Сцена

Зал избранных –
вылизан
и причесан
под одну гребенку...
Вдруг на сцене,
под перекрестным огнем софитов –
герой без роли,
юноша
(ноша будущего),
застрял меж бездействием и бесцельем,
словно с луны упавший ребенок –
в белых гольфах над старыми роликами…

Зал ропщет сердито:
«Мальчик, уйдите!
Вы мешаете действию…»
«Последний девственник
в пионерских шортах!»
«Да как? Да откуда
это «чудо»?..
перья свои распушить посмело!»
(А где-то Отелло
вот-вот прозрение заполучит,
и выронит Дама камелии…
Антракт закончен,
и в прошлом – лучшее.
Пардон, Корнелий,
Шекспир, Овидий…)
«Он, наверное, видит что-то!»
«Или – совсем ничего не видит».
«А может быть, попросту всем мерещится?!»

Тщится,
по полу тащится,
горлом хлещет
чья-то ругань –
зеков достойная.
А мальчик бахромку шарфа
перебирает пальцами
(и мир заполняется звуками арфы).
И ничьи руки
не дотягиваются
до его престола.
И нет мочи
ощущать ускорение шара
игравшим то королей, то паяцев,
и хочется плакать – очень…

Вдруг он улыбнулся самозабвенно,
раскрыл цветастый дырявый зонтик
и растворился
в хитросплетениях люстры.
И все подумали одинаково:
«Да это же роза. Притом офигенная!»
Одни застыли дорожными знаками,
другие – вставили в барабаны пули,
третьи – расправили крылья с хрустом,
но так ничего и не сделали.
А потом решили,
что это такое искусство:
Чистый Гений.