Вишневый сок

Шторы плотно задернуты. В комнату не проникает поздневечерняя тьма, разрезанная безумными огнями фонарей. Из всех шести ламп в люстре, что висит под потолком в гостиной, горит только одна, поэтому здесь полутемно. Она сидит в кресле перед журнальным столиком. Комната наполнена различными шкафами и шкафчиками. На стенах висят фотографии давно умерших людей. Фотокарточки пока еще живых находятся в толстых фотоальбомах с золотым теснением. Фамильная драгоценность… Ее глаза апатично созерцают диван с индийскими коврами, дорогую японскую технику и все те же фотографии в рамках, висящие на стенах со всех сторон, кроме той, где расположилось зашторенное сейчас окно. Затем взгляд ее останавливается на журнальном столике. Она видит высокий и изящный бокал, стоящий на нем. В бокале этом вовсе не вино, не кровь, а всего лишь вишневый сок. Бокал почти полон и так соблазнителен, что она решительно протягивает к нему руку, поднимает его, подносит к нежным губам и делает первый глоток, хотя ей вовсе не хочется пить. Глоток этот довольно робок, несмотря на всю решительность жеста. Так дети, боясь быть замеченными, лишь надкусывают плитку шоколада, оставляя ее практически целой. С одной стороны здесь – страх быть наказанным, а с другой – страстное желание полакомиться до обеда. Но ей-то никто не мешает – в квартире она одна! Одна… Тот, про Кого она думала, как о любимом человеке, опять не пришел и не позвонил. Вот уже две недели он очень ловко избегает ее. И тут в пору плакать, а не пить вишневый сок! Но она делает второй, более жадный, глоток из изящного бокала. Потом она откидывается в кресле и ее длинные черные волосы рассыпаются шумными волнами по старому кресельному чехлу. Бокал вновь на столике, но ненадолго. Через мгновение она опять тянется к нему, при этом думая о Том, кого считала своим любимым, о Том, кто на поверку оказался малодушным предателем. Он уже не придет и не позвонит. Никогда не придет и не позвонит. Жестокий… Малодушие всегда жестоко. А она верила ему! Глупая… Слепая вера всегда глупа. Третий глоток. За ним через секунду следует четвертый. Нельзя идти против всех, но и прогибаться под всеми тоже не следует. Пятый глоток… Шестой… На дне еще немного сока. Но жизни впереди гораздо больше и в ней будет много тех, кого не только можно назвать «любимым», но еще и утвердиться в своей оценке. Седьмой – и последний – глоток. Прошедшее забудется. Бокал выскальзывает из тонких пальцев и разбивается. Ей не жалко осколков. Ведь в них – ее прошлое…

Москва, 21 апреля 2001 года.