Целуй мои руки

ЗДРАВСТВУЙТЕ, ЕКАТЕРИНА! КАКИЕ ХОРОШИЕ, ЯРКИЕ, СЕРДЕЧНЫЕ СТИХИ, КАТЯ!
В ЭТИХ ГЛАВАХ АЛЕКСАНДР ПАХОМОВ И ЕГО ОЛЮШКА! ПАХОМОВА Я НЕ УСПЕЛ НАЙТИ, УМЕР В Г.СОЧИ, ОН ХУДОЖНИК ИЗ КОНЦЛАГЕРЯ "ЧЕРНАЯ СМЕРТЬ- ЦЕЙТХАЙН -304" ЛИЧНЫЙ ДРУГ МОЕГО УЧИТЕЛЯ ИСТОРИИ.
Гл. 22
Анна Филипповна Щуряткина серчала, что Авдеевич с Семенком вернулись без гостя из Москвы со строгостью, свойственной женщинам этих мест- молчаливо и долго. Зыркнет на Авдеевича, того в озноб. А если она у печи с ухватом суетилась, то Авдеевич, мимо проходивши, уши прогибал. Побаивался он свою старуху, может и к лучшему. Геройство в семье – лишние проблемы. Это если медведь – шатун, волк – одиночка или кабан – секач, но женщина, особо Вологодская, по страшнее гаубицы.
Старая русская интеллигенция, всюду истребленная, но сохранившая свою порасль: в устройстве жилища, в элементах одежды, в умении говорить, в правде поступков и трепетном отношении к истине пращуров; не отыскать здесь Иванов, не помнящих родства, и любой подросток расскажет, о чем думали его предки пять сот лет назад. Не зря истоки декабристов исходят из этих лесов, ягодных полян и цветочных заливных лугов.
Именно отсюда, из этой порушенной деревни начнет возрождаться высокая нравственность русских. И гордая Вологда, преклонив колено, с нижайшим поклоном встретит на своей главной площади с хлебом- солью Щуряткиных, Ершовых, Пенкиных. А Москва, поморщившись, признается, что была не права.
Это не проходящее- несла в себе Анна Филипповна, а сколько раз могла обронить, могло не хватить сил поднять из под хромовых сапог вечно пьяных воинов НКВД, аккуратно растаптывающих друг за другом: кадетов, этих чистых мальчиков, дворянство, казачество, офицерство и семью последнего Российского императора.
Какой же силы нужно иметь сердце! По капелькам собиралась веками кровь, чтобы в трудное время влиться в артерии и капилляры этой женщины. Но не ведает Анна Филипповна, а мы не скажем, что на расстоянии протянутой руки уже ждет своего часа время еще более страшное, когда до последней точки воплотится библейское: живые станут завидовать мертвым, и многие пожалеют, что появились на свет, а один парень прошедший афганскую войну, плен и унижение на Родине с горечью уронит, словно камень в омут: « Почему я не утонул?!» Потом начнется самая безобразная по мере цинизма чеченская война.
Но мы не скажем Анне Филипповне Щуряткиной, в девичестве –Вахрушевой, что не выдержала нарождающееся мракобесие и отравилась газом медсестра той, большой, войны поэтесса Юлия Друнина. Впереди у Анны Филипповны яркие дни возрождения её деревни, пусть порадуется, пусть – доживет.
Первый снег на лесных тропинках и пожнях, какой он ласковый, чистый, радужный. Как похрустывает под подшитыми Авдеичем валенками из овечьей шерсти. Прилетели коронованные дрозды и склевывают ягоды рябины, сколько их много этих красивых птиц. Нака, как рябину облепили, увидели Анну Филипповну и не улетели: своя она, бабушка Анна.
К изгороди подошел лосенок- подростыш и потерся о столбец и Филипповна вынесла ему корочку ржаного хлеба. Лосенок отщипывал по маленькому кусочку одними губами, опасаясь поранить ей ладонь. Лосенок глядел на Филипповну всей глубиной природной сути, какая передалась ему при рождении с молоком матери. Лосиха в это время стояла в ближайшем ельничке- чепурыге, не выдавая своего присутствия даже маленьким движением, только изредка вздрагивала, отряхивая с себя падающие снежинки, и взглядом поддерживала сына, мол, не бойся, здесь не обидят и поделятся последним. Сюда приходили её отец, дед и, может быть, прадед.
В то время сосны доставали до облаков, а ястребы не трогали снегирей и воробьев и укрывали своими большими крыльями от непогоды.
Сказки только для нас, нынешних. Далеко- далеко, за семью туманами, сказки были единственной правдой бытия, и что будет как-то по- другому, никто не помышлял. Выходит, каменный век сегодня, а всё лучшее и совершенное- уже было и сохранилось каким- то чудом в деревьях, траве, в животных и птицах, в дожде, а сейчас – в снеге,- какой он теплый, будто черемуховый, только ещё белее, ещё воздушнее.
