Кто не верит в мои слова и дела

Кто не верит в мои слова и дела,
Тем я и посвящаю свой стих.
Я снова закусил удила.
Осторожно! За забором моих зубов мой злой кобель-язык.
Буду доволен, если той песней собачьей буду кому-то годен,
Может кто бросит в сторону колящие, рубящие и стреляющие предметы.

И даже тем, кто не очень, и чрезмерно моден,
Вдруг послушают и песью брань мою разберут на куплеты.

Ну что мне делать с собой?
Если я не рожден ни для эпикурейства и не для разврата.
А если когда-то бывал приглашён аристократической средой,
То любил тянуться чрез длинный стол за горошиной из салата.

Споры об условностях
Не благодарное дело,
А что было делать мне в разговорах о размытых плоскостях,
Если меня хорошо подвыпившего в них сильно задело.

А в простой моей среде мне совсем капут,
Там моего оракульства совсем не признают,
Как главное второстепенное там могут слушать,
Сентенции как таковы готовы все в зачатии мои разрушить.

А ведь могу я столько поучений дать,
В мученье выйдет то за мной писать.
Могу я прозорливцем быть в намеченных делах,
Полезен могу быть я даже в кабаках.
Когда забвейным ядом развезет меня и там я вскрою все болячки,
Высокую мораль начну читать я, вставши на корячки.

И все же я хотел:
Чтоб обо мне могли хотя бы то уже сказать,
Мол, любил с постели с опозданием вставать
И тем лишь мог он удивлять.
Он был посредственностью в школе,
Но тайно воспешал идти к высокой своей доле.

Не ужели за мой за злой язык,
Грезами теперь я среднестатистический мужик?
Да нет просто в дни наши испаганенные
Мечты мои осквернили, некоторые убили, а многие во мне остались раненные.

И в грезах я своих готов прильнуть и к неимущим,
но раньше не давал себе такие я заклятия.
Вот я по дороге осклизлой идущий
Временно смиренен во всем и собирательствую
К себе любые проклятия.