к. кедров Ангелическая по этика Учебное пособие Ак

http://video.mail.ru/mail/kedrov42/
http://konstantin-kedrov.ru/

Константин Кедров

Ангелическая по-этика


Генрих Сапгир

МетаМЕТАФОРА Константина Кедрова

Я бы сказал, что стихи Константина Кедрова – звёздная стихия, которая и породила самого поэта, и это в стиле и духе его поэтики. Поэт рождает стихи, но и стихи рождают поэта. Поэт открыт миру и космосу и хвалит Бога. «Восьмигласие Верфьлием» – цикл стихов, написанных на основе и на мотивы православных молитв, – магическая тёплая поэзия. Поэма «Астраль»:
Астралитет – таково моё кредо.
Верую, потому что астрально.
В этом ряду и драматург АСТРовский (Островский), и Лев АСТРой (Лев Толстой) – зеркало русской АСТРолюции (революции). Будто смотрит поэт в некую звёздную сферу, где отражается Россия и мы с нашей самоиронией.
Ещё одно слово приходит ко мне – метаметафора. Кедров – теоретик новой русской поэзии. В своё время поэт сочинил «Компьютер любви» – поток метаметафор:
Небо - это высота взгляда
Взгляд - это глубина неба...
И так далее, поток разливается всё шире и стремится обнять весь мир, поток становится всё глубже и стремится понять человека. Само стихотворение и есть метафора. Вот что такое метаметафора на уровне определения, по крайней мере.
Для меня Константин Кедров – поэт, который внёс в поэзию целый ряд новых художественных идей. Если постараться понять одним словом, одной метаметафорой, стихи его – настоящая литургия.


АНГЕЛИЧЕСКАЯ ПОЭТИКА – I

Дирижер тишины

Я – ДИРИЖЕР ТИШИНЫ
ОРКЕСТР – ЗВУКОВАЯ РАМА
НОТЫ – ЗАПРЕТНЫЕ ПЛОДЫ НА ДРЕВЕ ПОЗНАНИЯ
ВСЕ ИНСТРУМЕНТЫ – ВАРИАНТЫ СКРИПИЧНОГО КЛЮЧА

НОТНЫЙ СТАН – ЗВУКОВАЯ КЛЕТКА ДЛЯ ПТИЦ
ПТИЦЫ – УСКОЛЬЗАЮЩИЕ НОТЫ
СИМФОНИЯ – СТАЯ ПТИЦ
ОПЕРА – ГОТИКА ГОЛОСОВ

ПЯТЬ ГОРИЗОНТОВ – ЛИНИЯ НОТНОГО СТАНА
ПАРТИТУРА – ПАШНЯ, ЗАСЕЯННАЯ ПРОРОСШИМИ НОТАМИ
РОЯЛЬ – ПРОСТОР ТИШИНЫ
АРФА – СИЛОК ДЛЯ ЗВУКА

СКРИПКА – ДЕРЕВЯННЫЙ СКРИПИЧНЫЙ КЛЮЧ
СМЫЧОК – БРОДЯГА СТРУН
ПАЛЬЦЫ – БРОДЯГИ КЛАВИШ
КЛАВИШИ – ПРОВАЛЫ МОЛЧАНИЯ

СУДЬБА – МЕЛОДИЯ ЖИЗНИ
ДУША – ПРОСТРАНСТВО МЕЖДУ ДВУМЯ МЕМБРАНАМИ
БАРАБАН – ХРИСТИАНСКИЙ ИНСТРУМЕНТ:
УДАРЯТ В ПРАВУЮ ЩЕКУ – ПОДСТАВЛЯЕТ ЛЕВУЮ

ГОЛОС – СГУСТОК ВОЗДУШНОЙ ЛАСКИ
ПЕНИЕ – ЛАСКА ЗВУКОМ
СТРУНЫ – РАДУГА ЗВУКОВ
ЛИТАВРЫ – ЛЕТАЮЩИЕ МЕМБРАНЫ

КЛАССИКА – МУЗЫКА ЛЮДЕЙ ДЛЯ ЛЮДЕЙ
АВАНГАРД – МУЗЫКА АНГЕЛОВ ДЛЯ БОГОВ

ГАРМОНИЯ – ЛОГИКА ЗВУКА
НЕБО – ПАРТИТУРА ЗВЕЗД
ГАЛАКТИКИ – СКРИПИЧНЫЕ КЛЮЧИ
ЛУНА И СОЛНЦЕ – ЛИТАВРЫ СВЕТА

ЗЕМЛЯ – ОРКЕСТРОВАЯ ЯМА
ТИШИНА – ПАРТИТУРА, ЗАБИТАЯ НОТАМИ ДО ОТКАЗА
МЛЕЧНЫЙ ПУТЬ – ЛИНИЯ ЛАДОНИ
СУДЬБА – ЛАДОНЬ НЕБЕСНОГО ДИРИЖЕРА
НОЧНОЕ НЕБО – ПРИПОДНЯТАЯ КРЫШКА РОЯЛЯ

Мелодия для зурны

Увидев ее, хан воскликнул:
«О дюляра бикич!» – что значит
«прекрасная».

О Дюляра, о бикич!
Лара де бю и чек бюль
Полон тьмой тонколистной и зноем
резанул
закапала кровь
полон крови фонтан
весь высох.
Правоверные в мраморных чалмах
спят на кладбищах правоверных
хрястнул саблей –
Ал-лах! –
закапал фонтан кровавый
арабской вязью струясь.
О Дюляра!
А Дюляра!
У Дюляра!
Ы Дюляра!
АОУЫ Дюляра…

Душистый прах в садах
и праха колесо
в котором вертится воздушное лицо
там ворох лепестков
их имена похожи
на груди женские
наполненные негой
направленных сосцами на восток
наполненный дворцами
все это густо орошает кровью
безжалостный
но и не злой садовник
в садах уснули розы
как рыбы золотые спят в садках.

Бьют в ладони друг в друга сады
аплодирует семенем прах
и порхает
рыхл и тепл
Аллах.
И сказал:
– Разгневан Аллах
и прах Аллах превращает в прах
но милостию Аллаха
мы все из праха!
Птица Рух снесла яйцо голубое
и улетела
даже птица Рух
стала прах
и – порх.
Кто семя свое уронил
на каменное лоно
опавших роз лепестками
тот знает начало
только камни дети Аллаха.

Не плачьте жены Востока
личики ваши рисует зурна
над пепелищем дворца
Дай и ай и мне и ты
звени-звени
щебечет грудь
а в устах кровь густа
млеет лал-ла
клюет виноградную печень
розы о розы – звенит муэдзин
отрывая от капли каплю
содрогается
грудки сгрудил
восторг исторг
сладок Восток
колыхнулся
затих
рассыпал зурну
дай
и
ай
и
мне
и
ты
.
.
.

Бахчисарай 1979


Шахматный рояль
       
Отлегло уже от зубного
и навалилось глазное
шахматы знают белый ритм клавиш:
ход конем – ЛЯ
партия ферзя – ДО
белые начинают – СИ
черные заканчивают – РЕ
Можно сыграть шахматную партию на рояле:
«Концерт-турнир
черно-белых рыцарей ладьи и рояля!»
Вливается
вливается рояль
в ладью
и затихает ЛадьЯ
пролетая по скользким волнам
НЕгр
НЕистовствует в рояле
ОН
изгОНяет себя из ДОски
дабы ДОска была только
ЧЕРНОЙ
дабы клавиши были
БЕЛЫЕ
лебеди
имени Чайковского
и Вана Клиберна
ОН
склОНяется нАД ДОской
как Фишер(-Дискау)
над РЕбусом из 2-х букв
извлекает некий квадрат Малевича –
черный на белом
белый на черном –
и улетучивается
в шахматный ритм ДОски.

1983



Девятая симфония для Бонапарта

Колонны мертвых движутся равномерно
Впереди всех новый Наполеон
Он как все – равномерно мертвый
но не на поле он
а на поле не он

Послушно вошли в пятачок поля и легли рядами
драгуны с конскими хвостами
на них уланов настил
как младенцы рядами лежат в роддоме
кто сколько мог картечи в себя вместил

Где-то над ними в облаках конь выделывает коленца
скачет по облаку спиной на всаднике
В координату Минковского ушла колонна
намалеванная на заднике

Повторяя команду как молитву
Наполеон
в колонну вошел
и вышел в другую битву

Там бился с Гектором Агамемнон
Немирович с Данченко
Станиславский с Мейерхольдом
Залп – веер
Упал расстрелянный Мейер

Станиславский в треуголке покинул сцену
уводя полки всей системы
Надо хоронить всех в одном месте
тогда потомки будут знать
где кого искать

Раз-два-три-четыре-пять
я иду искать

Ищу генерала с оторванной головой без ног
ищу ногу без генерала
в овраге где гол и наг
Мейерхольд лежит с улыбкой дегенерата

Наполеон всегда помнил в лицах
как Бетховен помнил в агонии
партитуру Аустерлица –
полигон 9-й симфонии

Там в финале сгрудились кони
и ржали на всех наречиях
– Обнимитесь ми-и-и-лионы –
залп по коням картечью

Конская мишень стала кругом
дабы в десятку слиться
в самих себя и друг в друга
мясо – солнце Аустерлица

В сущности наплевать на политику
только музыка важна в гуле
Как сперматозоиды яйцеклетку
атакуют поле драгуны

Оплодотворенье = победе
Поражение – незачатие
В партитуре это пробелы
почему-то не пропечатанные

Обнимитесь – залп
Миллионы – снаряд
разорвался
крик стал молитвой
Каждый конь был нотой
но нотный ряд
был нарушен битвой

Армия нот атакует Жозефину
Луиза выходит замуж из боя
Армия окружает Луизу сзади
Жозефина отступает
уступая гобою

Овладев боем
Наполеон уходит в палатку
Здесь ждет его раскладной рояль
Он снимает саблю и треуголку
в тональности ля-бемоль
мажор
нисходя к минору
минор
восходя в мажор

Брату моему, королю Милана
Брату моему, королю Богемии…
Обнимитесь миллионы
королей без роду и племени

Бетховен открыл зеркальный рояль
Свет вникал в него
как в Титаник течь
В черных клавишах была ночь
Он не то играл не то смотрел

Наполеон смотрел в раскладной рояль
как в трюмо
Перед ним он брился
чистил зубы
засыпал
играя «баю»
Рояль, – говаривал Наполеон, –
необходимая вещь в бою

Его выдвигал на передовую генерал-маршал
рояль играл боевые марши

Во все стороны от него свет слад
в пространство зеркальных лат

Лучи скрестились – началась битва света
Наполеон зажмурился и упал с коня
А в небе Лондона вместо битвы
лучи показывали мираж-кино

В небе стоял зеркальный Наполеон
Зеркальные пушки палили из света в свет
Светлое воинство брало в небесный плен
всех кто в битве зеркал пересилил смерть

Залп
и луч летит мириады лет
огибая Медведицу и Кассиопею
так сплетаясь в клубок из небесных тел
образует зеркальное поле боя

Пока гнался Наполеон за Кутузовым
Кутузов ушел в леса
Пока гнался Кутузов за Наполеоном
Наполеон ушел в небеса

Там две армии напрасно ищут друг друга
натыкаясь на черные дыры

Скачет с пакетом всадник
Но пока он доскачет до поля битвы
поле зарастет васильками
и бересклетом
Наполеон в битве любил гамбиты
Бетховен переделывал их в квартеты

Говорят что струны пронизывают весь мир
говорят галактика наша один рояль
где глухой Бетховен или слепой Гомер
повторяют один и тот же ночной хорал

Слепота начинается там
где свет переходит в звук

Глухота начинается там
где звук переходит в свет

Жизнь кончается там
где смерть переходит в жизнь

Смерть кончается там
где жизнь переходит в смерть

Как театральный пожарный тушит пожар
пока от огня остается только железо
так на пожар Москвы приходит Пожарский
князь
с толпой чугунных головорезов

Театр военных действий давно опустел
200 лет всадники скачут в кругу светил
Минин чугунную длань над нами простер
и железный занавес опустил

Так Наполеон напрасно искал поле боя
бой от него уходил куда-то
Он и сейчас водит по небу за собою
облачных кавалеристов Мюрата

Потом поле боя искал Кутузов до ночи
но находил одни гати
Не хвались на рать идучи
а хвались идучи с рати

Меч Пожарского неотделим от чугунных ножен
тем и прекрасен этот чугунный меч
Так луч света бежит и догнать не может
от него уходящий луч

1994


Паровоз тел

Не ищи свое тело
в пространстве других
неизведанных тел
Если взыграет огненный плотник
и сколотит из пламени табуретку
или стул из огненной плоти
тут тебе и Крест и Табу
Табу и Крест

Присоединяя себя к пазам
ты втыкаем во все пазы
как сустав подвижен
потому так приятен
к пазам позыв
Чем ближе пазы
тем позыв ниже
Я только поршень
Ты только паровоз
Бесконечное тело уходит вдаль
как смычок в перспективу
Фа Диез – струны рельс
играемых вдоль
Я только поршень
Я только поршень – поршень
в паровозе лет тел
летел

1994


Сонет-нет

Первая строка – Атака
Вторая строка – Наступление
Третья строка – Победа
но можно и поражение

Атака Наступление
Победа Поражение
Победа Поражение
Атака Отступление

Девятая строка – Музыка
Десятая строка – Пауза
Одиннадцатая – Му-
Ка
Двенадцатая строка – Муза

Мука – Муза
Пауза – музыка

Пауза – Муза
Музыка – Мука

1997


Дзэн-наездница

Ямбообразная Дзэн-наездница
Октавия
я умоляю тебя
будь на октаву выше
голоса
голос –
это изнанка пороха
выворачивание
взрыв
поделил
друг на друга
поровну
пол–полумертвых
пол–полуживых
Господи
это молитва пороха
2 Х 2 = 3
Дзэн-наездница
Внутри голоса
Вну–три–три
Внутри три
3 внутри

1994

Колокольный напев

Отупев
от
си-
ре-
невых утр-
ат
утро
вст-
ре-
тил
колокольный паяц

о-
ко-
ло
лиц
пляс
оком
вле-
комый
коло-
кольный
напев
и
высь

об-
на-
жа-
я
нож
бала-
гана
нага-
я
дрожь

лики
нимбы

бел
паяц
тре-
пе-
щет

а
Колом-
бина
хо-
хо-
чет
ха
ха
ах
ах
паяц
выпускает
птиц

1978

Т О Н Н ОТ

Иероглиф Бога

возможно
что Бог
в середине Китая
летает витая
витает летая

1993


* * *
Моему дому
Твоему знаку
Огненному столпу
творения
Голосом
не знающим боли
Отгородиться
и плакать
горько
Медленно
полыхая
ах я
уже
в хоре
Но не тебе
и не мне
по кругу
каждому
свой вскрик
и невеста
Обворожительно
Окрыленно
Преображенно
Нежно

1994

Аэроэра

Все что пережито – не пережито
Мы предопределены
но не предрешены
Эра аэродромов
уходит в прошлое
Наступает эра
аэро-
тишины

1994

* * *
Твое сердце
и мое сердце
любят друг друга
как сон и ночь
Твое сердце
и мое сердце
любят друг друга
как снег и дочь
дочь летит в середине снега
снег образует свидетелей
из стекла
Я из снега
и ты из снега
каждый из снега
в себе стена

1995

Улетающая птица
только приближает пространство
Как пять пальцев прячутся в гамму
догоняя одной нотой
другую ноту
Скажешь ДО
оно уже СОЛЬ
Скажешь СОЛЬ
оно уже ДО

ДО встречи

1994

Плиний

Пленяя Плиния
сладким пленом
она дала ему пару птиц
которые
содрогаясь
взял в руки Плиний

Плиний не подозревал
как это возможно
сжимая птиц
он пел
историю
неистово
исторгая
оргии
здравого смысла
на коих помешан Рим

Здравый смысл
тем более отвергаем
чем более очевиден
чем боль ее очевидней

Он взял щит и меч
и ощетинился
копьями во все стороны

Так вы полагаете что Боги?..
Как я уже доказал
боги равнобедренны
и прямоугольны…

Плиний отпустил одну птицу
И охладил ладонь
Но далее
Речь была нечленораздельная
– Рим должен отпустить птиц…–

1990

Миледи

В сломанном рояле дрожит мелодия
Эхо от любого прикосновения
Жаль что д’Артаньян не вкусил Миледи
до начала шеи усекновения

Все просек топор кроме этой тайны
Я ее просек сквозь сюжет казенный
Эшафот Миледи был только спальней
Д’Артаньян конечно же спал с казненной

До свидания Фрейд и Дюма-отец
Некогда мне думать о ваших планах
Поезд переполненный стаей птиц
Небо в поездах и аэропланах
       
1990

Дуэль нот

В вагоне который давно на запад
увез последнюю стаю птиц
я уже давно погрузился в завтра
в царствие без времени и границ

Традиционно как петля на шее
в мине как в рифме сахар и динамит
как повешенный звук на кончике нот
звенит уходя в зенит

Пляска повешенного дает мелодию и тонирует
когда сыплются головы сыгранных ДО
скрипичный ключ надежно гильотинирует
все семь нот от ДО и до ДО