Антип Авдеевич в большом сарае поправлял сани. Упряжь для Серка он изготовил нынче новую из припасенной сыромятины. Серко чуял свежесть зимы, фыркал и бил копытом, Антип Авдеевич подставил ему ведро с ячменем и погладил по гриве, она была чистой и шелковой и от прикосновения шелестела. Антип Авдеевич потерся о гриву лицом и испытал при этом наслаждение, сравнимое разве от прикосновения с ладонями внука и внучки, когда те садились к нему на колени и наперегонки обнимали за шею.
Как они там, в Вологде, тоскуют, небось? Но зима – уже почти начало весны, там и до лета подать рукой.
Рядом, чуть выше по берегу, чернел покрытый рубиройдом фундамент под пятистенку. Сманил- таки Авдеич Семенка с Марией Игнатьевной соседями в Лосиху. В Устье Еденьгской, конечно, веселее, да только суетно, и куда Еденьгской до Лосихи. Вот бы еще Федоровича уморочить, бросит ли он свой Ржев, но обещал. Гуря непременно переедет,- храм церковь без него не возвести, не отделать, не обжить, только лед на реке потолщает не вытащить Гурия из Лосихи, и его Лизавета не отстанет, таким , как он, чокнутым только такие жены и нужны. Другим женам лишь бы деньги да по гостям гулять. Со стороны не понять, кто из них у кого в советчиках. Его, Антипа Щуряткина, сын Петр тоже не в промахе, хорошо, когда так. Что до других, кто им мешает так жить?
Гл. 23.
Александр Федорович Пахомов проснулся. Когда солнце поднялось выше подоконника. Ольга Николаевна спала в кресле с книгой на коленях. На столике напротив стоял пустой пузырек из по валокордина ,- бедняга, всю ночь мня берегла. Он подхватил Ольгу Николаевну, легко и осторожно переложил на кровать, укрыл одеялом и сел в кресло. Пахомов любил глядеть, как спала его Олюшка.
Так глядят на редкий цветок, на далекую звезду или бегущую воду в ручье, почти неподвижную, но такую живую.
Рисовал он, за редким исключением, всегда в ночное время в мастерской в соседней комнате. Если чего- то не получалось, то Пахомов заходил в спальню и некоторое время стоял в проеме двери, боялся, вдруг нет его Олюшки.
Как назвать чувство, которое жило в нем, Пахомов не знает. А необходимо ли определение чудачества творческого человека?. Но та энергия, которая исходила от Ольги Николаевны, вливалась к нему в душу и прогоняла сон. Пахомов обретал таким образом особое состояние покоя, высвобождающее в нем, даже в последние годы, такие силы, которые, потом, фокусировались на кончике кисти.
Если такое состояние можно назвать – вдохновением, то это было оно, дающее в хорошие времена по картине за ночь. Их Пахомов закрывал в специально оборудованном шкафу и не просматривал неделю, иногда- три. Картины, он так считал, должны вырасти и обрести самостоятельность, как люди, которые после переходного возраста способны на поступок.
За годы человеческой и творческой жизни, Пахомов нашел именно этот метод самым результативным и никогда ему не изменял.
…Поправив одеяло на перевернувшейся на бок Ольге Николаевне, Пахомов прошел в мастерскую, помня, что вчера, сразу после приезда, пытался рисовать. Создатели СОПРОМАТА не предполагали, что их наука, несколько утрированная, найдет применение в живописи. Материал сопротивлялся, не желая жить в предложенных художником формах, но Пахомов понимал, торопиться необходимо,обратная точка отсчета в его жизни уже началась. Сколько ему осталось на земле дней, месяцев, лет покажет время,но уж точно не вечность. Необходимо успеть закрепить на полотне его, наверно последнее, ярчайшие впечатления Что потом? Да – ничего. Лишь бы успеть.
Ольга Николаевна, крепко выспавшись, заглянула в мастерскую и также, как Александр Федорович, встала в проем двери: она любила наблюдать, как он работает. Как истинный творческий человек, Пахомов был удивительно красив в эти мгновения, всякий раз новый, и всякий раз – родной.
Быть женой художника- стезя не из простых. Важнейшая черта в таких женщинах- уверенность, что без их присутствия чудо рождения шедевра просто бы не случилось. Но жить в таком состоянии полные сутки дано было, кроме Ольги Николаевны, только женам декабристов. Я уверен, что Маша Раевская увидела бы в Ольге Николаевне сестру по несчастью или по счастью- быть любимой и единственной.
Пахомов, почувсвовав на себе взгляд жены обернулся.
- Проснулась, Олюшка, умница ты моя! Пойдем чай пить, я только что заварил из листьев смородины и зверобоя. Помнишь, у Щуряткиных пили, в Лосихе?!
- Что- нибудь получается, Саша?
- Обязательно получится. Ты ведь- рядом.
С ОГРОМНОЙ БЛАГОДАРНОСТЬЮ ЗА УВЕРЕННОСТЬ, ЧТО ПОВЕСТЬ ВАМ НЕОБХОДИМА,
ОНА ЧАСТЬ МЕНЯ, В НЕЙ САМОЕ ЛУЧШЕЕ И СОКРОВЕННОЕ. ПИШИТЕ, ЕКАТЕРИНА!
АЛЕКСАНДР.
ГЛ 24

Александр Суршков   05.06.2008 17:41   •   Заявить о нарушении