кого уже перевез через пруд

Возникла, запуталась, не сгодилась.
Спи один, добрый дом, я здесь мимо изба.
Я здесь ветка рябины, что, качаясь, скривилась,
но до дуба не доросла.

А на сходке, на вечном пиру – вороны
жирный клюв вытирают, плетень-платок.
Занимают места на ветвях, нет, тронах,
клюв жирнее – выше шесток.

Эти черные пятна как кляксы плача,
когда всем, что насильно в меня смогли –
запихали. Ты полный сосуд, иначе,
испарения от земли.

Год как будто карабкался с горным рвеньем
на смоковницу, за познанием той одной
истины, от которой тени
на все стороны, мой родной.

Только змей, как обычно, подставил ножку.
Или хвост, вам виднее, но ноги врозь.
Падать ей сверху вниз — подкошенной.
Быть, как водится – сорвалось.

Гой, первобытность, лесное счастье!
Уведите в чащобу мертвую.
За ветвями слепое прячется,
в дымку сплетаясь – блеклую.

Спорят желуди и каштаны,
кто приятней в боках, кто на елке женится.
Полют сорные травы шайтаны.
Но по дуплам и их метелица.

Чирикни, один, настоящий, рожный.
Рожденный, рождественский,
на меня похожий.
Но в мякине мало зерна,
все вытрясли.
Значит, нет в череде звена,
значит, из Леты не выгрести.

Курсив полужирный,
вставка того, кто набело.
Мир, редактируемый небожителем —
снегом.
Нынче всего два экзамена.

Хочется в гости под сень,
на юга, чтоб с лаврами.
И крутить карусель,
ходить в карнавал с литаврами.

А тебе между незримым скрипичным духом
спится пусть птичьим гагачьим пухом.
Кто не дожил, с того и не спросится.
Носится, напрягая жилы,
мальчик с санками носится.

кого-то уже перевез через пруд.