Нота РЕ застряла в бедре
ДО и ДО скрестились как шпаги
ФА улетело и СИ не стало
вылетело с последним вздохом ЛЯ

Теперь пусть сражаются без меня
в вышине
эти летные звуки

1989

Крестная сила

Как на кресте распятый иудей
разводит горизонт прибитыми руками
так я плывущий в небе и воде
раздвинул небо вместе с облаками

Потом раздвинув Восток и Запад
раскрыла бабочка два крыла
потом раздвинул Вчера и Завтра
и оказалось завтра вчера

В небе синем и море синем
в теле сильном и слабом Бог
с нами Господи крестная сила
раздвигаемых рук и ног

1993

Камертон

Камертон взволновавший море –
я извлек свое ЛЯ из скал
ЛЯ ласкало скалы
и летело тело
в море РЕ
РЕ редуцировалось пере-
летая
тая и
тая
РЕ говорило тело
ЛЯ в разъяренный звук
лья

Накал страстей достигает выси
я пьянею от страсти
а ты от мысли

В любви все до единого новички
если утонули в зрачках зрачки

Здесь любое знание заблужденье
даже наслажденье – не наслажденье

1994


Один

На одной чаше весь мир и Бог
На другой чаше лишь я один
А во мне плюс-минус тройка богов
Адонис-Адонай-Один

Единица – вздор
единица – вздор
но Один всегда один
в середине гор в глубине озер
Адонай и Один един

Чаша изливает себя до дна
Я один Адонис и ты одна

Ничего не весит предвечный Бог
оставаясь только собой
Стрелка на весах – нулевой итог
Я и Бог – итог нулевой

1993

Камень вер

Краеугольный камень всех вер
кроме Архитектора никому не нужен
так в глубинах зуба таится нерв
и болит когда он разрушен

1993

Кальвин

Он то к виселице подходит
то костер поправит туфлей
Кальвин истину не находит
ни на небе ни под золой
Кальвин думает:
– Справедливость, –
и в гортанную грусть нуля
он проходит
как в арку голубь
оставаясь внутри себя

1994

За взор

В бесконечности есть
зазор из розы
раз-
верз-
ающий
другие миры

Я – МИ
МИ –
мо РЕ
РЕю
от
ДО
до
ДО
где все ноты
Сливаются в одну
СОЛЬ
где все слезы
сливаются в одну
соль
где
все РЕки
сливаются в одно
РЕ
где
уМИрают
МИры
из МИ
и ДОносится
ДО
до
МИ
из мемб-
раны
СИнего
СИ

1994

Диалог губ

В солнце столько слез
сколько в слезах солнц
Все во мне переполнено твоим летом
Так начинается словесная битва губ
Губы говорят
«ЛЮБ-
лю
ГУБЫ»
«ЛЮБ-
лю
ГУБЫ»
отвечают губы
Растерзай меня своими крыльями
Отдай голосу дыханье
дыханью голос

1994

* * *
Можно сто раз повторять слово «однажды»
но однажды оно тебя повторит
Когда ниспадают с двух тел одежды
тело вспыхивает как сухой спирт

Как спириты
вращая блюдце
возвращаются к одной цели
так два тела в одно сольются
оставаясь в собственном теле

1993


Памяти моей мамы – актрисы
Надежды Владимировны
Челищевой-Юматовой-Кедровой

МАМА
МАМА
МАМА
Я

ЯМА
ЯМА
ЯМА-
МА

ЯМА
ЯМА
Я МА-
МА

МАМА
МАМА
МА-
МА
Я

1991

Миредо

Я – МИ
МИ –
мо РЕ
РЕю
от
ДО
до
ДО


1994



РЕ – МИР

Ре-мир,
или РЕ-МИ-р,
или Ре-миссия,
или Ре-мессия,
или Стихия СИ

Под колоннами Ми Милана
под колоннами ЛЯ Ля Скала
где Миланский собор
боролся с самим собой
мимо Рима катится голова
апостола Павла
катится и поет:
ла-ла-ла

На месте отсечения
источник под Римом
источник на месте отсечения
и еще в другом месте
где остановилась голова
остановилась когда катилась
остановилась и заговорила
– Ла-ла

Ис-
конные
Скульп-
туры
Скульп-
кони
Скульп-
короли
Скульп-
ферзи
Скульп-
Пешки

Флоренция и Рим
как шахматная доска
где каждый переулок – ход конем
и всегда в тупик
Конь Аврелия умен как Аврелий
Конь Медичи свирепей всадника
Медный всадник в Петербурге
свирепее своего коня

Белые монахи ДО – МИ – никанцы
поют ДО и МИ
МИ и ДО
от–
да–
ются
звуку
двое на двое
друг против друга
как мяч в угол летит рулада
по диагонали к другой руладе
умножая друг друга
руладой на два

Монах ДО:
Кирие Элейсон

Монах ФА:
МИ-зе-РЕ-РЕ
ДО – МИ –нус

Монах МИ:
ДО – МИ –нус
МИ-зе-РЕ-РЕ

Монах РЕ:
Ки – РЕ-е Элейсон

В галерее Уффицы взорвалась бомба
Копченая Венера Аполлон в саже
В комнате 4-х стихий
Верхний ярус воздуха – ФА
Второй ярус воды – ДО
Третий ярус огня – ЛЯ
Четвертый ярус земли – МИ

Фа – синий купол
ДО – торец из ракушек
Красные стены – ЛЯ
Мраморный пол – МИ

После взрыва земля
не поет МИ но поет ЛЯ

воздух не поет ФА
но поет ЛЯ

Но вода не говорит Да
не поет ДО
Лишь огонь говорит: Огонь! –
Из огня доносится ЛЯ

Аполлон агонизирует в незримом пламени ЛЯ

А потом вода сказала ДА
Вышла из берегов
И только храм на вершине горы
был один посреди воды
Вода наводнила храмы
целуя фрески Джотто и Боттичелли

так в храм Всех Богов в Риме
сквозь отверстие в куполе
вошла стихия воды
вошла и вышла в мраморный водосток в середине храма
в стихию земли
и Зем-
ЛЯ
поглотила воду
как Древний Рим
оставив в воздухе одни колонны
белые клавиши –
колонны Тиверия
а между ними пролет
из воздушных клавиш Христа

Христос никогда не был в Риме
где в то вРЕмя правил Тиверий
правил и правил не подозревая
что началась эпоха Христа
Христу было не ДО Тиверия
Тиверию было не ДО Христа

Первый раз в Риме
я бродил у собора Святого Павла
где здесь туалет?
Свернул направо вдоль анфилады
Страж с алебардой
похожий на валета
отсалютовал и сказал
– Прего –
самое распространенное слово в Риме
пРЕго –
и я вошел
но не в туалет а в алтарь
в кругу почетных гостей
почти столкнулся с маленьким папой

Шел в туалет а попал в алтарь
А в России бывало наоборот
Зайдешь в старинный собор
и ст-РЕ-МИ-тельно выйдешь
Мерзость запустения в святом месте

Кроме стихии
ВОЗДУХА – ВОДЫ – ЗЕМЛИ – ОГНЯ
есть в России пятая –
стихия ДЕРЬМА
В 1917 пятая стихия вышла из бе-РЕ-гов
затопила Рос-СИ-ю на 71 год
а потом в 25-ом прорвало канализацию
пятая стихия разлилась по Красной площади
затопила Мавзолей
И тогда промолвил тихо
патриарх Тихон:
– По мощам и елей –
лей

Папа Павел –
славянин в Риме
римлянин в славянине
Апостол Павел –
евРЕй в РиМИ
как Рим в евРЕе
Я покидаю линию РЕ и МИ
Я возвращаюсь в РосСИю
где нота СИ
И ничего нет римского в этой сини
если бы в Петербург построенный РосСИ
не приезжал РосСИни
И ничего нет нового в этой вони
если бы кРЕмль не строил Алоиз Новый
И не узнали бы черти чертоги рая
если бы римлянин не строил Бахчисарая

Словно срывают парик и смывают грим
я возвращаюсь из Вечного Рима
в Невечный Рим
а за холмами маячит четвертый
пятый
шестой
восьмой
и
девятый Рим

1994

ТЕАТР ТЕНЕЙ

Поэма ниши


Я складываю карту
в колоду игральных карт
Африка – бубны
Азия – крести
Перетасованные многократно
страны
остаются
на том же месте


Я однажды видел:
кариатиду
унесли
оставив карниза ношу
Может только здесь
а может и всюду
где я был
осталась пустая ниша
Может я человек
но скорей карниз
и стена пустующая отвесно
когда кто-то уходит навеки «из»
остается пустое место
Так слепой при утрате поводыря
полон странных смешанных чувств
Так при выходе крестного хода из алтаря
алтарь остается пуст


Я однажды примерил клобук монаший
а потом снимал его выше-выше
Так когда вынимают мощи из ниши
святой становится ниша


В содроганье тунгусских недр
до сих пор угасает болид
так в замерзшем мамонте один нерв
все еще болит и болит


Пустота постигается как утрата
потому пустота болит
Виноградник вымершего Урарту
слаще яблока Евы и губ Лилит


В многомерных сотах
откуда выкачан мед
обязательно затерялся шмель
После нас на земле остается медь
или глина древних шумер
Этот шмель поет оставшимся там
где закончилось бытие
или Дон Жуан припавший к устам
донны Анны
и пьет ее


Или город Пальмира во время оно
в сирийской пустыне мертвых
где раструбчатые колонны
стоят как пустые соты


В том театре я выходил на сцену
декламировал каменному Колизею
аплодировали тенями тени
музе каменного музея


И когда я выходил из амфитеатра
под каменную сень тени
уходя в пустующий Тартар
моя тень простиралась к сцене
от Эсхила до Еврипида
уходя в кулисы теней
в край Орфея и Эвридики
в лабиринт где блуждал Тезей


Я заметил не стало темней на сцене
от избытка других теней
Если тень становится тенью
тень не делается темней


Я заметил когда я вышел
что театр уже не пустеет
вместо нас остаются ниши
пустоты
Пустота густеет


Опускайся на дно колодца
и зачерпни коллодий
Как колодезный журавль
выделывает коленца
так карты скачут в колоде
Колоннады жуткого света
упираются в Рим незримо
обладающий правом вето
умирает уже без грима


Не как актер в середине сцены
а как гример теряющий тени



Мемб(рана)


На главной клавише западая
я уже коснулся нежного дна
где немеющий звук
от меня уходит в тебя
любя
где тела трепещут
в двойном аккорде
где звук отслаивается от слова
как горячий смычок от струн
Тронь трэнь трынь трень
Трепет трения вдоль стана стона
В небе моего голоса
ты летаешь
отдаляешься приближаясь
приближаешься отдаляясь
Я потерял себя
в глубинах ЛЯ
Так звук становится молчанием
в себе самом
Мембрана не звучит
а лишь дрожит
Озноб ее мы называем звуком
Я весь из раны
внутри мембраны


1994



Евл – лев


Внутри Колизея
лев
терзает христианина
на дне
нуля


Лев и христианин
не видят друг друга
лев – от ярости
христианин – от страха


Лев
распростер
передние лапы
крестообразно
стал
звериным распятием
христианина


Два живых креста
внутри нулевой арены


Лев
замер
роспятый
изнутри


И когда умер Лев
взревел Колизей


Нуль распался
Зрители растеклись по Риму


Два раба сняли
шкуру с льва


ЛЕВ
вывернутый наизнанку
стал
ЕВЛ


РИМ
вывернутый наизнанку
стал
МИР


1992


Саломея

Возьми мою голову Саломея
Вот уже перевернулось небо
в отрубленной голове
Я сказал
– Саломея
зачем мне
моя голова
разве только в твоих руках –
Саломея несет мою голову
мимо света
Вижу я
за горизонтом
тонет оса и мысль
Нет ничего воздушнее
чем Саломея
пляшущая в последнем пламени
отсеченного поцелуя

1995



Пилигрим

Из династии темных туземцев
к нам пришел золотой пилигрим
с ним пришли золотые младенцы
разминая ручонками грим


Говорят колокольные ноги
пилигрим-пилигрим-пилигрим
Так идет пилигрим по дороге
по дороге идет пилигрим


Повторяют усталые ноги
И вбирается в елочный шар
Пилигрим что идет по дороге
Т зеркально растянутый шаг


Злые дети терзают пространство
кружит пес посредине двора
и становится страшно и странно
и немного страшней чем вчера


Пилигрим пилигрим
Саваоф – Элогим
Элогим – Саваоф
Снег снегов
Смерть – любовь


1984

Теневая радуга


Тень от тени легла на тень
оттеняя подобье тени
Я взошел на теневой мост
по ступеням тени
Тень прогибалась
Вот она – лестница Иакова
радуга из теней
Эту радугу
глаз едва различает
Здесь легкость – прикосновение
пустота – единственная опора
Здесь ходьба от полета неотличима
упасть то же самое что взлететь
В переходном спектре между тенями
я увидел линию горизонта
между двумя громами
Оглушенный
я вошел в гром
Ослепленный
вышел из грома
Розы из грозы
и сады из грома
висели посреди звука


Горы состояли из ЛЯ
РЕ было небом
ДО – единственная опора
Я сел на СИ
Я был МИ
Выдохнул ФА
Тут я увидел душу
Она оказалась ЛЯ


Я рассыпал ноты
гора стала тенью
душа горою
мосты из шепота
города из вздоха
только ад оказался всхлипом
извне незаметным
Тогда загромыхало молчание
Я увидел Ангела
Он был
– Ах –


В это время Магомет
выронил кувшин
и оттуда вылилась тишина


1989



Второисайя


Театр
военных действий
подчиняется законам галактики
где любое
поле боя
вписывается в эклиптику
эклиптика – в поле боя


Может быть
прав был все же
Тейяр де Шарден
говоря о слиянии
точки Омега и точки Альфа
Наполеон стал Кутузов
Кутузов – Наполеон
Группа Альфа
оказалась совсем не Альфой
а Омегой
семидесяти трех лет
нескончаемого доноса
где в чугунные буквы донос отлит
от Навуходоносора
до на-ухо-доноса


Горе городу
который изверг
праведника из города
где изваян
чугунный изверг
где глядят чугунные морды
где отчетливей Отче наш
и всегда у всех на виду:
Кто отлил их из чугуна
тот чугунным будет в аду


1991

Алла Кессельман

Метаметафора – новое онтологическое пространство
Опыт чтения метаметафорического текста


Возникнув по библейскому варианту в первый момент творения вместе со Светом, язык унаследовал основное его свойство: называя, порождать отражения, другими словами – проявлять мир, отражаясь от него.
Из этого можно заключить, что зеркальность является первичным, имманентным свойством языка, свойством его природы; в этом случае отражение возникает раньше зеркала, либо неотделимо от него. Языку, как зеркальной системе, присущи и все структуры зеркальности: анаграмма, палиндром, симметрия, инверсии, парности, образные миражи и т. д., среди которых рифма – не что иное как внутренний надрез языка, в котором видно, как микроструктуры слов отражаются в себе и друг в друге.
Не оставляет сомнений, что тотальная рифма является проявлением тотальной зеркальности языка (т.к. первое Слово было целиком зазеркалено).
Естественное следствие этого – анаграммное строение священных текстов, еще не потерявших голографической цельности первоначального Слова., Глазам Бога текст предстает в образе сферы или шара, центр которых везде, а радиус бесконечен (трансцендентальные модели текста в сферах Н. Кузанского и Т. де Шардена). Структура голографического целого восстанавливается по его осколкам. В том, что Божественный акт творения является осуществленным актом отражения в зеркальном мире, мы убедимся, обратившись к библейскому описанию сотворения женщины. В качестве инструмента – материала Бог использует Адамово ребро. Зеркально восстанавливая это слово, мы увидим, что его ближайшей (материнской) анаграммной надстройкой является слово серебро – тайная, амальгамная поверхность зеркала. В тексте это тщательно вуалируется многократным повторением слов «глиняный», «земляной» – материал, из которого создан сам Адам (Кадмон). Таким образом, проведя несложный «спектральный» анализ, мы видим, что женщина отделилась от мужчины, отразившись от него.
Несколько другой точки зрения на проблему зеркальности придерживается Е. Кацюба – поэт-метаметафорист, археолог языка, высвобождающий его палиндромическую природу-руду.
В тексте Зола Креза – исследовательской экспедиции в оптическую систему языка, Е. Кацюба выдвигает следующую теорию происхождения Зеркала: «... Отсюда главный вопрос: когда в мире появилось зеркало, то есть отражение? И ответ: когда Бог создал человека, то есть зрение. Сам Бог не нуждался в зрении чтобы видеть. Он также обладал и отражением, но был с ним неразделен. Следовательно, первый акт творения – это разделение Творца и его Отражения». Вселенная здесь начинается только с момента появления в ней Человека.
Метаметафора всегда имеет дело с преображенной реальностью, которую сама и преображает. При этом возникает множество новых структур и связей, требующих от читателя нового сознания, новой, преображенной души. Метаметафорический текст требует нового типа чтения.
Ниже мы предлагаем один из возможных вариантов чтения книги «Метаметафора».


Евангелие от звезды


I.


