе.
Гермесу вешалось, а мне – голосилось.
Пророчествовалось – Гермесу,
а вылось и плакалось – мне.
И вот результат перед вами:
стенающий в голос толмач,
чужую горланящий песню.
Но с личным – хоть тресни! – прищелком
и лично своим ду-ду-ду.
Перевожу Гермеса, но и он переводит меня.
Де-гер-ме-ти-зи-ру-ю слово Гермеса
и жест. Купно: и то, и другое. Но...
в разные стороны – оба; Слово и Жест...
Остается душа. А чья? – неизвестно –
Назову ее болью тоски: всех друг по другу.



Игорь Холин
 НЕОПРЕДЕЛЕННЫЕ ВОСПОМИНАНИЯ


       Вспоминая Иосифа Бродского, я в первую очередь вижу огромную комнату с какой-то невообразимой лепниной на потолке, двое стариков в ней, родители. А может, в то время они не были такими уж стариками, да и комната могла быть размером поменьше, чем мне казалось.
       Стихи его в ту пору не производили на меня особого впечатления, стихи как стихи, слегка заунывные, с однообразным усыпляющим ритмом, питерские, в общем, стихи. Только через многие годы я понял смысл такого стиля. Поэт Константин Кедров ввел в обиход замечательный термин «тексты». Я не буду в этом коротеньком воспоминании вдаваться в подробности этого термина, это дело будущего, теперь вот что. признаюсь честно, за все время нашего знакомства с поэтом, а оно было довольно продолжительным, а может, и не особо, за все это время его образ как-то ускользал от меня. Я понимал, и через какое-то время в моем сознании подтвердилось, что человек он был красивый, которого можно сразу узнать среди толпы, но вот высок ли он был ростом или мал, какой у него был цвет глаз, волос, сказать не могу. А вот что нашептало мне мое подсознание. В прозаическом тексте, который был написан в то далекое уж теперь время, который я предлагаю тебе, читатель, мне кажется, удалось уловить тонкости того времени.

       …Подошел ко мне в библиотеке поэт по фамилии Лошадь, спрашивает, понравились ли мне его стихи.
       Я говорю:
       – Я тоже люблю овсянку.
       На том мы и сошлись. Потом заговорили о Боцком. Я сказал, что знаю в Питере поэта Боцкого. что этот поэт мне положительно нравится. Посмотрел на меня поэт Лошадь отсутствующим взглядом, стукнул копытом по полу, чуть палец на ноге не отдавил.
       – Боцкий? О каком Боцком ты, старик, говоришь? Может, не Боцкий, а Хоцкий или Жоцкий?
       – Да нет же, я говорю именно о Боцком!
       – Так бы сразу и сказал, что имеешь в виду эту бездарь. Таких поэтов в Питере, как Боцкий, хоть пруд пруди. Боцкий, ха-ха-ха, рассмешил ты меня, старик. Да у Боцкого, если хочешь знать, ни одной своей строчки. все содрал у меня. Возьмет самое лучшее мое стихотворение и выдает за свое. Востенко – другое дело. Востенко настоящий поэт. О Боцком не стоит говорить. Читал, тили-лили, стихи Востенко?
       – Читал.
       – Ну и как?
       – Хорошие стихи.
       – И только?
       – А что еще?
       Поэт Лошадь;
       – Востенко – гений всех времен! В Москве его не понимают. И никогда не поймут. Все москвичи пресмыкаются перед Боцким. Москва давно устарела. Москва – это болото, в котором барахтаются почитатели Боцкого.
       – Может, Востенко гений, не спорю, но почему одновременно и Боцкий не может быть талантливым поэтом? вы сами читали стихи Боцкого?
       – Читал, помню в прошлом или позапрошлом году он написал ... ну... как его?.. В этом стихотворении есть одна строчка, которую он у меня украл, старик, поверь. стихи Боцкого читать невозможно. Сам удивляюсь, что прочитал одно.
       – А Востенко читали?
       – Какого Востенко? Теперь каждый хмырь, хмурь пишет стихи, дать им всем по мозгам, хрем-хрим-хрум. Востенко. Ха-ха, ты меня убил! Есть у нас один Востенко да он на студии Ленфильм подвизался. Вот уж не знал, то он пишет стихи.
       – Да я про того Востенко, которого вы минуту назад превозносили.
       – Конечно, знаю, знаком. Друг на века! Кто в Питере не знает Востенко? Читал стихи его ни раз. Он сам мне их давал, даст и скажет, бывало... Там описана одна штучка. .. Приходим к Тамаре. Боцкого взяли с собой. Фиг с ним, не жалко. А у нее собрались девочки. Галя и Соня. Я сначала Галю, а потом Соню. Тамару оставил под занавес. Понимаешь, старик, еду из Питера в скором, повесил пиджак на вешалку, а у меня кошелек из кармана свистнули. Сижу на мели, без гроша, потом встретил поэтессу, ты ее знаешь. Венеру Губареву. Ну и ну... Ну, девочка что надо. я ей говорю... Пили три дня. . . А потом... Займи, старик, трешку, выпить хочется! С Боцким не обдайся! Востенко люби! Он этого стоит. Поверь один раз в жизни.
       Надоела мне эта лошадь дальше некуда. Теперь вспомнил. где я его видел, несколько дней тому назад он шлялся по столикам в кафе "Националь". И к нам подсел, но Голев его попер, вот и я решил отвязаться.
       – Послушай, – говорю, если ты хоть одно стихотворение Боцкого или Востенко
       прочитаешь, дам тебе чирик без отдачи.
       – Что ж, отвечает он, – если денег нет, так бы сразу и сказал, нечего морочить голову честному труженику.
       Отошел он от меня, Еще к кому-то прилип, через минуту по залу разносилось;
       – Боцкий дерьмо! Востенко гений! Настоящий, стоящий поэт! А Боцкий. хрум-храм.
       А в ответ доносилось;
       – Я тебе за это, хрум-храм. по морде дам!
       – Я хотел сказать, Боцкий как поэт не стоит мизинца Востенко!
       А в ответ доносилось:
       –- Мы и без твоего Боцкого проживем, ставь бутылку, гад!
Поэт Лошадь;
       –Да я... чтоб не сойти… Клянусь … Вчера... Позавчера. .. Денег нет...
       А в ответ доносилось;
       – Ну и мотай отсюда, если денег нет. хмырь, хмарь, хмурь!
       Поэт Лошадь;
       – Да я ничего... овёс теперича вздорожал.
       Мера овса,
       Мера муки.
       Мера зерна.
       Мера водки.
       Селедки. Подметки!

