В созвучье с жизнью

Канторский плач, слышу звуки кларнета.
Клезмер-скрипач разрывает мне сердце.
Хочется броситься вниз с парапета,
Чтобы открыть в этом мире все дверцы.

Куда б ни вели нас дороги пустынные,
Зачем же сворачивать в лес и болота?
Помни, мой друг, эти звуки старинные!
Вспомнив, не бойся ответить мне, кто ты.

Только сумев осознать эту истину,
Сможем решить мы проблемы насущные.
Чувства порой подавляются мыслями,
Горькими, острыми, едкими, скучными.

Счастье дрожит сквозь сознание сонное,
Требуя вслушаться в звуки кларнетные.
Снова себя ощущаем бездомными –
Блудными сынами, в песнях воспетыми.

Кто ж объяснит мне страдание вечное,
В мотивах волшебных сокрытое искренне?
Кто скажет слово священное, вещее,
В звуке которого спрятана истина?

Самопознание просит мелодии,
Фоном трагичным задорно играющей.
Так, как у Листа в «Венгерской рапсодии»,
Слезы сменяет мотив возбуждающий.

Жизнь наша радостна, что бы там ни было.
В музыке – счастье, подобное близости –
Близости с женщиной, нежно любимою,
Чувству, в котором не может быть низости.

Жизнь в тишине отвратительно липка,
Музыка с чувством танцует в дуэте.
Гнев свой я вижу в крикливости скрипки,
Счастье играет душа на кларнете.

В вихре оркестра, где все люди мира,
Каждый свои безнадежные роли –
Все мы играем на дьявольском пире,
В игре нашей видя спасенье от боли.

Скрипи же, скрипач, чтобы рвалась струна!
Дуй, кларнетист, пока можешь дышать!
Жизнь наша – вечно слепая весна,
Жить – нам дано, не дано – умирать!

21.04.2006