Если эту книгу освободить от корешка, лестница страниц приведет вас на небо.
Лестница – это форма воздушного текста и транспорт воздуха: ее извилистый хребет – единственная у людей мера измерения волнистого пространства.
Лестницы всегда хроматичны и, в основном, октавны. Изгибаясь в октавных суставах, клавиатурное тело лестницы закручивает себя вверх. Порез воздуха от этого движения начинает светиться.
В виде такой пылающей лестницы увидел во сне Иаков амфитеатр небес (амфитеатр Млечного Пути, с Земли видимый сбоку).
Остыв, лестницы остаются каменными книгами пространства. Но под сеткой текста, на огромной глубине, в них все еще плавится звездное вещество, и чем ближе оно к поверхности, тем священнее озаренный им текст.
Память о звездном происхождении зашифрована в тексте Библии:
«Библия – это вечное созвездие светил, горящее над нами в небесах, в то время как мы движемся, в мире житейском, созерцая их все в неизменном, но и в новом положении для нас» (о. С. Булгаков).
В каждой книге сковано желание распрямиться, став лестницей от земли к небу – алфавитом. Его вторая проекция горит в кольце Зодиака.
В книге «Метаметафора» алфавит расслоен в 3-х физических и в бесконечном множестве метафизических пространств. Текст этой книги – о бессмертии самого Текста. Рукописи не горят, они переходят в свет.


II. Озаренное время


Возможно «звездной» родословной текста объясняется его структурное сходство с библейским.
Кроме того, книга написана на языке Поэзии, обладающем каноничностью и неподвижностью священного. Язык метаметафорический священен в языке поэзии: слово поэтическое объемно, слово метаметафорическое – пространственно, и в этом приближается к Божественному.
В начале было Слово: в храме языка поэт-первосвященник.
«Ангелическая поэтика» начинается с перечисления родов («родословной в обратной перспективе»), восходящей к Иисусу Христу.
Сквозь текст Бытия проступает текст Воскресения. Родословная здесь – лестница ангелического времени, идущего вспять, к моменту, когда Воскресение предшествовало Творению. Расшифровывается это так: прежде сотворения человечества была сотворена его световая голограмма:
Человек Сотворенный непрозрачен, Воскрешающий же – зеркален. Он меняется с небом звездной кожей и, сливается с ним в единое пространство. Человек наполняется небом, а время пустеет.
Хронос сына ест, а сын пуст...
Пустота времени, наполненная небом, называется вечностью. Озаренное время внутри человека – рай.


III. Мельница зеркал


Стихи – линзы текста.
Кедров вышивает прозой по стихотворной канве и вращает текст, как глобус, на оси стиха.
В первой главе эта ось – шахматы и зеркала.
Гамма шахмат умножается на гамму зеркал, получая недостающее «или». Человек расширяет себе пространство между белой и черной шахматными клетками, выгнув их. Выгибая плоскость нашего времени до окружности сферы, К. Кедров смещает фокус, и воскресение (выворачивание) оказывается посреди жизни.
Вот два рукава спирали, на которые закручивается текст:
1.
Шахматы
мистерия Свадьба
Поединок Гамлета и Лаэрта
Цикл суток (творения)
Поле родового герба
Морской прибой
Шахматный рояль
На черном озере белый лебедь

2.
(Шахматы в «Бесконечной»)
Зеркала
Дека – эхо (зеркало) звука
Небо – зеркало взгляда
Зеркальная могила Офелии,
Эльсинор
Палиндромная поэзия или Верфьлием
Зеркальный паровоз
Конь окон


IV. Язык – твердь и язык – воздух


Метаметафора – умножение вселенной на себя бесконечное число раз.
Вселенная в языке Кедрова - огромный шевелящийся глагол, времена которого даны вертикально, аккордово и спрессованы во время – точку в «Верфьлиеме». Верфьлием – край земли языка, обрыв в невесомость, в язык – воздух. Здесь нет притяжения – спряжения частей речи. Все лица сливаются в одно лицо нуля. Ноль времени, сущности, тверди и переход через ноль: зеркало-минус-метаметафора.


V. О дирижировании


Космическая партитура пишется во время игры. Сутки – ее космические такты.
Бабочка – пульт космического дирижера. Как тоненькой пленочкой жизни по краям бездны, книга окружена узорами дирижерского жеста, «рисующего» контуры всего, что должно звучать. Пульт и дирижер неразрывно связаны единым световым кровообращением. Нити, которые тянет вверх дирижер («Дирижер бабочки») – суть настройка лучей. В небесной игре сияние равно звуку, тьма – тишине. Переливаясь тьмой – сиянием, дирижер управляет пучками лучей, разматывая их из себя. Это космический аналог интерактивного исполнения, только комбинации лучей – созвездий творятся движеньями глаз.
На витражах-крыльях два иероглифа.
Они симметричны, но
Библия бабочки читается слева направо:
иероглиф правого крыла – иероглиф левого крыла – Сотворение Вселенной - Музицирующий Бог.


VI. Космический гладиолус



Метафора – дирижерская палочка поэта. Кедров дирижирует Млечным Путем перед капеллой звезд, левой держа галактику, как валторну. Валторна выворачивается из мундштука в раструб; в момент их соприкосновения из галактического цветка распускается другой, также выворачивающийся и так, пока космический гладиолус из мундштуков-раструбов не разрастется во всю бесконечность.
(Звуковая модель этого процесса – Симфония ор.21 А. Веберна. Точками выворачивания зеркальной веберновской серии являются звуки тритона а - es (ля-ми-бемоль). У К. Кедрова зеркальное пространство выворачивается через звуки тритона h f (си-фа) в тембре флейты. В системе интервалов тритон-вход-зазор, через который звукоряд выворачивается в другое пространство).
«Мундштук» и «раструб» вселенского цветка – не что иное, как выгнуто-вогнутое пространство (сфера Римана-Лобачевского).
По сути, гладиолус – инверсия самого себя (самый чистый вариант инверсии) или зеркало, отражающее свое нутро.
Принципу танца линз подчиняется и устройство телескопа – инструмента для чтения звездных партитур.
Выворачивание – дыхание Вселенной.
Она дышит, выворачиваясь из микро- в макромир, соответствующие вдоху и выдоху. Конструктор Космоса Велимир Хлебников, слушавший сердцебиенье других миров, заметил в ее дыхании еще и орбитальность: «Привыкший везде на земле искать небо, я и во вдохе заметил солнце, месяц и землю. В ней малые вдохи как земля кружились кругом большого».


VII.


При движении со скоростью света звук остается позади, и дальнейшее движение продолжается по ту сторону звука.
Приближаясь к световой скорости, текст теряет вес, а масса смысла увеличивается, высвобождая его из капсулы записи. Текст тишины не может быть записан, т.к. не уместится на листе нашего сознания. Тяготение смысла внутри текста настолько велико, что из него не может вырваться даже мысль, поэтому мы воспринимаем его как Отсутствующий.
Другими словами, Отсутствующим для нас становится текст, мчащийся со скоростью света. Все физические тексты – только комментарии, окаймляющие текст тишины.
На зеркальной поверхности слуха плывет белый лебедь звука на черном зеркале тишины, а в отражении – черный лебедь безмолвия на белом озере звука (поэма «Бесконечная»).
Эти реальности параллельны, и никогда не сольются:
Это просто мамонты прокричали
Но ведь их все равно никогда
не услышат люди.
(Страна Голубой Печали)
В тембровой гамме тел Гамлета тишина связана с клавишами, а звучащая мелодия – с тембром флейты.
Но в зеркальном пространстве того света она также беззвучна.
В этом беззвучии становится слышимой речь Ангелов.


VIII. Astrum contra astrus
(звездный контрапункт)


Нидерландский полифонический контрапункт строгого письма представляет собой рисунок ночного неба, перенесенный на нотный стан. Латинское слово contrapunctus из (точка против точки) расшифровывается как «противостояние звезд».
Соединились две вещи, перед которыми благоговел Кант: звездное небо над головой и контрапункт – моральный закон музыки.
Контрапункт обладает пространственностью; Кейдж, точно перерисовав карту звездного неба на нотную бумагу, сделал небо плоским.
Млечный Путь в северном полушарии начинается со звезды Гамма в созвездии Парусов. Вот куда приводит Лестница астральных тел Гамлета, выходящая из тела флейты.
12-тоновая серийная система начинается с Великой Серии Зодиака. Цикл из 12 знаков космической серии повторяются через год (октаву времени). Каждое явление музыки имеет своего двойника в небе. Из небесной проекции родилась стереофоническая – пространственная серия, в которой звуки, как звезды, расположены не на плоскости, а как бы внутри сферы – один позади другого.
Звезды, связанные в аккорд Млечного Пути, образуют вертикальный вариант серии.
Равенство всех серийных сегментов во времени возникает в момент летнего и зимнего солнцестояния: 12 х 12.
Согласно Евангелию от Фомы, в сферическом пространстве неба низ как верх и верх как низ, правое как левое и левое как правое. С Земли же можно прочесть каждый раз только в одном направлении. Так возникают четыре способа чтения звездной серии: слева направо в прямом движении; справа налево – в ракоходе; сверху вниз или снизу вверх – в инверсии; снизу вверх (сверху вниз) в движении справа налево – в ракоходе инверсии,
12 знаков серии, умноженные на 4 способа их прочтения, дают 48 вариантов серии.
Если серия зеркальна, т.е. симметрична, то 48 поверхностей из отражений образуют бесконечную сходящуюся – расходящуюся сферу Тейяра де Шардена: Отражения отражаются сами в себе и тем самым оптически отодвигают окружность до бесконечности вдаль. В каждом звуке – центре свернута 12-ступенная гамма-Зодиак-окружность – вот что такое додекафония по Кедрову!


IX. Мистерия текста


Культ воскресения повторяется в мистерии компьютера. Умирает в компьютере и из принтера восстает Озирис-текст.
Перекодирование – переход в другую реальность, осуществляемый буквально; расчленение на символы-цифры и восстановление из плоти букв и крови тока – вот этапы мистериального действа.
Если смотреть сверху, буквенный текст книги кажется кладбищем угасших звезд. Его вкус горек, но «вкусивший эту горечь не почувствует горечи смерти», просто – через тысячу лет (или один день) – заметит, что из чаши пьет уже не чай, а звездный свет («Звездный чай»).
В заключении разговора о «евангельской» части текста книги кажется необходимым привести следующие доказательства Бытия Божия по К.Кедрову:
7 доказательств существования Бога К. Кедрова:
1.
Бог существует, потому что существует Поэзия
2.
В воздухе скомкан Бог
3.
Из неразжатых уст
вылетает слово
оно прозрачно
и оловянно
как гиперсфера
поглощенная псевдосферой
оно пульсирует
и напоминает Агни
4.
Господи, пошли мне твой чай из звезд
с лимонной долькой луны
Я сказал чаю:
– Чаю воскресения мертвых.
– И жизни будущего века –
отвечал чай.
– Аминь.
5.
Чижик-пыжик, где ты был?
Чижик-пыжик, где ты?
– Был.
6.
Свет – это голос тишины
Тишина – это голос света
Бог – это прикосновение боли
Боль – это прикосновение бога
7.
Бог есть субстанция с бесконечным множеством атрибутов
Бог есть субстанция с бесконечным множеством
Бог есть субстанция с бесконечным
Бог есть субстанция
Бог есть
Бог
Еще одной глубокой космологической аналогией метаметафоры стала система многомерных пространств в западноевропейской математике конца XIX начала XX века. Наряду со Словом, число есть великая предначальная сущность Бытия. То, что не может выразить язык каждым отдельным своим понятием – чувство бесконечного – число утверждает своим существованием. Бесконечность – высшая форма абстрактного, не имеющая земной формы. Не случайно античная философия в сияющие высшие сферы поместила небосвод Предвечных Чисел. Число, возникая в конце всякого органического бытия и энергии, не связанное чувственно с жизнью или смертью, является высшим бесконечным законом Вселенной. Оно царствует над всем материально-энергетическим космосом, подверженным преобразованиям, изменяет и перетасовывает синтаксис Вселенной, не нарушая при этом порядка целого. Могучее внутреннее родство Слова и Числа появляется в анаграмматическом свойстве языка (в принципе зеркальности), ключ к нему – в строении слова – термина, обозначающего процесс возведения плоскостного 2-х мерного пространства в эн-мерное – бесконечное.
В структуре слова Логарифм открывается главный голографический принцип строения Вселенной как зеркально заРИФМованного пространства посредством ЛОГОСа (слова- отношения). Этот единый голографический код в космологии К. Кедрова получил название метакод.
Первым шагом к метаметафоре стала замена трехмерности – а3 на эн-мерный пространственный континуум. Число «вывернулось» из своего земного значения – величины в космическое число – отношение. Млечный Путь стал функцией на кватернионах векторальной бесконечной системы координат (одна из величественных фресок распятия, начертанного в звездном пространстве).
Сакральные качества числа – покой, вечность, неуничтожимость, способность не отражения, а выражения любой неумопостигаемой сущности приближают его к божественной субстанции.
Не случайно все божественные атрибуты античных, восточных магических и христианского культов (весы, незрячесть,открывающая все визуальное, одновременность действий – операций и множественность мысли, связаны с числом и являются его свойствами.
Невыразимый символ, по своей красоте равный непроизносимому священному имени и его совершенное выражение – знак Бога – бесконечность в степени n.

АНГЕЛИЧЕСКАЯ ПОЭТИКА – II

Вкус и аромат звезд я ощущал с детства. Сладкий, горчащий Сириус, красно-синий, кислинка Кассиопеи и парфюмерная волна от Б.Медведицы. Мама звала меня звездочетом, но одновременно я был дирижером. Услышав любую музыку из черной настенной тарелки я тотчас же начинал дирижировать. Я не различал мелодию – дирижировал каким-то шумом и грохотом.
Хор звезд для меня не абстрактное понятие, а вполне слышимое звучание. Оно давно превратилось в мои стихи. Если бы я дирижировал музыкой своего стиха, то давно бы превратился в сторукого Шиву. Тысячеустое и тысячеглазое небо целовало меня своим светом и ласкало ресницами звезд. Неправда, что Рай невидим – поднимите глаза к небу – он перед вами. Фламмарион утверждал, что если бы звездное небо было видно лишь в одном месте земли, туда стекались бы миллионы паломников.
Но еще большего поклонения достойно небо невидимое, открытое Альбертом Эйнштейном. Как бы не был ужасен XX-й век, он открыл и сделал достоянием науки потусторонний мир космоса. Мчаться со скоростью света, значит видеть мир глазами Ангелов. Ангелическое светозрение великого Альберта – это современная живопись и метаметафора в поэзии. Никакая церковь не открыла мне столько, сколько увидели Лобачевский и Эйнштейн. К сожалению физики и математики говорят о Рае языком ада. Перевести на райский язык Эйнштейна впервые попытался Павел Флоренский в книге «Мнимости в геометрии».
Однако ни в одной книге я не нашел того бесконечного интимного вовнутрения всего мироздания, которое мне свойственно от рождения. «Между поэтом и музой есть солнечный тяж», – сказал Алексей Парщиков. Тяж между собой и вселенной, а еще вернее между собой-вселенной это сладкое втягивание себя в иные миры и еще более сладкое втягивание в себя всех миров. И не отдельной чакрой, а всем внутренним и внешним, правильнее внутренне-внешним своим существом.
Мой мир не делится на внешний и внутренний, на космос и тело, на дух и материю. Материя духовна, а дух телесен. Жизнь переполнена присутствием смерти, а смерть бурлит жизнью. Мужчины и женщины единотелые существа, разделенные только внешне. Также чисто внешне разъединены мы со звездным небом.
«Звезды – мои кишочки», – сказал мне мой крестник Андрюша Врадий, когда ему было 6 лет. В 7 лет он уже намертво об этом забыл. Моя звездная память простирается к моменту рождения, когда сладкий тяж повлек меня сквозь стягивающее пространство в нынешний мир. И был момент когда между внутренним – материнским и внешним моим миром, не было грани. Видимо это был один мир до разрезания пуповины. Травма от этого перереза была настолько велика, что я упорно не хотел жить пока мудрая женщина-врач не поднесла к моему рту ложку стерляжьей ухи.
Каким образом удалось раздобыть стерлядь в Рыбинске 42-го года под нескончаемыми бомбежками, это большая тайна. Позднее я узнал, что в рыбинских лесах в 18 веке один
из моих предков Челищевых основал обитель Розенкрейцеров и он же был командующий всей артиллерией. Кроме того, в год моего рождения, 42-й, в Рыбинске скончался девяностолетний дешифровальщик звезд Николай Морозов. Видимо ко мне подключилась его душа, и я стал на всю жизнь «звездочетом». Поразительно, что Морозов видел в Библии только планеты и звезды и совсем не замечал созвездий. Подобно исследователю сказок Афанасьеву он частенько описания созвездий принимал за форму облаков. Эта слепота на созвездия была весьма характерна для так называемой солярной – солнечной школы.
В 70-х годах я слушал в храме на Большой Ордынке в церкви Всех скорбящих Радости проповедь архиепископа Киприана. Праздновался день Казанской Богоматери. «Икона чудотворная ныне утрачена или хранится тайно где-то в Америке. Но взгляните на звездное небо и вот Она перед Вами». Василий Великий утверждал, что неправы те, кто утверждает будто бы лик Христа скрыт от людей до второго пришествия.
Солнце разве не лик Спасителя? В другом месте он говорит, что солнце – это сердце Иисусово. Очертания созвездия Кассиопеи отчетливо просматривается в Образе Одигитрии, простирающей в благословении свои длани и в образе Богоматери, простирающей над нами честный Омофор Млечного пути.
Только слепец не различит созвездие Ориона в начертании облика широкоплечего Озириса.
В то же время раздираемые на части Озирис и Дионис – это Луна, распадающаяся на фазы, и одновременно, это погребаемое на Западе и восходящее на Востоке солнце. «Ты еси солнце, солнце зашедшее иногда» – поется в воспоминаниях о Страстях Христовых. О раздирании на части Озириса и Диониса напоминает эпизод с раздиранием на части одежд
Иисуса. «Разделиша ризы моя и об одежде моей мятоша жребий». Бесшовный хитон Христа – это еще и все звездное небо над головой. Оно же звездный покров Изиды. «Одеянный светом яко ризою, наг на суде стояша». Но небо не только ризы Христовы оно и кожа вселенского человека Адама Кадмона.
На руке каждого человека четко отпечатано созвездие Кассиопеи и пересекающий ее Млечный путь.
Вдыхайте ладан бездонен он
Вдох - и ты в глубине окна
Так однажды взглянув в ладонь
Я увидел всадника и коня