С Т И Х И


Пустой сон

В первой
Половине ночи
Капало
Капало
Царапало
Царапало
Что капало
Что царапало


* * *

Если вы смотрите
На Холина
И видите Холина
Знайте
Вас водят за нос
Если вы смотрите
На Холина
И видите 35
В 35 степени
Перед вами Холин

* * *


М Ж



А.Грецки

РАДУГА РАСПАДА


... В поэме Елены Кацюбы "Свалка" не устанавливается временного и изначально произвольного соотношения между вещью и словом – здесь вещь есть слово. На визуальном уровне они имеют общее происхождение, слагаясь из знаков пишущей машинки. Все подчинено постижению слова, его неисчерпаемости и неуничтожимости. Вещь на свалке умирает. Слово переживает новое рождение.
       "Свалка" открывает возможности языка, как радуга обнаруживает спектральность света. Коловращение слов задает особый ритм текста, единица ритма – вся последовательность превращения слова в своего двойника, в свое .зеркальное отражение, полный переход от одного края спектра к другому.
       "Свалка" поглощает слова, слова распадается на части, но энергия притяжения слова соединяет осколки, рождая новые слова. Распавшееся слово, заключенное во фразу, легко восстанавливается; для этого достаточно уцелевшего зеркала, которое, переразлагая пространство, способно повернуть время вспять. Так создается био-смерте-графия – структурный центр поэмы и ее форма. Энергия "био-смерте-графии" сконцентрирована в зеркальном палиндроме "С авто от вас".
       Предположим» что справа живой текст – "био-графия", а слева – мертвый – "смерте-графия". Впрочем, можно и наоборот. Направления рождения и смерти не определены, задана только их противоположность. Обращенный текст создает новую реальность, свое Зазеркалье, где справа окажется мертвый язык, слева – живой. С самого начала задается ритм деления текста – "дыхание языка" – именно оно выделяет язык как код.
       Происхождение поэмы связано с традицией словесных игр: омографов, шарад, метаграмм и др. В центре поэмы – не статичное слово с устойчивым набором значений, но слово превращающееся, рождавшееся и рождающее. Метаморфозы слова и вещи как слова утверждается единство смысла; движение в языковом пространстве у концептуалистов сменяется на "свалке" движением в языковом времени – "вспять и вглубь, к препредмету, к своей сущности. Так образуется своего рода периодическая система языка» и в ней – ключ к поэме. Впрочем» кому-то это может напомнить разыгрывание шахматной партии, а сама таблица – шахматное поле. В связи с этим вспоминается известная аналогия Ф. де Соссюра, сравнившего языковые знаки с шахматными фигурами. Однако теория Соссюра основывается на представлении о произвольности знака, а в поэме утверждается его (знака) непроизвольность и незаменимость.
       Шахматный орнамент в античности осознавался как "образ первозданного космоса, где расчлененного на противоположности» но сохранявшего первобытное единство», как небо и земля, суша и вода, день и ночь, мрак и свет, жизнь и смерть – уже отделено, но еще неотделимо". Если шахматный орнамент воплощает "надчеловеческий уровень бытия», то свобода словесной игры законы метаграммы (произвольность в выборе пути от начального слова к конечному) позволяет его "очеловечить".
