Последняя фея, часть первая

Не все те, кто остался жив
И чей язык не слишком лжив,
Поведать могут без прикрас
О той,о ком пойдет рассказ.
Ей имя...Впрочем, как тут быть,
Боюсь склеротиком прослыть,
В вопросе прозвищ и имен
Я, право дело, не силен.
Но помню взгляд лукавых глаз,
Таких не сыщете у нас,
У наших дев, Господь простит,
Весьма однообразный вид:
Рост невысок, ум невелик,
Хулить их совесть не велит.
Но, посудите, кто вкусил
Раз царских явств, про хлеб забыл.
Пусть оплюют меня в ответ,
Ей равных не было и нет,
Ни в нашем, ни в каком краю,
О чем не знаю, не пою.
Не стоит злиться, злоба тут
Уже свершила черный суд.

Ей было столько, сколько мне,
Я помню дом их на холме,
Открытый тысяче ветрам,
Куда не дозволялось нам
Ни явно бегать, ни тайком
(Быть нужно, верно, простаком
Чтоб верить, доложу я вам,
Всем детским клятвам и словам).
И мы, потупив в землю взгляд,
Божились сотню раз подряд,
Чтоб за спасительную ложь
В сто первый выдранным быть тож.
Вы спросите, что было в нем,
Чем так пугал и холм и дом?
Там жил старик, угрюмый дед,
А с ним девчонка наших лет,
Как будто внучка, слух гулял,
Дед душу дьяволу продал.
(Иль деда дед?)Цепь их родства
Плелась из звеньев колдовства.
Сам дед был отроду хромой,
А дочь его - глухонемой,
Бродила тихо меж людей,
Где пособит принять детей,
Где боль незваную уймет,
Где от порчи избавит скот.
Ее, бывало, позовут,
А после, за нелегкий труд
Отнимут как от сердца грош
Да бросят в страхе...Хоть и все ж,
Могли бы и того не дать,
Да страшно ведьме отказать:
Блаженна ль, кажется такой,
Неймется все молве людской,
Привыкли мы других хулить,
На дело б ту направить прыть.

Болтают, дочка колдуна
Была собою недурна,
И многих вслед тянулся взгляд,
Кто приласкать ее был рад
Июльской ночкой на гумне,
Такой нашелся, мнится мне,
Что не из наших, эти б хай
Давно подняли на весь край.
Заезжий ль молодец какой
Прельстился, грешник немотой
И взял, что все боялись взять,
Кто знает, долго ли соврать...
Когда ж дитя забилось в ней
В один из тех июньских дней,
Что мы Бельтайном кличем все,
В одной сорочке, по росе,
Та в лес отправилась одна,
Чтоб не вернуться никогда
Уже живою. Кто хотел,
И здесь предвестье усмотрел,
Оно, конечно, из дурных,
Тут ум не выкажет иных...

Дитя родилось сиротой,
И доли б не было и той,
Коль б на его призывный крик
Под вечер не набрел лесник.
Тотчас смекнув, чья это кровь,
Задумался и, хмуря бровь,
Решал, дитя ль ему спасти
Иль род проклятый извести,
Идти ль с ребенком к колдуну
Иль бросить, как и мать,одну?
(Немая дочь произвела
Пред тем, как душу отдала).
Но человек есть человек,
Лишь мысль ужасную изрек,
Как тут же ужаснулся сам
Своим же собственным словам.
И как тут в ужас не прийти
От этих мыслей, уж в плоти
Явилась новая душа,
Черна ль она иль хороша,
Не нам решать, на то есть Бог,
Как говорят, покажет срок.
Младенчик был на диво гож,
То чудо редко, дети все ж
На свет рождаются не ах,
Как многим грезится в мечтах,
Когда орущей плоти ком
Из чрева в муках извлеком,
Еще не убран, не обмыт,
То больше неприглядный вид
Собой являет миру тот,
Кому продлять твой славный род.
А эта, прелесть, посмотри,
Ей жизни-то часа как три,
А уж мурлычет, ножкой бьет
И к свету вынести зовет.
Лесник в последний раз вздохнул,
Дитя в тряпицу завернул,
А мать валежником накрыл,
Чтоб зверь лесной не повредил.

Что было дальше: старика
Была ль утрата велика
От смерти дочери, как знать,
Чужого горя не понять.
О чем он думал там один,
Усталый после погребин,
В вечерних сумерках, впотьмах
С кричащим свертком на руках?
Утехой ли на старость лет,
Заменой той, кого уж нет,
Надеждой ли, пришедшей в дом
Или обузой и стыдом
Оставлен был несчастный плод,
Как ни крути, но всякий род
Ждет продолженья...Потому
Как безотрадно одному...