Всадник взметнул копье судьбы
Линия жизни ушла в зенит
Линия сердца ушла в меня
Линия счастья еще летит


Как копье девственницы над Орлеаном
Как копье римлянина на голгофе
Так мой взор пронзило железо Жанны
Острием сияющих голографий


Вижу Жанну желание входит в латы
В игрища звездных игр
Взмах – копье в боевом полете
Взлет – зенит вонзился в надир


Если бы я жил в пустоте как Бог
Я бы наполнил ее собой
Но Бог без одежды наг
Одежда его собор


Минуя Прованс и Реймс
Улетело Жанны копье
В сияющий рейс
Так лорд Байрон покинув Англию
Плыл в Элладу как древний грек
Человек человеку – Ангел
Ангел Ангелу – человек


Род Челищевых ведет начало от Вильгельма Люнебургского. Он участвовал в крестовых походах. В 15 веке из сирийского города Эдесса крестоносцы привезли Туринскую плащаницу. В те же времена, когда в Турине появилась чудесная плащаница, мой предок Бренко прибыл в Московию и стал оруженосцем Дмитрия Донского. На Куликовом поле он был разрублен в доспехах князя в чело. Рок Челищевых.
Портрет мальчика Челищева работы Кипренского – вылитая копия сестры моей бабушки Варвары Федоровны Зарудной. Ее брат – мой двоюродный дедушка эмигрировал с узелочком красок с армией Деникина. В 1919 ему было 18 лет. В Париже и в Берлине он сошелся с группой Дягилева, оформлял «Орфея» Стравинского. Стравинский вспоминает о Павле Челищеве как о мистике и астрологе. Моя бабушка умерла от тифа тоже в роковом 1919. По личному приказу Ленина всю семью в течение 24-х часов выселили из имения в Дубровке Калужской губернии. Мой прадед Федор Сергеевич Челищев умер в год моего рождения в Лозовой, в 1942 году. Если бы он прожил еще шесть лет, он смог бы получить весточку от своего сына Павла из США.
Однажды Павла Челищева спросили: «Почему вы сделали у ангела крылья на груди ? Где вы таких видели?» – «А вы часто видите Ангелов?» – спросил он в ответ.
В 1947 году он пришел в своих работах к мистической перспективе, где смешаны передний и задний план. Он был уверен, что так видят Ангелы.
Из писем Павла Челищева к моей двоюродной бабушке Варваре Федоровне Зарудной-Челищевой.
Муж Варвары Федоровны Алексей Зарудный занимался теорией относительности Эйнштейна и сгинул в ссылке в годы коллективизации. Варвара Федоровна преподавала литературу в кремлевской школе. Ее сестра Мария Федоровна сидела в концлагере, а из США приходили письма от брата.

20 августа 1947 г.

...Меня мало понимают и здесь и в Европе. Я ушел далеко от обыкновенного человеческого понимания и смысла жизни и отношения человека в смысле вселенной – поэтому я чувствую себя довольно одиноким.
Много читаю, думаю – вся моя жизнь в работе – в живописи – я как бы мост между наукой и искусством – это бывает очень редко и вот на мою долю упала эта участь! Это единственное чем я смогу принести пользу человечеству. Но счастье я приношу людям
как и раньше – просто творятся чудеса! Люди простые вдруг превращаются в людей замечательных! Я думаю добрая воля – это великая вещь на свете! Читаю сейчас «Аврору» Сведенборга по-французски – это удивительная книга 16-17 века – он был простой сапожник, которому вдруг стали понятны наитайные и непонятные секреты вселенной. Это очень вдохновенные книги – и очень поэтично написаны – но трудно понять – так что с одной стороны Пифагор, а с другой бесконечные книги анатомические. По правде сказать уже с 1930 года или позднее мое настроение уже невеселое. Очевидно Париж меня наполнил грустью. Я думаю жизнь учит нас не улыбаться и не смеяться, но как прекрасно дойти до такого возвышенного состояния как индусские или древнеперсидские китайские мудрые люди – которые на все смотрели с одинаковой любовью и пониманием – не признавая ни низкого, ни великого в жизни, а видя в ней лишь признаки временного состояния и стремясь всей душой к объединению с вселенной!

12 мая 1948 г.

Почему-то бесконечная сутолока и у всякого желания только личные все только эгоистическое и личное и от этого очень устаешь «душой» так как все желания людей очень низкие, мелкие и не важные – «порядка насекомых», самое большее! Я и мысли мои так далеки от всего этого – так как они должны быть точными и по отношениям правильными, ибо, когда мысли идут – от формы и содержания объема – то это совсем иное депо чем поверхность. Леонардо кот. в 15 веке так много сделал для развития идеи о перспективе – наверное бы понял меня – его тоже не понимали и смеялись над ним – говоря – зачем писать то, чего не видишь не лучше ли писать хорошо то, что видишь! а кто же оказался прав 500 пет мы сидим в перспективе плоскостной – а теперь я интересуюсь – перспективой внутренней. Проекцией в нас высшего – так как человек все воспринимает только через себя. Стремиться покорить вселенную бесполезно – прежде всего надо понять самого себя.
При прозрачном объеме нашей головы перспектива не плоскостная, а сферическая – а об ней никто не думал за последние 500 лет! Так что брат твой наверное будет иметь чудное прозвище безумца.


В 1958 году я увидел и почувствовал себя в пространстве Лобачевского. Все поверхности мира вывернулись внутрь, в том числе и поверхность моего тела. Оказался не только внутри вселенной, но и со всех сторон НАД.
Я вышел к себе
ЧЕРЕЗ-НАВСТРЕЧУ-ОТ
И ушел ПОД
воздвигая НАД
Два дня я переделывал школьный учебник по геометрии, теоремы и аксиомы Евклида, годные для идеальных прямых плоскостей, в изогнутый седловиной мир Лобачевского. В мастерской художницы Галины Мальцевой я увидел вогнутое внутрь зеркало от прожектора. Оно вбирало в себя всю комнату и возвращало зрению, обратно отражаемое, сферическое пространство.
Подойдя к нему, можно было указательным пальцем соприкоснуться со своим отражением не на поверхности зеркала, а в воздухе. Так у Микеланджело на фреске «Сотворение Адама» Бог протягивает указательный палец навстречу своему творимому подобию, а Подобие соприкасается указательным пальцем с пальцем Творца.
Никогда не думал, что выворачивание может быть зримым. Вогнуто-выгнутое зеркальное пространство, где каждый предмет охватывает собою мир и одновременно пребывает
внутри него – вот что такое МЕТАМЕТАФОРА.
Я бы никогда не заинтересовался этой высокой геометрией, если бы она не отражала мир так, как я его чувствую. Люди воспринимают звездное небо и всю вселенную, как внутреннюю поверхность елочного шара, внутри которого они пребывают. Я же охватываю этот шар изнутртри-снаружи. Лобачевский назвал свою геометрию «Воображаемая». Правильнее считать воображаемой геометрию Евклида. Младенец внутри материнской утробы пребывает в теплой псевдосфере Лобачевского. В момент рождения отрицательная внутренняя кривизна становится положительной – внешней, а затем несколько мгновений пока не перережут пуповину он находится внутри-снаружи. Если верить Фрейду и Грофу, то я слишком хорошо запомнил этот момент, только теперь утробой стала Вселенная. Мое космическое рождение совершилось 30 августа 1958 года в полночь в Измайловском парке и запечатлелось в стихотворении «Страна голубой печали».
Просто есть Страна Голубой Печали
Я молчу я любимая больше не буду
Это просто мамонты прокричали
но ведь их все равно никогда не услышат люди
Два года спустя в поэме «Бесконечная» я вернулся к этому ощущению:
Где голубой укрылся папоротник
и в пору рек века остановились
мы были встречей ящериц на камне


ИЛИ
Бить или не бить – расхожая шутка. Для меня в этом высказывании самое главное «ИЛИ». В 1983 году я прочел сначала Нине Искренко, а потом Андрею Вознесенскому и Леше
Парщикову текст с таким заголовком.
Я готов от мысли быть
Далее чем не быть
или
Быть не быть
не быть или
Потому приказываю повелеваю
Потому торжественно заявляю
Не та гора
что стоит наверху горы
А та гора
Что стоит
посреди горы
Всколыхнуло БЫТЬ гору
Молнией полоснуло ИЛИ
Гамлет – первое новое слово в культуре после моления о Чаше в Гефсиманском саду. Иисус молит Себя-Отца: «Да минует меня Чаша сия», и он же сам принимает решение ее испить. Это Выбор. Это свобода.
У Софокла, Эсхила и Эврипида все решают за человека боги. Здесь не жребий, а личный выбор решает все. «Познайте истину – истина сделает вас свободными. Вы куплены дорогой ценой – не делайтесь рабами человеков».
Если бы Иисус, будучи Отцом и Сыном одновременно, разрешил себе отказ от распятия, он бы утратил себя, перестал быть собой. Спустя 1600 лет, Гамлет уже не должен и не
может выбрать. Он и есть «или». Гамлет выбравший «быть» – это Дон-Кихот. Гамлет, выбравший «не быть», – это Будда. Гамлет – Христос полтора тысячелетия спустя и до наших дней.
«Или» – пространство свободы, где размешается человек. Между «есть Бог» и «нет Бога» целая бесконечность и в этой бесконечности душа человека. Это утверждал Чехов.

РАЗГОВОР ЧЕРЕПА ЙОРИКА
С ЧЕРЕПОМ ГАМЛЕТА


Бедный Гамлет .
я держал тебя на руках
ты играл со мной и смеялся
Но куда денутся эти губы'
после поединка
еще недавно шептавшие
Быть или не быть


Могильщик роющий могилу буквой «М»
Выбрасывает прах наружу буквой «Г»
ГМ-ГМ-ГМ
ГАМЛЕТ
Глина -ил -глина
ил-ил-ил
или
Переделкинский Фауст

– Неужели Пастернаку уже 108, а ведь совсем недавно было 100 – эта фраза прозвучала на дне рождения Пастернака в Переделкине. Меня привез туда Андрей Вознесенский. За столом на веранде стали вспоминать, у кого кто был учителем. У Пастернака Рильке и все-таки Маяковский. У Андрея Пастернак. «А у Кости только Бог и море учеников», сказал Вознесенский.
Это был вечер Великого Посвящения. Я просто физически ощущал присутствие Бориса Леонидовича, хотя при жизни его не разу не видел. Фотокопия в человеческий рост о чем-то говорила но не в ней было дело. «Его лицо светилось и мерцало как в старых кинолентах. Фотография этого не передает», – сказал Андрей. Но после его слов фотография тоже передавала. Борис Леонидович совершил нечто немыслимое. То, что не удалось даже Фаусту. «Привлечь к себе любовь пространства...» Он ушел а пространство осталось. Более того, оно заселено и заполнено живым присутствием равного ему по силе поэта, Переделкино есть и останется лишь в той мере, в какой есть и будут Вознесенский и Пастернак.
Дело тут, конечно, не в ученичестве. В поэзии не бывает ни учеников, ни учителей. Просто есть особые стадии посвящения где учеником может быть учитель, а учителем ученик. При жизни все мы ученики. Как трогательно Юлиан Тувим обращается к Богу с просьбой оставить его навсегда второгодником в жизненной школе. «В мире есть только три вещи: Бог, Поэзия и ты», – сказал мне недавно Андрей. Я считаю, что это стихотворение. И оно должно быть сохранено. На самом деле есть только Бог и Поэзия, а между ними любой счастливчик в миг вдохновения. Андрей произнес эту фразу во время своей болдинской весны 1997 года, когда ему удалось впервые в русской поэзии превратить поэтическую строку из отрезка в бесконечную ленту Мебиуса. Он шел к этому давно через кругометы галактик. Наконец-то русский стих вырвался из прямолинейного мира Евклида в мир изогнутых полусфер Лобачевского.
НА деревьях висит ТАЙ...
БОже отпусти на НЕ
Время перестало тупо, как бык в упряжке, двигаться от начала к концу строки, ударяясь о рифму лбом. Начало и конец строки – будущее и прошлое сливаются в ТАЙНУ и НЕБО.
Пастернак неокантианец – Фауст в преклонные годы который все время что-то роет своей лопатой и видит смерть-землемершу. Вознесенский Фауст в юности и зрелости шепчущий тайные заклинания и чертящий магические фигуры:
Остановись мгновенье, ты прекрасно.
Нет продолжайся – не остановись.
Разве это не ностальгия по настоящему? Футуристам с их культом будущего и прошлякам, которых еще Гете назвал задопровидцами. Вечность – это здесь и сейчас всегда Трудно понять вечность. «Почему же трудно. Вчера было, сегодня есть, всегда будет», – восклицает Наташа, влюбленная в Андрея.

Ангелическое стихосложение

Гениальная заумь футуристов так и не увенчалась новой системой стихосложения. Они шарахались от верлибра к белому стиху, от рубленой прозы к силлаботонике. Только Маяковскому удалось соединить силлаботонику с церковно-литургическим восьмигласием. Восемь гласов открыла во сне сама Богородица Роману Сладкопевцу.
Два гласа на слух знают и слышат все. Это жизнь и смерть. Жизнь – глас третий. Смерть – глас восьмой.

Глас третий

Христос воскресе из мертвых
Смертию смерть поправ
И сущим во гробех
Жизнь даровав

Глас восьмой


Вечная память
Вечная память
Вечная память


Поэзия Державина и Маяковского – глас третий. Некрасов-Бродский-Пушкин-Ахматова – в основном заунывный восьмой. Между ними оттенки остальных шести гласов. Их воспринимали певчие без всяких нот по нехитрой песенке, где каждая строка-глас
1 – Грядет чернец из монастыря
2 – Встречу ему другий чернец
3 – Сядем, брате, побеседуем
4 – Откуда, брате, грядеши?
5 – Из Константина града
6 – Жива ли, брате, мати моя?
7 – А мати твоя давно умерла
8 – Увы-увы мне мати моя

По смыслу строк любой легко определит интонацию. Каждый глас имеет и разговорный произносимый и певческий поющийся вариант. Вот посередке между ними и живет поэтическая строка. Она произносится, но поется. Поется, но произносится. Когда одновременно поется и произносится, но молча, значит читается про себя.
А где же рифма? А всюду. Зарифмован не финал строки, а весь текст. Вот, например, тотальная рифма на слово свет: свет – весть. Так в 1978 году я написал свое «До-потоп-Ноя Ев-ангел-и-я»:
Озирис
Озарись
Мета
Атом
Немо
Омен
Лун
Нуль
Воз
Зов
Чертог
Горечь
Снедь
Г-ной Ноя-
Иов-
овн-
нов-
Зов-
Ет
ПРО-ЛОГ-ос-
гол-ос
Стикс стих
скит тих
скат-скот
тоска Ионы во чреве
червленом
кит
тик-
так
червь верченый
во чреве червленом
скит
червя время-
чрево
чертог
горечь
речь
Рек киту Иона
во время оно
тон нот
хрип-стон
Христос
Хри-
100-
с
СЕТ
Мера мора – море
мера моря – мор
Ора орел – ореол
голубизны оратай
звуком вспахал небеса
слово засеял
пророс овес
сено лошадь ест
ржет до небес
рожая рожи из ржи
Месяц плуг закинул
за синь где несть
Кто ты Сет?
Сеть
Я – судия небесный
мера мертвых
весы сева
весь-
небесная высь
грады и веси
То ты еси
ТОТ
Мета-атом
Атон
ноты пел в тон
нот нет
тенет нет
теней нет
тонет
Эхнатон
в Лете теней-тенет
Смерть мертва
атома немота
Тот стал
Этот
Сотворение
Р-Езус-макака
Ев-харистия
Р-Езус-фактор
крови Христовой
и человечней
Сыновья умирают в отцах
Горе имеем в сердцах
Евхаристия
Евы храм Иштар
Храм Ищтар - шатер
Ева-Аштарот
Роя ветра шар
Рев ее отар
Истошно
Иштар
в ухо орет
Аштарот
Услыши
Уши
Иешу
Стара Астарта
истерла лоно
оно ль стало
лун нуль
Озириса озарение
Чичен-Ица
О сын отца озарение
О сын отца озверение
О сын отца искупление
О сын отца оскопление
О сын отца исцеление
О сын отца ослепление
О Сын Отца
Отец Сына
О синь оса
О сень сини
Крест как крест
Хруст как хруст
Хронос сына ест
А сын пуст
К.К. 1978
Разумеется, анаграммный стих не должен и не может быть тотальным. Иначе поэзия превратилась бы в бездушную математику, хотя у математики есть душа. Анаграмма как Царствие небесное, которое Христос сравнивает с дрожжами в хлебе. Она везде и негде – душа стиха, дрожжи хлеба

Следующим прорывом стало для меня ангелическое восьмигласие «Верфьлием». Надо было полностью раскрепостить подсознание, выйти за пределы обыденной грамматики в ангелическое пространство метаметафоры.