       В свое время И.П.Смирнов высказал предположение об обратной последовательности диахронических систем и тех психических фаз. которые проходит в своем становлении
индивид. Культура в своем развитии стремится к мышлению ребенка (мысль эта называлась рискованной; впрочем, она рискованна не более, чем идея Флоренского об обратной перспективе и встречном движении энергий "того" и "этого" света). Действо распада слова соотносимо с ритуалом. "Жертвоприношение" слова выявляет его сакральную природу.
       Текст поэмы номинативен. Каждое имя - троп. Миф о "языке богов" утверждает обязательную множественность этимологии имени. Метаморфозы слова на свалке возвращают имени изначальную многозначность и тем самым – его бессмертие.
       Свалка алкает. Ей предложено меню из карты мира, где есть все – от России до Америки. Свалка извлекает из них все возможные деликатесы и все возможные смыслы: рис и сою, икру, раков и крем, но ей мало. Подавай ей слона. Превращение слона многосерийно. Слон превращается в муху, выворачиваясь наизнанку. Столбик слов можно прочитать снизу вверх и по привычке сделать из мухи слона – "Свалка" обращает не только слова» но я паремии. Обычная метаграмма в поэтическом тексте приобретает новый смысл. Превращение одного тела в другое происходит по мере перемещения в пространстве, – метаморфозы, происходящие на "свалке", в конечном счете описывает пространство самой "свалки".
       Свалка алкает время. Одно превращение слова – это фаза луны, смена времени года.
       Мир свалки – МИР или РИМ, он замкнут в себе, обратим и бесконечен. Это странствие по Зазеркалью языка, где каждый может выбрать свой язык, то есть свой путь; трудность состоит в том, чтобы найти самый длинный.
       1990 г.

Статья и поэма были подготовлены к печати в журнале "Даугава", но не были напечатаны. Вариант поэмы опубликован А.Горноном в альманахе "Лабиринт-эксцентр" № 3. Наиболее полный вариант издан музеем Вадима Сидура в 1995 г.

 

Анимированный вариант поэмы http://flashpoetry.narod.ru/



Лоренс Блинов
Композитор
(Казань)


ЗН-А К И ОСЕНИ

Элегия на 13 японских слов

Словно песнь,
О к а й –
       мленная
красным кленом,
в тихий сумрак
спустилось лето.
С
н а м и
пустота небес
и н и в а;
волны речки
сад и двор –
кругом пустынно:
с о б а к у
нигде не встретить.
И не вытолкнуть
о с у из дома.
Словно п а н,
иль хлебный злак,
на отраженье свое
гляящий,
в тихий сумрак
спустилось лето.
О м о й
лоб тяжелый!
О м о и д а –
       лекие
воспоминанья!
О и те
бесчисленные думы,
что за первым снегом
понесутся!..
Д а й избегнуть
с о р а!
Д а ! –
отныне:
быть и не быть – едино…

*
а к и – осень
а к а и – красный
н а м и – волна
н и в а – сад, двор
с а б а к у – пустыня
о с у – толкать
п а н – хлеб
о м о й – тяжелый
о м о и д а (су) – впоминать
о и – много
д а и – подставка, стойка, плато
с о р а – небо
д а – быть


Михаил Калужин

ВОСПОМИНАНИЯ О ДЕВУШКЕ, ЧИТАЮЩЕЙ ПИСЬМО

Из далекого Дельфта
дельфиний эпистолат
«Wer ist Meer?» – «we-er…»
неусыпный прибойный накат:
«Meer…»
Ранним утром Вермеер
воскресил закат
дерзким «immer mehr»,
прозвучавшим «nevermore».



