Под знаком Сириуса. Из У. -Х. Одена

Да, собачьи деньки наступили для нас, Фортунатус!
 Даже вереск и то весь поник и заглох на корню.
А река, что с холмов полноводно сбегала когда-то
в ручеёк превратилась, сто раз иссякавший на дню.
Мы оборваный сброд, наш поручик - с небритою рожей,
но как лихо фуражка торчит на разбухшем мозгу!
Полковая пророчица где-то бухает похоже -
всё блажит не по- делу и гонит такую пургу!


Ты и сам - с ледяной головой и пожаром в желудке
так и скорчился в койке как будто собрался рожать.
Обещался поэмку , но так и не начал как будто -
пачки старых счетов у кровати на стуле и ша!
Ты страдаешь как все. И хрипишь из распухшей гортани -
вот бы весь этот мир провалился вдруг в тартарары,
или ветер поднялся от Духа Святаго порханья,
и всем нам, оборванцам вдруг двери острога открыл !


Всю минушую ночь ты шептал о лазоревом утре,
там боярышник цвел, там резные плывут корабли,
три Премудрых Марии стоят рулевыми на ютах
и резвятся дельфины , и море безбрежно вдали.
В завершенье картинки чудесные пушки палили,
и в сияющем воздухе плавал малиновый звон.
Три Прекрасных Марии на грешную землю сходили
в полыхании риз и в сверкании царских корон.


Нет , конечено ты прав, и надеяться надо и верить,
что дерьмо это станет сиющим светом , но вот
ведь из Библии ясно ,что плод ,где вселилися черви,
отделяя от прочих всё древо садовник трясёт!
Пусть надежда твоя поднимает твой дух , Фортунатус,
это очень пользительно, но на минутку прикинь,
что над городом спящим уже нависают громады
всё сметающих волн из свихнувшейся напрочь реки!


Каково тебе будет , коль треснут гранитные скалы
над пределами Ада и выползет к нам Сатана
весь в чешуйчатых латах - зубьё на зубьё бы попало!
Всюду воды кипят - выкипают мгновенно до дна.
Обожжённые нимфы летят из кипящих потоков.
Из распахнутых сводов, лишённых и солнца и звёзд
вдруг посмотрит в тебя Вседержителя Ярое Око
" Кто ты здесь, и зачем?" А найдёшь ли ответ на вопрос !


Но потом все как в праздник , и будут весёлые песни,
и под яблонькой станут счастливцы водить хоровод
Вдруг и нам пофартит, Фортунатус, мы тоже воскреснем
может каждый из нас не такой уж испорченный плод!
Но представлю - блюю : мы в венках их оливы с тобою
меж поющих бездельников , хлюпиков и мозгляков!
Мы вначале конечно споём, только скоро завоем
среди этих, не знавших солдатских собачьих деньков !






Under Sirius. W. H. Auden

Yes, these are the dog days, Fortunatus:
The heather lies limp and dead
On the mountain, the baltering torrent
Shrunk to a soodling thread;
Rusty the spears of the legion, unshaven its captain,
Vacant the scholar’s brain
Under his great hat,
Drug though She may, the Sybil utters
A gush of table-chat.

And you yourself with a head-cold and upset stomach,
Lying in bed till noon,
Your bills unpaid, your much advertised
Epic not yet begun,
Are a sufferer too. All day, you tell us, you wish
Some earthquake would astonish,
Or the wind of the Comforter’s wing
Unlock the prisons and translate
The slipshod gathering.

And last night, you say, you dreamed of that bright blue morning,
The hawthorn hedges in bloom,
When, serene in their ivory vessels,
The three wise Maries come,
Sossing through seamless waters, piloted in
By sea-horse and fluent dolphin:
Ah! how the cannons roar,
How jocular the bells as They
Indulge the peccant shore.

It is natural to hope and pious, of course, to believe
That all in the end shall be well,
But first of all, remember,
So the Sacred Books foretell,
The rotten fruit shall be shaken. Would your hope make sense
If today were that moment of silence,
Before it break and drown,
When the insurrected eagre hangs
Over the sleeping town?

How will you look and what will you do when the basalt
Tombs of the sorcerers shatter
And their guardian megalopods
Come after you pitter-patter?
How will you answer when from their qualming spring
The immortal nymphs fly shrieking,
And out of the open sky
The pantocratic riddle breaks -
‘Who are you and why?’

For when in a carol under the apple-trees
The reborn featly dance,
There will also, Fortunatus,
Be those who refused their chance,
Now pottering shades, querulous beside the salt-pits,
And mawkish in their wits,
To whom these dull dog-days
Between event seemed crowned with olive
And golden with self-praise.