Глас первый

Отцветает от тебя день
им постигаемое «да» говорить
нем оттуда
твоему подобию ошибаться
влечением в тебя
нет не лети полным кругом
пока кольцо округляется в высоту


Глас пятый


Всему тихо их постепенно
замирания ловит любит
я можно нежно продолжая
даже из-под невозможного
цвета «все же»
выше им
таково ожидание
дабы прояснилось неотвратимое


Глас восьмой


Наставление предпоследнего это есть я
потому что далее более чем возможно
впереди грядущего так говорящих пламя
неподвижно впереди всех от вас
должно отделится от продолженья
все просияло и отодвинулось
позади

К.К. 1987


Со временем я понял, что восемь гласов в свою очередь стянуты к пифагорейской гармонии восьми нот. Так мне удалось осуществить давнюю мечту – соединить нотную запись со стиховой.


МИРЕДО

Я МИ
ми-
мо
РЕ
ре-
ю
от
ДО
до
ДО


К.К. 1997


Впрочем оркестровка моего стиха скорее в обертонах Дебюсси и додекафонии Шенберга.


ВОСКРЕСЕНИЕ ОЗИРИСА

Мою поэзию растерзали на части как тело Озириса. Сам я не печатался в официальных изданиях, но то тут, то там стали появляться со средины восьмидесятых реминисценции из моих стихов у других поэтов. Мне грозила участь стать плагиатором самого себя. К счастью, сила КГБ пошла на убыль и несмотря на отчаянное сопротивление Лубянки, мне удалось издать в 1989 году сборник «Компьютер любви». Так увидела свет и моя шахматная мистерия «Свадьба».


Кто глаз несет кто глазницу
вот жрецы поэты
прижимают к паху
кувшины с мозгом
Правое полушарие несут на запад
левое на восток
В горло трубят все по очереди
фальшиво и сипло
Другие части упрятаны далеко
Многое разворовано
Разнесено
по разным графам
В графе «нога» – рука
в графе «желание» – прочерк
В этот миг погребаемый воскресает
Его извлекают частями
как шахматы из доски
и собирают
расставляя по клеткам
Левая сторона – белые
правая – черные
как всегда не хватает
руки – ладьи
Приносят нос – слон
глазной гамбит
или рокировка
жертвуют головой
выигрывают коня
Белые начинают
Черные как всегда выигрывают
Шах сопровождается
ритуальным матом
Все плачут
– Восстань, Озирис
Воссоединись
Каспаров и Карпов
Черный чемпион
с белым претендентом
Встает Озирис
присоединяя
Северный полюс
К Южному
Запад к Востоку
Голову к шее
Шею к траншее
Глазомер к мушке
Мушку к норушке
Сначала восстал голос
потом дыхание
еще ничего не видно
а уже говорит и дышит
Может так и оставить
как шахматную партию
в телефоне
е-2 - е-4
едва четыре

1986

Моцарт с гитарой
С Лешей Хвостенко я познакомился в1989 году в Париже. Потом на фестивале международного авангарда в городе легендарного Тартарена из Тараскона мы выступали перед ошалевшими гражданами Франции. Леша еще не оправился после тяжелейшей операции, которая в России вряд ли закончилась бы так же благополучно. Время под капельницей он вспоминал, как некую подключенность к космосу. «Это очень интересный опыт. Наверное так чувствует себя дерево и трава». Я окончательно запутался, какие песни Хвостенко полностью принадлежат ему, а какие созданы в паре с великим эзотериком Анри Волохонским. И уж совсем невозможно распутать клубок имен вокруг великой молитвы «Над небом голубым есть город золотой». Ясно только, что без Лешиной интонации эти слова мертвы. Ведь это про него сказано: «Кто любит, тот любим, кто светел, тот и свят».
Внутренне именно ему посвящены многие строки моих парижских поэм.
Василий Блаженный на площади Жака
Блаженный Жак на месте Блаженного
Мне давно подсказала Жанна
Тайную связь такого сближения
Каждому городу свой Баженов
Каждому перекрестку ажан
Каждому времени свой Блаженный
В каждой блаженной Жанне блаженный Жан
Я был понят мгновенно. «А то поэзия забралась от нас на такие высоты, что нам до нее уже и не дотянуться» – сказал он перед тем, как прочесть посвященное мне стихотворение.

ЧАСОСЛОВ
Косте Кедрову
в половине дышали мыши
дважды в четверть укладывалась повозка
святой Мартин куковал утренним богом вишней
я вышел из русского имени в иней
голая кошка собака легла легкой походкой
август блаженному Августину кланялся месяц
тучная радуга накрыла поле дороги
открылось окно занятое спящей птицей
глаз тигра держал на ладони Симеон Столпник
я читал написанное тут же слово
Женевьева говорила Париж
святая и светлая белей бумаги
Здесь все построено на откликах подсознания на миры разверзаемые в новых словах. Я уверен, что все слова значат совсем не то, что они значат. В начале было Слово, но, чтобы его понять не хватит времени всей вселенной. Зато можно почувствовать все до конца и сразу.
В середины фамилии Хвостенко буква О, как жерло его гитары. Он пишет свою фамилию просто Хвост. После клинической смерти он услышал радостное восклицание санитарки парижского госпиталя. «Эрюсите!». Я вспомнил об этом на Пасху в Сергиевом подворье в Париже весной 1991. Мы стояли с Лешей со свечами в руках, а священник восклицал «Христе эрюсите». Мы ответили «Воистину воскресе». Начальные буквы фамилии Хвоста звучат, как пасхальное приветствие Х.В.

В центре северного полушария неподвижная Кол – звезда, вокруг которой вращаются все другие звезды. Сегодня она неподвижный центр мира. Так Илья Ильич Обломов или Илья Муромец на печи интересны только своей неподвижностью. Вокруг суетятся штольцы. Таким был Фауст в своей келье-лаборатории. Стоило ему, исказив смысл «Евангелия от Иоанна», вместо «в начале было Слово» написать «в начале было Дело», и он превратился в суетливого метафизического идиота. Идиот Достоевского неподвижен. Любое неловкое движение – разбитая ваза. Суетятся, любят, режут вокруг него. Неподвижен Онегин, даже когда путешествует. Заставили действовать – тотчас друга убил. От Христа тоже все время чего-то требовали, но он оставался статичен даже на кресте.
Кассиопея – Анна Каренина попадает под поезд Большой Медведицы.
Итак, Толстой – это Большая Медведица пера – восклицает Победоносиков. Он прав. Б.Медведица – повозка мертвых, увозящая души в бессмертие. Подсознательно знает об этом и Маяковский. «Эй, Большая Медведица требуй, что б на небо нас взяли живьем». И еще, «С неба смотрела какая-то дрянь величественно, как Лев Толстой».
Над гомеровской Троей восходит звездный хромоногий конь Пегас он же по-хетски Пехасис – «изобилующий». Это происходит в дни весеннего равноденствия. Потому Пехасис дал имя двум Пасхам, еврейской и христианской. Анаграмма Пехасиса – Пейсах – «исход».
Крылатый белый конь Бурак уносит Магомета в надзвездные миры. Пророк страдал священной болезнью – эпилепсией. Он выронил кувшин с водой и прежде чем из черепков вылилась вода – успел обозреть на Бураке все пределы Аллаховы. Об этом вспоминает князь Мышкин – прообраз Христа сегодня. Бурак и Сивка Бурка вещий каурка – мистический конь прозрения. Конь поэтов. Гете во второй части «Фауста» расшифровал звездный код части первой. Маргарита превратилась в Венеру. «Венера, Венера... Эх я, дурак», – шепчет сосед-бухгалтер, превращенный в борова волшебным кремом Маргариты. Повод коня Воланда состоит из лунных цепочек, шпоры – белые пятна звезд, а сам он только глыба мрака. Так Пехасис – Пегас Булгакова разросся до пределов вселенной, стал ею ибо тела при скорости света обретают бесконечную сущность, вывернувшись в мироздание.
Человек погружается в купель из звездного неба. Ныряет в млечный котел и выходит из него «одеянный светом яко ризою». Его новый звездный облик часто невидим для окружающих. А его звездная речь кажется бессмысленной и бессвязной.


«ЗАИНЬКА И НАСТАСЬЯ»

Впервые мне удалось вырваться на просторы абсолютно свободного текста в этой симфонической поэме, восходящей к последней симфонии Густава Малера и к «Просветленной ночи» Шенберга. Лето в Малеевке 83-го года было пронизано полетом стрекоз над зеркальными прудами. Там зародилось во мне название нового поэтического движения ДООС – Добровольное Общество Охраны Стрекоз.

Растерянно стрела летела
не задевая тела
летела вдаль стрела ночная
дробя осколки дня.
Я ни о чем не думал дольше
чем веер четырех сторон
растягивалось вдаль пространство
там я летел

Кому принадлежит сей остров
сия страна
Корабль распахнутый как поле
из ничего
он втиснут в кромку голубую
из этих фей
навеянных прохладой горькой
лугов стогов

Дарован бабочке небесной
древесный плот
она распахивает двери своих двух крыл
и вовлекая все пространство в свои слои
плывет та теневая фея из сдобных сот

Как голубь начинал ворклив
дробить свой звон
на самом дне всего пространства
мой сонный сын
Негеют голуби из грома
древес
нас обнимают тамариски и ломота
холодного движенья
подрагивания листа
на грани вод

Тот праздник сановных взоров
где я из огня воды
из космоса шлют тарелочки
в заоблачные сады
Там синеворот
ворота открыл
а вот заарканив плоть
выныривает из гласных нот
всемирный зеленый конь

Не опрометчивым будь ты как
Не затемняйся где
Видимо око
и зарев верх
в неотраженной воде
Ты из волны добывай волну
а из струны струну
Слишком родной тебе этот дом
и громогласный сад
трижды вычеркнутый из книг
но напечатанный по слогам
в поминальник
или в букварь.
В конечном итоге ты только шрифт
рассыпанный по лугам
все состоит из себя во всем
будет луг твой
как голубок

Улетая за облака
где нет твоих глаз
не надейся что улетишь
В каждом облаке расширен зрачок
достигающий двух криниц
Лесосплав или лесоповал полуслов
так уплыл этот плот
где не тонет нога
но зачем мне дана нагота
Был я лирником и мурлыкой
орамура
отныне
я в тесном не-сне живу
постоянно воспламеняем
люблю
Два волкодава Заинька и Настасья
посуху плывут из грозы

Как королевич твой Сигизмунд
так и мой кротокоролевич Речь
гремя турнирами
входит в розовый будуар
а я нечаянно опрокинул коня
огибая твою линию
и еще один интимный изгибчик сзади
Я надеюсь что оба конника
благополучно доскачут вдаль,
но даже если не доскачут
им гарантирован самострел
таран
и уже совсем ненадежная центрифуга
отделяющая
небо-масло
от земли-молока
Так думал я
входя в трухлявый пень
за что меня возненавидел муравьиный род
обросший крыльями на время
пока тонул в трухе железный рыцарь
теряя латы, саблю и коня

Девчурочка-полотнянка
прочирикай и прославь
мои пламенные речи
про твои нагие грудки
от которых я устал
Не теряй свой мокрый лифчик
чтобы он не улетел
дальше близлежащих
деревень и сел
полей лесов лугов.
Так думал я,
сравнивая павую и левую сторону
белой девочки
подсыхающей вокруг неба
Я решил, что справа
всегда немножко больше чем слева
и вспомнил жалобы
что правому всегда достается больше
Даже от собственного тела
приходится иногда таиться

Сколько бы ни было лет вселенной
у человека времени больше
Переполняют меня облака
а на заутрене звонких зорь
синий журавлик и золотой
дарят мне искренность и постоянство
Сколько бы я ни прожил в этом мире
я проживу дольше чем этот мир
Вылепил телом я звездную глыбу
где шестеренки лучей
тело мое высотой щекочут
из голубого огня
Обтекаю галактику селезенкой
я улиткой звездной вполз в себя
медленно волоча за собой
вихревую галактику
как ракушку
Звездный мой дом опустел без меня

Ты будешь больше солнца больше света
на волоске громадного себя
Ты не похож на гром луны
ты гололед вчерашних рам
луч громкого пространства
вчерашнее ничто
сегодняшнее окостенение
любоцвет
восточная отроковица
гнездышко бурь
Не надейся на светотень
на тень пролетевшей птицы
В водовороте огня-воды
сонный вол гладиолус
тот вертоград
где луны вытекающий глаз
и взгляд
слепо обводит горизонт
никогда вчера
Не проморгай троянскую плоть
не саблезубь в три горла коня
это заря овса утекла
и захрустела свежая мгла

Неужели вписали в криницы
костенеющий взгляд и зрачок
В полдень неба толчков
и роды
Боже
обагри
Разве не плывет незабудка в златоткань
из нутра нутра
Открой мне дверь
ведь я колдун залетный
не тральщик
Неужели из нутряного ткачества
не выткать небо
сердечное солнце
золотую звезду Настасью

Тихое дыхание ажурных хоров
из незатихающих листьев
Прощай отраженье
никогда еще не было ты так прозрачно
За день распадается время

На границе меж взлетом и взлетом
златорогая птица плывет
танцевальная плоть стрекозы
переливчата как стрекоза
Нет ни тела
ни даже того что вне тела
кроме грозных стрекоз
ускользающих в нас
оставляющих нас
под настилом из тала
леденящего звездного жуткого нежного вихря
из тумана
и полновоздушного ада любви
От обилия праха настил оседает
и над бездонным затоном
тонны неги туманной
нагой
огнедышащей
плотной
Тронным листным настилом
и лопнувшим солнцем
от недавнего гнета оторванных плеч
в лунной Сызрани
и прошлогоднем опале
Точильщик-точильщик
верстальщик и веретенщик
атман и атаман из резни лазури
выпестовал няню
надзирающую за прахом
охотницу на стрекоз
веретеницу зорь
точильщицу огневицу
ластоногую конницу
уносящую все-все
на себе себя
в огнелицей буре
из платяного шкафа
наших и ненаших широт
Та мама моя велела
Не стынь на морозе
если облако впадает в невмоготу
Ладить надо кораблик ладить
Ведь эта ладья
от того туда
в лад уплывшая лада
На разных оградах
один железный узор
розы розы розы
заря из зорь

1983, Малеевка

«Дальнейшее – молчание»