Андрей Цуканов

       * * *
       ТЕЛО
       ЕЛО
       ЗЕЛО
 АЛЕЛО
 МНОГО
       ЛЕТ
ЛЕТЕЛО
       ЯЙЦО
       и
Разбилось
       в
 ОМЛЕТ
       ОМ –
сказало яйцо
       и
вернулось
       в свой
       ДОМ
ОТЦОМ


Людмила Вязмитинова

* * *
Если тебя загнали в угол
измени угол
зрения
Геометрический узор
возможностей пространства
пространства возможностей
в плоскости зрения
с точки зрения



 



Константин Кедров

КОМПЬЮТЕР ЛЮБВИ

 

 


Елена Кацюба

ОРАКУЛ

Легко плоскому человеку
в объемном мире:
он встанет к стенке,
и его никто не увидит.
А объемному человеку
в плоском мире
трудней в миллион раз.
Он старается
все время держаться профилем,
изображая человека в плоскости.
Его манят
округлые женские формы,
но, обнимая их,
он обнаруживает доски,
расписанные
по законам перспективы,
где в одноглазом профиле
зреет глазное яблоко,
живая вода чресел
захлестывает рот,
зоб яйцом набухает, и вот,
давя скорлупу,
П О Я В И Л О С Ь…!
лоб гол,
глаз лазоревый,
раковина крыла
свернута аккуратно,
влюбленно воркующего голубя
голос,
слог витиеват –
А Н Д Р О Н А В Т
для прозревания будущего.

Вопрос:
– Как зовут моего будущего мужа?

Ответ:
– На перекрестке четырех дорог
немая девушка роняет оперенье,
суровой ниткой сшит угрюмый рот,
а кто развяжет нитку, тот прочтет
ответ на свой вопрос до воскресенья.



Hilarius Hofstede

DE MARKIES VAN VARET
Fragment

палео психо поп

Голландский поэт Илариус Хофстеде предлагает нашему вниманию свою палео-психо-поп поэму «Маркиз воды». Она написана на всех языках мира, некоторые мы даже перевели. Известно, что Голландия отвоевана у воды системой дамб, которые и по сей день время от времени прорывает. А потому стихия воды для Илариуса, как и для каждого голландца, является действительно стихией, а не просто жидкостью. Тоже самое можно сказать и о поэме Илариуса. Это не стихи, а стихия.

RIVER FULL METALL YELLOW JACKETS
LIKE A RIVER BLOCK UP YOUR BEUES
MMMWWW PARLAMENT-PSIHO-POP CONNE
CTIOMS & DISCONNECTIONS ORANG NA
SAUDIVISUALSDE MARKIES VAN VATER
GUST DO IT AZURE MOON BRUSE WOW
MAN UP YOUR ARSCHWEINER RHEIN WA
AL WAAL WHAT A MAAS WETTER & WET
TERSNOODDISSEAS MAASOAP & WALLO
OP WARHOLL AND ASSPASEAMUS HEAN
ISSEY SLY STONE FROM DELPHI OBE
YAH ESCOLA MERWEDE MARKIES VAN W
AH-WAH GRAND MAAL & WAAS NOT WAA
S MASSA CONFUSANDOLAND BIG GOES T
HE BANG FLASH GOES THE FLOOD! RE
LAPSUS LINGAM GOPI GOPI HAPI HAP
I THE BEAUTY FLUID & THE BEASTIE…

река полная металла желтый камзол
подобно реке блокирует мммwww
прламент-психо-поп связь и разо
бщение оранжевый нассаудивизуаль
ный маркиз воды давай делай лазур
ная луна жжет ой вверх по рейну
ваал ваал что за погода на Маасе ск
рытые камни из Дельф взрыв вспы
шка надвигается наводнение! реци
див лингам гопи гопи хапи хапи
крастота жидкая и зверь… и т.д.



