Мудрость и любовь

(страсти по Булгакову)

В неприглядно-коммунальном темном крошечном подвале,
Наблюдая за ногами, проходящими куда-то,
Ощущая, как печально мясо режется трамваем,
Кто угодно мог внезапно ощутить себя Пилатом.
И в самом себе меняя зной пустыни палестинской
На сырой московский воздух, тот, что с дымом перемешан,
Увидать, понять и выбрать среди тысяч жен российских
То ли адское созданье, то ли лучшую из женщин.

А она, увидев всю грязь,
Захотела улететь в ночь.
И явился сил ночных князь
Для того чтобы ей помочь.
Притащив с собой своих док,
Старику раскрыв его бред,
Показал в своих делах прок
И причину всех людских бед.

А старик, на то и Мастер, отдавать свое – негоже,
Наплевал на все виденья, что покой его душили.
Но ему взамен на счастье путь спокойный был предложен –
Показать, как все там было и не лезть в дела чужие.
И еще советом дельным одарили напрощанье:
Не просить и не канючить, типа можно ли, нельзя ли,
А тем паче перед сильным и владеющим созданьем –
Сам отдаст все, что имеет, и попросит, чтобы взяли.

И старик ушел в свою жизнь,
Свою горечь унося прочь –
Ни к чему ему лететь ввысь,
Да и незачем любить ночь.
На шкафу, чернея, спит кот,
Наслаждаясь тем, что мир съел,
И, не целясь, души пьет влет,
Упиваясь пустотой тел.

В неприлично-ненормальном пыльном, маленьком подвале,
Окружив себя виденьем, неизбежностью и болью,
На мгновенья засыпая, старый Мастер доживает,
Только мудростью спасаясь и неистовой Любовью.
А она себе летает, тьму со светом перепутав,
Вместе с теми, кто сорвался и теперь неприкасаем.
Налетавшись, насмеявшись, возвращается под утро…
Есть тела у них, но души перерезаны трамваем.

К нам откуда-то течет свет,
Ночь лакает этот свет, ест.
Сотни, тысячи земных лет
Кто-то снова свой несет крест.
Где-то тихо так сидит кот,
Терпеливо ночь глядит он…
И в мурлыкании нет нот,
Слышен только лишь один стон.