Эти последние слова Гамлета всегда приводили меня в смятение. В молчании человек сливается с Космосом, который упрямо молчит. Можно озвучить это молчание Бога и звезд любыми словами, но еще интереснее рассказать о самом молчании. В 1987 году я проснулся среди ночи и вдруг ясно ощутил возможность рассказать о молчании Гамлета. Ведь я филолог. Для меня молчание такой же текст как любые звуки и знаки. Сама возможность дать филологический анализ молчания вернула меня к воспоминаниям буддистской юности, когда, читая трактаты Дигнанги и Дхармакирти с Нагаруджаной я отчетливо ощутил затылком дуновенье нирваны. «Нирвана высока как горы, глубока как океан, сладка, как мед, горька, как горчица». «Алмазная сутра» – гениальное открытие Елены Блаватской напомнила о мировом звуки АУМ, который сам по себе есть только описание мировой тишины. «Тишина – ты лучшее из всего, что слышал». Пастернак забыл здесь добавить, что для того чтобы услышать тишину ему всю жизнь был необходим громкий Скрябин. Пифагор утверждал, что все планеты, двигаясь по орбитам издают неслышимый человеческим ухом вибрирующий звук. Звуки планет сливаются в гармонию сфер. Если бы человек услышал эту небесную музыку, на него обрушился бы невыносимый для слуха грохот и скрежет. Если бы Пифагор услышал финал девятой симфонии Бетховена, он бы сказал, что это и есть то самое невыносимое скрежетанье. Для нас это уже вполне сглаженная мелодия.
Но взвизгнула громада двух небес
Летят
Филонов в ад
Лентулов в свет
Самая авангардная музыка от Шенберга до Шостаковича, от Шнитке до... кого угодно для меня невыносимо пресна. Берлиоз применял пушки для исполнения своего Реквиема, но лязг парижского метро намного звучнее. В «Сталкере» Андрея Тарковского финал девятой возникает из грохота поезда, но главное в том, что это слышит глухонемая девочка, прислонившись ухом к вибрирующему столу. Чтобы слышать музыку слух не нужен. Когда человеку нечего сказать, он прибегает к хору и ору. Кричать надо шепотом. А еще лучше молча. «Прежде, чем что-нибудь написать, посмотри как прекрасен пустой лист бумаги». Эта китайская мудрость весьма сомнительна, поскольку без текста пустоту не увидишь. Главное в колесе не ободья и спицы, а пустота в середине, вокруг которой они вращаются. Но на пустоте тоже далеко не уедешь. Нужны ободья – звуки и спицы – смыслы.
Миг зависания неописуем
Так игла парит над хребтами звука
Так Шенберг преображен в зыбь и дрожь
О Господи
пошли мне эту иглу
ныне уплывающую
за горизонт
звука
плывущего над горами
Им несомые
и невесомые
будем продолжены
Иже еси Дебюсси –
Равель на ухабах Баха
Режиссер Барро утверждал, что в пьесах Чехова для него важнее всего паузы, пронизывающие текст. Я вспомнил об этом, когда вместе со Смоктуновским снимался в передаче «Отцы и дети». Я дал Смоктуновскому роль всех отцов от Кирсанова до Базарова. Он долго не мог этого понять, а когда понял, то сразу преобразился и стал отцом всех отцов. Я заставил его убить Базарова на дуэли в парке Останкино среди античных скульптур. После выстрела наступило молчание. И вот тут Смоктуновский раскрылся в полную свою мощь. Он просто молчал в своем неизменно белом плаще, но это молчание было оглушительным и перекрывало все крики Базарова. Мы втрое сократили эту паузу, но она все равно тянулась до бесконечности, как до бесконечности.
Гамлет Смоктуновского иронизирует. Гамлет Высоцкого кричит. Но ведь у пьесы Шекспира есть продолжение. Дальнейшее – молчание.
Комментарий к отсутствующему тексту

Этот текст является комментарием к отсутствующему тексту. Хотя отсутствующий текст является комментарием к этому тексту. Текст построен таким образом, что искажения, вносимые самим высказыванием, оставляют как бы ядро и первооснову. Отсутствие текста делает искажения минимальными. Здесь нужно сосредоточиться. Именно в этом месте давление отсутствующего текста достигает максимального напряжения изнутри и минимальной тонкости снаружи. Аналогия цыпленка, проклевывающего прокладку внутри яйца, или матери, чувствующей из чрева толчки младенца как некое щекотание вплоть до опасности прободения – вот что ожидает неосторожного читателя или слушателя.
Вот тут-то и возникает проблема финала. Отсутствующий текст бесконечно длинен, но в то же время он не менее бесконечно краток. Поэтому как комментатор я полностью признаю свое поражение и возлагаю все надежды на дальнейшее отсутствие Отсутствующего текста...
Я написал этот комментарий в 1987 году, а в 1997 Алина Витухновская вручила мне манифест под названием «Текст через пытку». Это весьма существенное дополнение к молчанию Гамлета, хотя Алина имела в виду себя и только себя.
Впрочем Отсутствующий текст можно получить методом убывания.
Возьмем, к примеру, определение Бога, данное Спинозой.
«Бог есть субстанция с бесконечным множеством атрибутов»
Бог есть субстанция с бесконечным множеством
Бог есть субстанция с бесконечным
Бог есть субстанция с
Бог есть субстанция
Бог есть
Бог
Исчезновение текста не менее загадочно чем его возникновение из ничего. «Илиада» возникла из морского прибоя. «Море уходит вспять. Море уходит спать» – писал Маяковский завершая гомеровский период поэзии. Море – мера Гомера. Православная Литургия могла появиться только в приморской Византии.
Морская литургика
акафист прилива
молебен отлива
Брег гудит от молитвенных волн
Хризостом
истомленный исторг глагол
Небо взыграло волнами света
ПЕРВАЯ ВОЛНА
–- Царю небесному –
ВТОРАЯ ВОЛНА
– Утешителю души Истинной –
ТРЕТЬЯ ВОЛНА
– Иже и везде сый –
ЧЕТВЕРТАЯ ВОЛНА
– И вся исполняя сокровища благих –
ПЯТАЯ ВОЛНА
– И жизни подателю –
ШЕСТАЯ ВОЛНА
– Прииди и вселися в ны –
СЕДЬМАЯ ВОЛНА
– И очистисти ны
от всякия скверны –
ВОСЬМАЯ ВОЛНА
– И спаси Боже души наши –
ДЕВЯТЫЙ ВАЛ СВЕТА
– Аминь –
Ошиблись Маркс и Энгельс... Не бытие, а небытие определяет сознание.
Чижик-пыжик, где ты был?
Чижик-пыжик, где ты?
– Был...
Credo

Верую, потому что нелепо

Нелепо ли ны бяшет

Я верю
что пространство без луны
становится
безмерно протяженным
но измеряется
шагами тишины

Еще я верю
что душа безмерна
в ней как в пространстве
прячется луна
свернувшая в клубок
свои орбиты

Я знаю
что растерзанный судьбою
Озирис ищет
сам себя
в Изиде
которая давно его нашла

Еще я знаю
что из камня в камень
любовь перетекает
тяготеньем
камней
летящих в космосе друг к другу

Я понимаю
что мои слова
мурлыкающие
котята смысла
то втягивающие
коготки друг в друга
то бережно
царапая сердца

Еще я понимаю
что сердца
мурлыкающие
в космосе
котята
которых
приласкали Божества

1994


ЗОЛОТОЙ ХРИЗОСТОМ

Метро

О не мертвей душа в метро
в туннеле морте-политена
душа от тела отлетела
и не осталось даже тела
но только трубная труба
трубящая вагонным громом

Усыпальница

Богородица – дорога в рей
радуга мурлычущего луча
ты ввела меня в ажурную дверь
по черным клавишам ночи
по белым клавишам дня
хрустальной поступью
не ведающей веса
сошла как снежинка
с-не-бес
не касаясь сугроба
такой боли
какой боли
нет
то к чему ты взошла
твое Схождение
Вознесение
Взывание к Сыну Выси

О нет нельзя возноситься выше высоты
но Ты
за пределами высоты
там где высота упирается в Твердь
другой высоты
еще нет любви
но уже прощения
где за первой ступенью прощения
разверзается рай примирения
где ладан дал даль
но не примирился
а прощен

Лестница

Радуйся – Лестница от земли к небу
небо выше небес
печаль нежнее печали
это называется
амаль-гамма
это вспоминается
но не называется
это как воздух
и видим и невидим
Филос – дружеское расположение
Агапия – мировое влечение
Эрос – сладостное томление
все это конечно же есть
но скорее мерцает
нежели отражает

Это похоже на морское дно в лучах света
близко и отдаленно одновременно
Если вспомнил
это уже не то
Вот когда и помнишь
и не можешь вспомнить
одновременно
знаешь что есть
но не знаешь что
как холодок валидола под языком
вот нет его
вот тут-то он и остался
Взор упирается в стену
затем в стекло
но если нет ни стены ни стекла
а взор улетел за взором
или еще
улетает мяч
но пока он не вернулся
он уже ракеткою пойман
То ли улетает мяч
то ли прилетает
это смерть – любовь
это разлука – встреча
Я бы назвал это прикосновением
если бы прикосновение улетело
Я бы назвал это поцелуем
если бы поцелуй отделялся от губ

Море слез

Если огненный крест на небе
видит его каждый у кого слезы
ибо слезы – линзы
для Того Света
ибо Тот Свет
состоит из слез
ибо слезы состоят из этого света
Молитва моря –
вздыбленные валы из слез
пронизанные лучом
где в имени
Ай–ваз–зовский
Ай–святой–зов
воз–глаз
Аз–Яз
после глаз только сердце
но сердце слепо
как новорожденный котенок
кот–ток
ток–кот
от тела ток окат откат
кто-то
того
Мерцание
двух зеркал
друг в друге

Эскалатор

Ангелический свет
он тепл
воздушно-телесен
Любая лодка
ускользающая
от берега в реку
может быть прообразом
этой встречи
Выдох – это далекий вдох
вдох – это близкий выдох
дальше выдоха
ближе вдоха
эскалатор из арматуры света
там где лестница
из-под ног уходит
ты ступаешь на эту Твердь
из интимных слов
Заинька
Кисанька
Боженька
аньки
иньки

Трапеза Хризостома

Что важнее
знание или башня?
если знание – башня
а башня – знание
Дом где я живу насквозь зеркален
В зеркалах есть я
но есть надежда
что запуталась душа в сетях зеркальных
и улов небесный
тяжелеет
светом
Рыбкой золотой
Хризостом
в нем
Христос в нем нем
Роза и риза
Хор и Озирис
и сирота – мир
Трапеза твоя светла
Хризостом

Молитва Хризостома

Святой Амвросий
амброзией тления благоуханен
твой храм
состоящий из кипарисов
сосновый храм
источает смолы
смола молитвы
морская литургика
акафист прилива
молебен отлива
соленые четки волн
«Господи владыка живота моего» –
ПЕРВЫЙ ВАЛ
«Помилуй мя грешного» –
ВАЛ ВТОРОЙ
«Богородица Дева радуйся» –
ТРЕТИЙ ВАЛ
«Благодатная Мария Господь с тобой»

Брег небесный гудит от молитвенных волн
Хризостом истомленный исторг глагол
«Оглашении изыдите»
но не изыдут оглашенные
и тогда сказал
«Всякий приди и ешь»
Небо возликовало волнами света

Первая волна
– Царю Небесный –

Вторая волна
– Утешитель души Истинной –

Третья волна
– Иже везде сый

Четвертая волна
– Прииди и вселися в ны –

Пятая волна
– И жизнеподателю –

Шестая волна
– И вся исполняяй сокровища благих –

Седьмая волна
– И очисти ны от всякие скверны –

Восьмая волна
– И спаси Блаже души наши –

Девятый вал света
– Аминь

1991

ПОЭМА ЗВЕРЬЯ

Я хочу играть в свое Я с тобой
Если нет тебя
то меня здесь нет
я – привитый к тебе черенок-привой
я в разрезе срез
я в срезе разрез

чувство именуемое любовью
океан вливаемый в океан
я привет к тебе
как черенок к подвою
ты – стакан
не вмещающий океан

но и океан – только продолженье
того что переполняет краешки губ
каждое слово лишь порожденье
от единого корня «ЛЮБ»

корень ЛЮБ
суффикс – ЭЛЬ
окончание – Ю
Ю – ЭЛЬ – ЛЮБ
ЭЛЬ – Ю – ЛЮБ
ЛЮБ – Ю – ЭЛЬ

я твое Я
я твое Ё
я твое Ю
я твой Кедр
ты моя Ель

Эль Елена
Елена Эль
Ель Елена
Елена Ель

я не человек, любимая, нет
у меня есть тело, но я любовь
тело сплетено из твоих тенет
где улов –
любовь
а любовь
из волн

Сладкая волна – как девятый вал
захлестнуло горло и тянет в глубь
я успею только сказать ай лав
но ведь это тоже от корня ЛЮБ

Многоэтажный Титаник
из слов с корнем ЛЮБ
перерастает океан и тонет
в себе самом
Море –
любви тысячегорбый из волн верблюд
сам в себе несущий
знойный сладкий самум

Вот уже и нет никакого зла
ты и я
но это уже напалм
это поезд
летящий в речной вокзал
это пароход
плывущий в депо вдоль шпал

Потому что небо только кровать
где не уместится даже двоим
потому что нет края того ковра
самолета
на котором мы все летим

Иногда я думаю что Париж
был придуман
чтобы в нем жили
не мы а другие
да и рай был создан для того лишь
чтобы изгнать из него Адама

Я как строитель
строивший дом
не с фундамента
а прямо с крыши
не изгоняемый из рая Адам –
остаюсь в тебе как в Париже

Я наверное дирижер
для полета
автопилота
взмах –
перелет Москва – Париж
взмах –
перелет Москва – Рим
взмах –
и сам над собой летишь
как вертолет или херувим

Граница тел – соприкосновенье
я прикасаюсь к прикосновенью
я завидую своей тени
она сливается с твоей тенью

Быть может и сам я такая тень
Ангела влюбленного в твое лоно
Я привит к твоей наготе
Как коринфский аканф к колонне

Мне никогда нигде
не нужно
если я не с тобою
я привит к твоей наготе
как черенок к подвою

Мне все яснее
что я – не я

Мне все понятней что
Ян не Инь

Я не ты если
Инь не Ян

Ян не Инь
если я не ты

Потому что у чувства
есть волчий привкус
и оно не может отпустить тело
если тело – сгусток звериных чувств
то оно уже душа а не тело

Я устал посылать к тебе
этих радужных нежных птиц
я уже получил ответ
у свирепого ключа в сердце
я хочу сыграть в свое Я
в рокировке тел блиц
я хочу оказаться
в середине
тесного
солнца

В середине литавр
я хочу быть звук или ключ
когда я ускользает голо
я изнеженный зверь
под названьем скрипичный ключ
извергающий ноты из
логова и глагола

Я отчаянный ключник
со связкой из звонких Я
открывающих двери в кущи
изваянье из Я
рык зверья
из рулад соловья

Тут поставить бы точку
но в этом
отчаянный риск
Точка –
только источник
в котором
утонет мир – Арарат
поэтому вместо точки
будет
звериный рык
потому что я рад
потому что я град
на вершине горы Арарат
где растет виноград

Торопись в свое логово
зверь
настигай свою суть
неизбежен финал
скаковой охоты
изливай свое Я
в нежногубое устье из уст
ты охотник и зверь
потому что ты зверь и охотник

Этот тигр саблезубый
берет меня
в нежную
дрожь
своей пасти
Или тысячерогий
сохатый
вознес
на рогах
и разнес
мои части
по чаще

Часть меня –
глаз Озириса
вырванный Сетом
фаллос бога
и главная часть –
твое сердце

Откупорив крышку рояля
звук
переполняет собой лазурь
так в горле моем этот крик возник
признания в том
что Я
только Зверь

1993

Чертеж

Чертеж чертей твоя любовь
в нем для меня гарем пустот
а для тебя из монстров шлейф
парад духовных горбунов

Ты их приветствуешь как вождь
на смотр въезжающий в парад
а я лежу в гробу как вождь
которого несут вперед
ногами задом наперед

Я превращаюсь не в себя
а в бесконечную икру
которая лежит в гробу
для вечных икр и смертных рыб

Я даже не миссионер
несущий папуасам свет
а полумертвый людоед
которого глодают все
кому не лень глодать любовь

Как выкройка для сапога
распластан я на два пласта
один натянут на тебя
другой распялен в крест ландкарт
и тиражирован в метро
как схема всех путей сквозь тьму

1988

Дикобраз

Голоса птиц не имеют знака
Иероглиф звука звездообразен
Знаки образуют круг зодиака
Зодиак образует дикобраза

Дикобраз обрастает иглами лучей
расширяя себя за пределы сферы
он не знает значения значимей чем
Н2О в котором алеет феррум

Н2О отрешеннее чем душа
как паром и пар друг без друга немы
шар скорее шаг
шаг скорее шар
зеркальный
в который вобрались все мы.


Линия Мажино

Модель девушки собрана из стекла
Девушка – окно
Девушка – стеклянная дверь
Девушка – утепление из стекловолокна
Девушка – оранжерея
вся из оранжерей

Встала из мрака младая
с сосками пурпурными Эос
Клеила марки на марки миледи
сургучами печатая эрос

Здравствуй, любимая
я приобщен к твоей щелке
тем, что защелкнута дверь
как луна на ущербе

Пар от античных терм
где из смальты не пол но дно
Всем пароходам дан трюм
а мне открыто трюмо

Створки раскрыты
отраженье обнажено
где пролегает нежная
линия МАЖИНО

1994


Бемоль

Как образ зеркала взнесен над Петергофом
чтобы обрушить вниз каскад зеркал
так глухотой окутанный Бетховен
разнес по клавишам погасший Зодиак
Так в пропасти скрипичного ключа
немеют ноты и болят ключицы
Скрипичный ключ округлый как земля
похож на очертанье мертвой птицы
Гроздья роз источая грусть
тяжелеют от этой грусти
каждый путник всего лишь пути
забывающий в чувстве чувство
В каждом поле есть поле битвы
в каждой битве есть забытье
Из бытия не создать избыток
все что избыток – небытие
Как градусник из последних сил
вытягивает свой градус
так я полнеба в себя вместил
и вытеснил в небо радость
А там вдали от каждого поцелуя
свет как кардиограмма где нет пробела
или как кладбищенская аллея
не имеющая предела
впереди меня
огибая воображаемую линию
позади меня огибая эхо
так Офелия ловит лилию
и тонет в глубине смеха

1987

Таблица умно-жения,
или
Поединок,
или
Трагедия обезглавленных принцев

Действие 1

Гамлет:
Хорошо укрыться в тени невесты…

Входит Лаэрт со шпагой

Шпага ? шпагу = ? = поединок
Каин ? Авеля = Гамлет
Шпага ? шпагу = крест
Крест ? крест = звезда
Звезда ? звезду = луна
Звезда ? крест = розенкрейцер

Розенкранц:
Майн кайн брат
брудер ист найн…

Шпага ? шпагу = ??????????