Александр Ткаченко

ПРА

Подняться вверх
ориентируясь по взглядам
друг на друга
и руку протянуть к развалам
облаков
и женщина ресницею
ресниц моих касается
как инфузория коснется
инфузории
напомнит мне о времени
первоначальных клеток
и клеток времени
верней – пра-времени
       пра-поцелуя и
       пра-чувства
куда бы я ни поднимался
она была со мной
бровь в бровь
и губы в губы
хотя по росту мы разновелики
природа сравнивала нас
и каждый раз
отбрасывала разницу
в обидах, ссорах
и наконец один из нас
покинул нас
остался лишь цветок
футляр от скрипки
два слова исторических
       ЛЮБИЛ ЛЮБИЛА
особенно она ЛЮДМИЛА
крупные ромашки подобные
предгрозовым расплющенным
и пыльным каплям
еще она касалась моих бедер
и дрожь по ним бежала армией разбитой
Итак мы поднимались по скале
по выбитым ступеням пятками пра-человека
и тишина меж нами становилась
еще тише
так высоко не забирались мы еще
орел стоял меж нами
как трещины он видит
которых еще нет
 с тех прошла секунда
и десять тысяч лет
в прошедшем все равно нулю
и я не знаю где мы
но видимость такая
что вижу как орел незримый
в когтях уносит
клетку с поцелуем



Вилли Мельников

На языке кохау ронго-ронго


хиаау-оамару маоримаэ реоримиаэ
кахору-отэ хоноэ-риптэ пуэоаху-хема
техуаруна-меиатуэ-туэ хутуу-охэ
хэоаре-рэтомагу хари-рауа хуамиани
тэохиру-каэ хегеаора-хитэ харарамэту-туа-туа


доверив окнам глухоту дверей,
приоткрываю каменную к рышу
святилища, чьи стены из травы.
Мне слышен
Безнадежный плеск песка:
Скорбит о неспособности своей
С водой объятье вечно сохранить.


Алина Витухновская

* * *
Дрогнув рот мой тянул: «Радостно устремляюсь
к вашим ноздрям, к вшам вашим и вашим дряням.
Меняю личное прошлое на пошлость пряничную!»
Пряничное сердечко не расстреляют.

Дьявольски симулируя истинность, искренность,
сквозь сто иксов мира себя разделяя,
я писала текст смерти. И когда меня все-таки расстреляли,
я рассасывала материю до самого выстрела.

Где угодно играли какие угодно «Ministry»
Три меня было ранено. И было мне оловянно, как в сказке Андерсена.
Я была помесью девочки из семейства Адамсов
и немецкого экстремиста.

А публика дрожала и наводила прожекторы.
А я не шла ни на одну уступку.
Я насиловала их законы и конституции.
Я была проституткой,
статуэткой конца, наркоманкой Кокто.
Я была никто,
а не ****ью женщины!

1995

* * *
униженные блаженствовали и ловили камерами
карие мои зрачки кормились смертями вспышек лиловых.
И хлыстовое правосудие ртами рабов безголовых
вопило мне и хлопало отрубленными руками

1995

* * *
Как будто бог галлюцинировал,
пугали бесы безалкогольные.
Гулять по полю заминированному
и умирать в крови больно мне.

И будут плакать толпы пьяные,
смакуя смерть мою немирную.
Но взорвано не умирала я,
а просто бог галлюцинировал.

1990


КУНСТ-КАМЕРА
Из истории поэзии

Воспроизведен документ, свидетельствующий о последних преступлениях КГБ против русской поэзии. Таковым я считаю сожжение дел, заведенных на деятелей культуры по так называемой профилактике. Что это значило, я испытал на себе. Идеологические дровосеки с Любягки завели на меня дело под названием «Лесник». В 1986 г. я был отстранен от преподавания в Литинституте, и по сей день «гражданская казнь» остается в силе. (см. Дело «Лесник»)

 

«УТВЕРЖДАЮ»

Начальник 8 отдела Управления «3» КГБ СССР
полковник (фамилия) _____________ (подпись)
2 июля 1990 г.

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

об уничтожении дела оперативной проверки «Лесник» арх № 35867
30 июля 1990 г. Я, оперуполномоченный 8 отдела
Управления «3» КГБ СССР (звание, фамилия, инициалы)
рассмотрев материалы дела оперативной проверки «Лесник» с окраской
«антисоветская пропаганда и агитация с высказываниями ревизии-
онистского характера» на Кедрова Константина Александровича…

нашел:
Указанные материалы утратили свою актуальность,
Исторической и оперативной ценности не представляют.

Постановил: уничтожить дело оперативной проверки «Лесник» арх. № 35867
в одном томе (том № 1)
подпись______________

Зам «Согласен» Начальник 1 отделения 8 отдела Управления «3»
КГБ СССР
подпись ________________

8
5/8-1106
2 07 90