Действие 2

Трагический завтрак
на мокрой траве
Еще не обсохла земля
на ней лежит голова

Голова:
Шпага ? шпагу = крест
Крест ? крест = квадрат
Белый квадрат ? белый квадрат = РАЙ
Черный квадрат ? черный квадрат = АД

Гамлет:
Барабан на флейту – орган
клавесин на кларнет – клавикорды
Я хочу сказать
что я ничего не хочу сказать…

Молитва Гамлета
из вопросов и восклицаний:

?!??…!!!!!!…?????
!!!!!!… ?!??… !!!!!!
?!??…!!!!!!…?????
!!!!!!… ?!??… !!!!!!

Да ? нет = нет
Нет ? нет = да = шахматы бытия

Шахматы бытия

ДА НЕТ ДА НЕТ ДА НЕТ
ДА НЕТ ДА НЕТ ДА НЕТ
ДА НЕТ ДА НЕТ ДА НЕТ
ДА НЕТ ДА НЕТ ДА НЕТ
ДА НЕТ ДА НЕТ ДА НЕТ
ДА НЕТ ДА НЕТ ДА НЕТ

Действие 3

Могила Каина
из вздохов Авеля
В долине Каина
могила Авеля

Входит Гамлет

Гамлет:
Взгляд на взгляд – красота
Взгляд на ноль – пустота…

Входит священник

Священник:
Чаша на дискос – Евхаристия!
Гамлет:
Чаша на чашу – кровь

Священник:
Лилия на лилию – белизна.

Гамлет:
Монах на монаха – тьма.

Священник:
Роза на розу – Мария!

Гамлет:
Облако на облако = иероглиф
или
таиландский тигр
творящий свое линейное Я

Священник:
Как голова Иоанна Крестителя в Дамаске
далека от его тела в Иерусалиме
так луна далека от земли
а земля от солнца

Гамлет:
Ли Бо ? Ду Фу =
Либо Ли Бо
Либо Ду Фу

Священник:
Вот на блюде земли
голова-луна
опоясанная чалмой млечной
когда Водолей – Креститель
увидел Солнце – Христа

Гамлет:
Дерево ? облако ? башню = Набоков

Священник:
Следственный эксперимент
показал, что преступник
ничего не знает о своем преступлении.

Гамлет:
6 х 9 =
= 9 ? 6
9 ? 6 = 6 ? 9…

Священник:
Колокол на колокол – благовест!

Гамлет:
Инь на Ян = иней.

Священник:
Топор на топор – секира!

Гамлет:
Крест на крест – квадрат.

Священник:
Сияние на сияние – белизна…

Гамлет:
Молчание на молчание – тишина

1993


Венский стул

Саратовская боль любви первоначальной
неназывная приставная боль
как сеча при Керженце
когда от угла до угла
стоят четыре стола

Но если
все испуганы птицы грелки
пряники
на востоке изнывает заря
о армада
я твоя прицесса-коза
надо мне надо
надо мной
мир дурак
расстановка сил
что-то наподобие костяка
Сам я изнываю
и недруга призываю
о умоли мою мать
о моли

Линия Ниневии
Венский Вальс

Венский стул
Венский лес
Венский вальс-стул-лес
Венский лес-вальс-стул

Когда я буду ты
когда ты будешь я
венский
раз-два-три
стул
венский
раз-два-три
лес

Когда ты будешь лес
когда я буду стул
когда я буду ты
когда ты
вальс-лес

О мои мрежи
все жены
тихо блюди
ноженьки мои
вложи в ножны меч
Кто с мечом к нам придет
Тот
Аномалия кривого угла

Танюша-растяпа
забыла чулочек надеть
а в нем ведь пальчики были
и ближняя козочка
все лелеяла
и растекались боженьки
по поляне
Надолго ли к нам
Надолго

Карлушечка будем петь
будем Настеньку беречь
будем котика дарить
и наркотики макать
и калачики любить
Дай мне ноженьки твои
неженьки
женишки-грибочки
ох мама моя ох
Наталья
ли

Торопился я навстречу
а зачем я торопился
если свадебная лягушечка
всю икорку снесла и съела

– Доченька не будь ****ью
– Ладно мама не буду

На хуторе в близлежащем селе
жил один пастор
у пастора была Груня
но нигде более не было Груни
только на хуторе у пастора
в близлежащем селе
Тогда зарядил я шарманку
кассетной шрапнелью
и начал песенку петь
о песенка моя сисенька

Далее что-то про общественные устремления
и потом лес из стульев венских
Венский
и конечно мала зарплата
куча-мала
куча мела
мусью Дидерот
рантье из версальского предместья
вот ему-то
вот ему
предстояло быть венским стулом
в том случае
если пастор и пастораль
наконец-то отыщут друг друга

Что же мешает им
пастору и Грушеньке
друг друга потешать-любить
обогревать и гардинить
Оказывается виноваты злодеи
это они отгрызли ноготки
у козочки гризли
сняли с нее колготки
и пустили в лес-огород
несовершеннолетнюю
совершенно летнюю
весьма далекую от совершенства
и в то же время довольно близкую
к совершенству
рудиментарную
безостановочно грызущую
козочку-стрекозу
– Ай люли –
как говаривал Достоевский

Вологда недавно была невидаль Волги
а теперь
откуда ни выйду
никуда не войду.

На таможне обнаружен мальчик
из спелой репы
систематическое злоупотребление алкоголем
приводит к обугливанию
и углублению противоречий
между пастором и козой

Декрет

Настоящим
все
становятся матерями
Исполнение доложить мне
или моему секретарю Рюрику
В случае невыполнения
расстрел
с пожизненной выплатой
и выселением в селения
праведных
где несть
идеже несть
болезни печали
ни воздыхания
но жизнь
быстротечная

Секретарь Рюрик
Исполнение доложить

Ой мама моя ой Наталья
ли
Я ли
тебя не холила
не лелеяла
Ой нюни
Гадалка гадала
вот и нагадала
Ох ти мне христенька
вертихвостка турбулентная
паровозометростроительная
строительнометропаровозная

Тузенбах бах
Бенкендорф бух
Пал Пушкин
Пал Лермонтов
Пал Лемешев
Пал Полежаев
Полежал и пал

Но я твой наставник и благочинный
несу ответственность
не только за колготочки
но даже за все чулочки

Трам-тарарам
Тарарам
Там-там
Там-тарарам
Тарарам
Трах-тарарах
Трах-трах
Трам- тарарамтарарам
Тах-тах
Трах-трах-траз-трах
Трах
далее все зависит от темперамента
но можно не более сорока минут

Все мы вычеркнуты Настей
из заветненького списка
там и я стоял в углу
Но безжалостная Настя
вычеркнула всех навеки
она сердце отдала
злому карлику Капусте
он ее недавно съел

Так сказал на венском стуле
из вольтеровского кресла
пересев туда Вольтер

Но на острове Буяне
не буянит уж никто
кроме самого Буяна
он бо вещий
аще струны
на персты твои влагаша
из влагалища былого
во влагалище златое
и промолвил песнь таку
– Не буди меня и не плачь
я тобою навеки буду
и забыть тебя никогда не в силах
даже если совсем забуду
Мне не милы ни деревеньки
ни городишки
ни даже девы
усыпанные бисером
ни золотые усыпальницы
копилки-кубышки
Настенька-Настенька
стенаю ночами
и почернел весь от горя аж
как обугленный пещь

Нету мне счастья нету
Напрасно кудесники гадали
на гладильных досках
напрасно судили
уже мне горе-любовь
на горе любви

Сычинение

Детство я провел хорошо
а юность еще лучше
В отрочестве меня любили
потом позабыли
Потом теперь я уже стал взрослым
и у меня выросли волосы на лице
С тех пор прошли годы но я все еще мечтаю
выйти замуж или жениться

1982


АНГЕЛИЧЕСКАЯ ПОЭТИКА – III

Библия бабочки


Две стены как бабочки
под углом расправляют крылья
Бабочка ночная колышет тень
Четырехугольной бабочкой
восьмикрылой
комната давно готова взлететь


Мир амурный из моря крыл
замирает в морях укромных
Словно Библию приоткрыл
и захлопнул


* * *
Чтобы вовлечь себя в эту игру
надо представить что все калибры
это всего лишь один калибр
для которого мир – колибри


Лабиринт в черепе – это мозг
мозг – лабиринт в середине Орфея
середина голоса – это воз-
глас
вопиющего в центре сферы


Сфера – это Орфей в аду
где катит Данте свои колеса
Арфа Орфея только в аду
звонкоголоса и многоголоса


Я всегда играл на лире
но молчала лира
Каждый звук в лире
многоголосен как собор
Звук тонул в лире
как в цветке колибри
или как Россия в слове Сибирь


Я стою в середине собора
где труднее всего не быть
Помню смысл
но не помню слова
Помню слово
но смысл забыт


Как в грамматике где нет правил
не с глаголами не отдельно а вместе
в каждой памяти есть провал
где живые с мертвыми вместе


Свод небесный следка надтреснут
как надломленная печать
Надо вспомнить чтобы воскреснуть
ВОСКРЕСАТЬ значит ВСПОМИНАТЬ


1991


Гамлет в Ижорском монастыре


Распоясался как паяц на веревочке
как слон в посудной лавке
как принц в Эльсиноре


Принц
вы не любите меня
принц


Я принц-
ипиально
вас люблю
потому что я принц


В монастырь
не женский
неженский
монастырь
где все нежно
где ни одного
тупого угла
где все зеркала звенят
от венецианской нежности
где в каждом зеркале
кто-нибудь обнажен
где падают с неба
заснеженные собаки
где дворник Гофман
расчищает звуковую дорожку
граммофонной иглой
где колокольный жираф
тянет шею
к небесной маме
а около колокольни
слоняется слон посудный
из северной
севрской лавки
и время от времени
кто-то
трогает что-то


Тогда кричи сколько хочешь
я не убивал
я не убивал свою мать


Боже мой
кому это интересно


1994


Птица Сирен


Волнообразная тишина
сиреневое пространство
предъяви мне эту дрожь
из сирени
не отделяя лица
от сугроба из аромата


В гроздь сиреневых микрофонов
жаждущих слова
пой говори
говори пой


Было
это так
Агамемнон
развернул колесницу
и въехал в Елену
Троянцы ощетинились шлемами
из сирени
гроздь за гроздью
осыпались когорты
плыл Агамемнон
над гроздьями аромата
опьяненный сиренью
сиреневый воин
в сиреневой колеснице


а когда он вернулся в Грецию
пронзили его три меча
Первый меч – печаль
Второй меч – воспоминанье
Третий меч – разлука с другой сиренью
с гроздьями из нот
СИ и РЕ
Потому что в Греции
другая –
ионическая сирень
потому что в Трое
другой –
дорический лад
на котором пела
птица Сирин
птица Сирен
о другой
сирени –
Сирене


1993


Ангелия


Один Ангел
другому Ангелу
дарит Данию
дарит Ангелию
Как Гольфстрим
огибает Англию
обнимает
Ангелом Ангела
И вливается в сердце Ангела
бесконечность другого Ангела

Конфирмация Беатриче


В долине
самых дальних долин
я встретил середину льва
Середина льва
была впереди него
шел лев
вдали от своей середины
вынутый из себя


Так я шел
не подозревая
что давно уже покинул свой абрис
Я увидел
тело без очертаний
зеркальный лабиринт
где взгляд
проваливаясь в отраженья
летит во все отраженья


Такой зеркальной
была Беатриче
когда сияя
прошла в реверансе
огибая Алтарь
И пока плыла
в вежливом реверансе
ее обтекал Алтарь
и собор
окружал витражами


Шла Беатриче
прозрачная
как облатка
причастия
похожая на монокль
еще не изобретенный
Я всегда хотел
окинуть мир
сквозь облатку
прозрачную
как Корпус Део
после воскресения


Принимала причастие Беатриче
я же видел
во влаге ее гортани
взгляд как шмель
блуждающий
в розе
(Беатриче изнутри
была роза)


Спал лев между лепестками
блуждал ягненок
проносится
дароносица
вглубь
и Ангел
ударятся крыльями
об небо из Беатриче
Ад словно хула-хуп
опадает кругами
вокруг ее стана
Рай и Чистилище
такими же кругами
возносятся от щиколоток
к заветным чреслам


И еще
круги стягивались к сердцу
и расходились от него
радужными лучами


Я видел только
треть Беатриче
и четверть Льва


Зато ягненок и роза
умноженные на сто
распространились всюду


Дробился Лев
и множилась Беатриче
Еще был Вергилий
похожий на сирень
он все осыпался сиреневыми телами
и был надломлен его голос
как ветвь сирени
в руках Беатриче –
еще на кусте
но уже в руке


Нет никаких границ
пределов
и горизонтов
Поэтому взгляд
ни на чем не может
остановиться
Видит гору
а за ней море
Внутри моря – рыбу
Внутри рыбы – солнце
В солнце Беатриче
В Беатриче – себя
И снова Лев
Ягненок


Середина льва
Треть Ягненка
Четверть себя
Всего себя
вокруг моря –
внутри Беатриче
вокруг Беатриче –
в море
в чреве Левиафана


Понял я в середине Левиафана
чем дальше погружаешься
тем больше становишься
пока сам не станешь Левиафаном
Не кит проглотил Иону –
Иона пожрал кита


Понял я в середине Беатриче
где пролегает граница
между тем кто был мной
или кто мною будет
между львом и ягненком
отраженьем и зеркалом
Данте и Беатриче


Она пролегает всюду.


1994

Чайный собор

Кто построил
этот чайный собор

он воздвигнут
из аромата
арка жасмина
арка земляничная

нет
это не аромат
а пение

на небе горит жираф
это Сальвадор Дали
сгорел незадолго
до смерти

в созвездии Лебедя
растет лебеда
и полынь
горьковатого
света

там чай собирают
для Божьего чая
но там нет печали

поэтому чай
не нуждается в горечи
чтобы заваривать
свет

Господи
пошли мен твой чай
из звезд
с лимонной долькой
луны

на чайном наречии
я сказал чаю:
– Чаю воскресения мертвых

– И жизни будущего века –
отвечал чай

– Аминь.

1988


Гамма тел Гамлета,
или
Новый Гамлет

Часть 1

Шекспир обезврежен в радиусе рапиры
воткнутой наугад через занавеску смысла

Рапира Гамлета – рапира Лаэрта

Гамлет: Защищайтесь!

Образует в воздухе махаон

Лаэрт: Защищайтесь, принц!

Образует в воздухе букву Шин
или три сегмента,
предощущая битву за корону
или имя Шекспира
в написании кириллицей

Три клинка в теле Клавдия –
Лаэрта –
Полония –
Ш И Н

Лаэрт умирает убивая
Гамлет убивает умирая

Дальнейш-ш-ш-ш-ш-ш-шее
Тиш-ш-ш-ш-ш-ш-шина
Ш-ш-ш-ш-ш-шекспира

Ш И Н – корона
астральное тало Гамлета

Не правда ли
звучанием оно похоже на облако
начертанием на верблюда
где два горба
один – быть
а другой – не быть

Еще есть тело в виде Гамлета
обезглавленного в Англии

Еще есть тело Гамлета в виде Офелии
Есть еще тело Офелии в виде Гамлета

Есть еще несколько двойных тел
соединенных воткнутой шпагой

Есть еще веерообразное
многостраничное
тело – книга
где только слова – слова – слова –

И наконец есть самое любимое тело
состоящее из молчания

Гамма тел Гамлета – это тишина клавиш

Музыка тишины клавиш:
Шин Шта Шин
Шта Шин Шта

Клавиатура флейты:
ФА
ЛЯ
РЕ
СИ
Т
ФА

Флейта играла роль Гамлета
и умирала в финале на верхнем фа

Офелия – это флейта:
ДО
ФА
РЕ
ЛЯ
СИ
ЛЯ

Распадаясь
она пела песни
про робина
про невесту обманутую женихом
про руту
про мяту
про дикий мед

флейта уплывающая по воде
флейта тонущая в ручье
флейта погребаемая Гамлетом и Лаэртом

– Кого хороните?
– Флейту!

Гамлет и Офелия ищут друг друга
как слова в кроссворде

Г
А
М
О Ф Е Л И Я
Е
Т

То ли Гамлет играет флейтой
толи флейта играет Гамлетом
Гамлет лей флей-
ту
be
or
not
to
быть
или
не
бе

А вот Офелия плывет за лилией
Офелия и лилия л – или – я

Траектория шпаги Гамлета
на пути к утробе Полония
предвосхищает штопор Нестерова
или чертеж железной дороги
Москва – Петербург

Вместе с Гамлетом они образуют
Е ( Есть)

Сам Полоний своими неясными
очертаниями за ширмой –
аэростат «Гинденбург» в момент взрыва –
О (Он)

Сам Гамлет
с растопыренными руками
похож на аэроплан «Максим Горький»
в момент падения
Х (Херъ)

Королева Гертруда как Эйфелева башня
вся в кружевах
Л (Люди)

Гамлет со шпагой в Полонии
(не в Польше, а в животе) через занавеску
Ж (Живот)

Вместе они – Е О Х Л Ж
Он Есть Херъ Люди Жизнь

это сцена 1.

Сцена 2.
Мышеловка

Офелия вошла буквой А
Села буквой В
Гамлет лег возле ее ног буквой Б

Получилось А В Б
или
Аз
Веди
Буки

Я
Ведаю
Мудрость

Сцена 3.
Йорик

Гамлет взял череп Йорика буквой У

Бедный Йорик – У – У – У
У – У
У

Сцена 4.
Ива

Офелия потянулась к склоненной иве буквой
С (Слово)
Упала в ручей буквой
Т (Твердо)
Стала тонуть буквой
У (Ук)

Получилось С Т У

Сцена 5.
Поединок

Сошлись в поединке – рапиры скрестились
Х
Лаэрт занес над Гамлетом смертельный клинок
Й
Гамлет выбивает рапиру из рук Лаэрта
У
Получилось
Х Й У

Теперь вся сцена в движении
Й У Х
У Й Х
Х Й У
У Х Й
Й Х У

Сцена 1 – Е О Х Л Ж
Сцена 2 – А В Б
Сцена 3 – И Ж Е
Сцена 4 – С Т У
Сцена 5 – Икс – Игрек – Йот

Новый Гамлет

Е О Х Л Ж А В Б И Ж Е С Т У
или
Есть Он Херувим Люди Жизнь
Я Ведь Бог Уже Слово Твердо
или
Слово крест указал икс узнал я

Х (икс)
образован скрещением двух рапир
или умножением друг на друга
быть или не быть = Х
быть [/] перечеркивает не быть [/] = Х
Икс Йорика и Икс-Игрек-Йот Гамлета

Разговор черепа Йорика с черепом Гамлета:

Бедный Гамлет
я держал тебя на руках
ты играл со мной и смеялся
но куда денутся эти губы
после поединка
еще недавно шептавшие
быть или не быть

Астральное тело Гамлета –
это севрский фарфор
или Х –
две скрещенные рапиры

Сцена 6
Могильщик
(мог или еще)

Могильщик роющий могилу буквой М
выбрасывает прах наружу буквой Г
ГМ – ГМ – ГМ

Астральное тело Шекспира – король
«в доспехах, с бородой,
как серебристый соболь,
с бледным лицом»

Молитва Гамлета

– Офелия – нимфа – флейта

«Благословенны те, у кого кровь и суждения
так соединены, что они не являются флейтой
в руках фортуны, берущей ту ноту,
которую захочет».

Гамлет после смерти

После смерти Гамлет вошел в Офелию
как дыхание входит во флейту
как нота си становится нотой фа
Си – чернильный плащ Гамлета
Фа – белизна Офелии

Чаша

Чаша Гамлета – кубок с ядом
«Да минует меня чаша сия»
там скрестились рапиры / \
образуя имя Христа – Х
или чашу с вином и ядом
В чаше Гамлета кровь Христа
с растворенным ядом
«Примите, ядите»
в чаше яд

Хроника смерти:

Гамлет-старший убит Клавдием

Клавдий убит Гамлетом

Королева Гертруда убита ядом Клавдия

Гамлет убит рапирой Лаэрта
и ядом Клавдия

Полоний убит Гамлетом

Розенкранц и Гильденстерн обезглавлены
по приказу Клавдия и Гамлета

Гамлет убил:
Розенкранца и Гильденстерна
Полония, Клавдия и Лаэрта

Клавдий убил:
Гертруду, Гамлета-отца, Гамлета-сына

Лаэрт убил:
Гамлета и Лаэрта

Брат убил брата
свою жену
жену брата

Племянник убил дядю
Дядя убил племянника

Рокировки

Рокировка Гамлета-отца с Клавдием:
Клавдий становится королем вместо короля
и мужем вместо мужа

Рокировка Гамлета с Розенкранцем и Гильденстерном:
после высадки на английском берегу
оба обезглавливаются вместо Гамлета

Рокировка Гамлета с королевой:
вместо Гамлета чашу с ядом
выпивает королева Гертруда

Рокировка Гамлета с Офелией:
вместо Гамлета,
уплывающего на гибель в Англию,
уплывает и тонет Офелия

Рокировка Гамлета с Фортинбрасом:
вместо Гамлета королем Дании
становится Фортинбрас

Рокировка Шекспира с призраком:
Шекспир сыграл в своей пьесе
свою лучшую роль – Гамлета-отца

Рокировка автора с актером –
Шекспира с призраком
Конь ходит буквой Г
образуя имя Гамлета

Гамлет празднует праздник тел

Давно уже нет его тела
Смеется череп Йорика
над черепом Гамлета

А Гамлет стал флейтой

он играет сам себя
выдувая
уже не существующими губами
неслышимую мелодию
незримого
т
е
л
а

Мелодия флейты Гамлета,
или New Hamlet

1.
[до] Е О Х Л Ж
[ре] А В Б
[ми] С Т У
[фа] Й Х У

2.
[соль] Ж Л Х О Е
[ля] Б В А
[си] У Т С
[до] Х Й У

3.
[до] О Л Е Х Ж
[си] В Б А
[ля] С У Т
[соль] У Й Х

4.
[фа] Х Е Л Ж О
[ми] А В Б
[ре] Т У С
[до] Й У Х

Поется два варианта:
сначала каждый столбец от до до фа,
затем все столбцы подряд.

1993


В`южный ферзь

Я
не раньше
чем
снег
улетающий
вширь
Фрез
шестиконечных
ледяной
Ферзь
белый ферзь
выточен
вьюгой
из белых
шестиконечных фрез

Вьюга делает ход ферзем
В’южный ферзь делает ход конем

Ураган-буран
он летит могол
под прямым углом
напролом

Буран – это белый ферзь
когда вьюга
играет с вьюгой
юг играет с севером
север с югом

В каталогах галактик нельзя
не узнать ферзя

Шах
и тьма глотает галактику
Мат
и свет брызнул
из черных дыр

так возникла
шахматная доска

все надгробия
похожи на пешки

Есть шахматы
где все ходы восьмеркой

Ферзь восстал из гроба
как штопор
запеленатый вьюгой
Ферзь – белый Лазарь
вывинчивается из гроба
выигрывая себя
вьюга ниспадает к ногам бинтами
разбинтованный Лазарь
сияет телом
лакированного ферзя

Все фигурки голы
как голем
мы с тобой голы
как галактика
все галактики голы и наги
как Христос на кресте
лишь нагие
выходят из гроба

Микеланджело
этюд
СТРАШНЫЙ СУД

Ферзь – Христос
ставит мат вечным ходом

он шагает как всегда вихрем
закручивая воронки
из выигранных у смерти тел

Руки – ноги – голени – головы
Папа смутился:
– Они все голые!

Я гол
Он гол
Бог гол
Я – несказуемое сказуемое –
гла-гол

Как Батый обрушенный на Рязань
Остап Бендер швыряет шахматы в зал

Аты – баты
а ты Батый

Ход Батыем в Тьмутаракань
ТЬМУ-
ТАРАКАНЬ НА КАРАТ

шах – мат
Шамхат -
черная королева
уходит во тьму

Все поезда в метро уходят ферзем
Там под землей никто не ходит конем

Ферзь Айседора делает ход
алым вихрем шарфа
– Прощайте я еду к славе!
Квадрат Малевича
белый на алом
Все поезда в метро

уходят в квадрат черный
а выходят – в белый


ВОЗНЕСЕНИЕ ФЕРЗЯ

Что такое луна?
Основанье ферзя
когда его поднимает
невидимая рука
Круг становится полумесяцем
исчезая из поля зрения
Луна – полумесяц – месяц
и наконец ничто
или черный ноль

ШАХМАТНАЯ СИМФОНИЯ

Звуки выдувались в виде коня и ферзя
барабан бил турой
арфа рассыпала хрустальные пешки
рояль изверг извергал слонов
улетающих в высь
конь блед как молния
летел под прямым углом
Г – Г – Г – Господи я твой конь
К – К – К – Королева
Рок вела влево

РОК – РОК – РОК – ПРО
ПРО – ПРО – ПРО – РОК
ПРО – ПРО – ПРО – РЕК
ПРА – ПРА – ПРА – ДЕД
ПРА – ПРА – ПРА – ВНУК
ПРА – ПРА – ПРА – ПРАХ
ПРА – ПРАХ – ПРАХ – ПОРХ

Молния – лоно неба
шел слон
оставляя следы из лон

РОКИРОВКА ВОЗНЕСЕНСКОГО

БЛЮз тебя я ЛЮ –
БЛЮ из себя ДО
СОКОв неба ВЫ –
СОКОл высоТЫ
ГОЙя ДОРО
в радуге дорог
НЕ СЕНо косил ВОЗ –
неСенский
а Москва-рецкий скворец
ТИХО ТВОРЕЦ С –
небес
ТЕЛ ЛЕ –
РЕЙ среди АНД –
и
МИРА ПА –
Анд-рей
Йер дна

ПАЛИНДРОНАВТИКА,
или
ПАЛИНДРОМНЫЕ ШАХМАТЫ

Шахматная доска как аэродром
Ход туда-обратно – палиндром
Ход из сердца в сердце нагим бедром
Женщины с мужчинами палиндром

Мало или много хотеть всего
ОГО БОГ О

Мы с тобой друг в друга вошли легко
ОКОЛО МАМ УМА МОЛОКО

Мы друг друга любим вихрем Декарта
А ТРАГЕДИЯ И ДЕГА РТА

Нас с тобою двое но мы одно
ОН КОС О КОЛ ОКО С ОКНО

Я не существительное – глагол
ЛОГ КОЛ ОКОН НО КОЛОКОЛ ГОЛ

Тамерлан временно спит во гробе
И БОГ ГУЛ ЛУГ ГОБИ

Я как ферзь над пешкой летел – висел
ЛЕС ОКО ЛЕТЕЛ ОКОСЕЛ

Нежен я но нужен ли вот вопрос
С ОКНО ОН КОС

Шприц животворящий телесно гол
ЛОКОН НО КОЛ

Я тура я яра ладья
Я В РАЮ ЮАР В Я

От баяна до фортепьяно
ОН ЯР РЬЯНО

Монте-Кристо в форде Байярда
ОР ЯР ЯРО

Ферзь для королевы лишь псевдоним
МИН СЛОВО О ВОЛ С НИМ

Ветер запада довлеет над ветром востока
АЛ ОКО СЛЕТЕЛ СОКОЛА

Господи пошли мне твой тихий стих
ХИТРО ОР ТИХ

Я гудящий улей живых фонем
МЕНЯ УБИЛИ Б – У Я НЕМ


Д’АРТАНЬЯН И РИШЕЛЬЕ
ИГРАЮТ В ШАХМАТЫ

МУШКЕТ “ПА” АПТЕК ШУМ
Кардинал напрягает ум

СИР РИШЕЛЬЕ СЪЕЛ ЕЩЕ РИС
Кардинал сделал ход и скис

НОГ АРАМИС СИМ АРАГОН
Д’Артаньян почувствовал гон

Кардиналу сделалось жарко
А КРАСОТА АТОС АРКА

Д’Артаньян отведал от сладкой снеди
И ДЕЛИ МИЛЕДИ

Ришелье съежился как сурок
КОРОЛЕВА А ВЕЛО РОК

Ришелье ал как вареный рак
КАРДИНАЛ ЛАНИ ДРАК

Над гасконцем длань его зависала
А ГАСКОНЕЦ ЦЕН ОК САЛА

КГБ гвардейцев зря ест свой хлеб
БЕКИНГЕМ МЕ ГНИ КЕБ

Д’Артаньян снял со свечи нагар
РАГУ ЕЛ ЕЩЕ РИШЕЛЬЕ УГАР

Так гасконцы всех победят всегда
А де ТРЕВИЛЬ ЛИВЕР ТЕ ДА

Принесли перепелиные потроха
АХ ПАРИЖ ЖИР АП ХА

Д’Артаньян вернулся домой чуть жив
ВОТ СУП ПЛАНШЕ ЕШЬ НАЛ ПУСТО В

В мошне пусто зато в мошонке полно
ОН ЕШЬ ШПАГА АГА ПШЕНО

Будущего мушкетера легка стопа
А ПОЕДИНОК КОН И ДЕО ПА

АДУ КОНСТАНЦИЯ ЯИЦ НА Т-С НО КУДА
Месть Миледи страшна всегда

У Миледи мраморны груди
И ДЮМА МУДИ
шарм
МРАК КАРМ

Этюд РОССИЯ

Посреди белой доски
Белый конь
Налево пойдешь – коня потеряешь
Конь идет влево

Этюд БУДДА

Посреди белой доски
стоит белый слон

Этюд В’ЮЖНЫЙ ФЕРЗЬ

Белая королева
машет вслед улетающей
шахматной доске
черные клетки разлетаются в разные стороны
Пастернак делает ход
ледяной королевой Ларой
Белый ферзь в середине белой доски
Белая доска улетает в белую пургу
Квадрат Малевича
Белый на белом

Этюд СОН ЛАРИНОЙ

Татьяна едет верхом на медведе
Медведь – Пьер Безухов
Рокировка
Безухов верхом на Татьяне

Этюд ЛЕНСКИЙ

Рокировка
Ларина выходит замуж за Ленского
и становится Татьяной Лириной

Достоевский играет черными
и проигрывает Толстому всех Карамазовых
Рокировка Ивана с Нехлюдовым
Грушеньки с Катюшей
Все в Сибири

Христос играет в шахматы с Буддой
Будда после каждого хода впадает в нирвану
НИРВАНА – ШАХ
МАТ – НИРВАНА
НИРВАНА – МАТ
ШАХ – НИРВАНА
игра длится вечно

Этюд РАСПЯТИЕ

На кресте
Христос рокируется
с Буддой
впадая в нирвану
Будда играет в шахматы
Все фигурки
к которым он прикасается
становятся Буддой
и тоже играют в шахматы
Невозможно понять
Будда
играет в шахматы
или
шахматы в Будду

Христос играет в шахматы –
все фигурки
к которым он прикасаются
превращаются в распятия
Христос воскресает
внутри всех распятий
так возникает звездное небо

В Древнем Египте
Боги не покидали клеток
Изида – Ферзь и король – Озирис
каждый застыл в своей нише
Неподвижные шахматы
вся игра из финалов
Изида нашла Озириса
Гор низверг Сета

ВОСКРЕСЕНЬЕ

Шахматы ожили
Гроб раскрывается как шахматная доска
из него высыпаются все фигуры
и разбегаются кто куда

Вронский женится на Кити
Анна влюбилась в Левина
Пушкин – Ленский убивает Дантеса – Онегина
Маяковский застрелил Лилю Брик
и уехал в Париж
Пастернак женится на Ивинской
и едет в Италию

Сквозь ферзя
я вижу тебя
уходящую сквозь меня
В горло врезался снежный вихрь
В ледяном пространстве зрачка
очи делают ход конем
о
с
т
а
е
т
с
я в с ё з а у г л о м

1999


Нет Марии Антуа-нет

Мимикрия – это очень странно
вот бабочка застыла и вскрикнула
но крик ее как крыло рояля –
мимикрия

В раскрытом рояле
в открытом черном крыле
все звуки роятся
как в битве штыки каре

Я бы захлебнулся роялем
но слава богу есть реостат
звук можно свети на нет если
Розенкрейцер и Розенкранц
будут вместе

Но вместе не быть двум роям
поэтому рай в Рае роится
Господи отрой мне рояль
дабы отделить мысль от мысли!

Заповеди блаженства

Посвящение Алексею Хвостенко

Я не был вблизи Марии-Антуанетт
в тот миг интимный
когда в лесбийской ласке и пляске смертной
она содрогалась в объятиях гильотины

Над всеми правилами одежды
предпочитая кружево Эйфеля
в железной пачке парит Одетта
одетая как раздетая

Василий Блаженный на площади Жака
Блаженный Жак на месте Блаженного
мне давно подсказала Жанна
тайную связь такого сближения

Каждому городу свой Баженов
Каждому перекрестку ажан
Каждому времени свой блаженный
В каждой блаженной Жанне блаженный Жан

Собака Пастера

Ночью я шел по Бастили с большой собакой
Собака шла от кафе к кафе
Собака вела меня за собою
пока не вошла в аутодафе

Вначале я думал что это костер
а это всего лишь витраж собора
на площади где сидел Пастер
и делал прививки собаке

Собака вела меня за собою
в глушь витражного зодиака
и я сказал –
Собака собора
это собор собаки

Вот тогда с мировой собачьей тоской
всею
Пастера
я въехал в сияющий Тараскон
из Тартара-Тартарена

Въезд и выезд из Тараскона

Два замка стояли на берегах Роны
Со следами перестрелки Алой и Белой розы

Две лунки от ядра справа
Две лунки от ядер слева
Три лунки справа
Стояли башни как домино
Сияли лунки как до-рн-ми

В мэрии висела картина: «Наполеон
спасает от наводнения жителей Тараскона»
Наполеон плыл в лодке по воле волн
жители плыли в лодке Наполеона

Еще была арка Екатерины
Святой явившейся Жанне д’Арк
Скульптура с бронзовой катарактой
венчала город аркадой…

На площади Бастилии нет Бастилии
но каждый парижанин видит Бастилию
В мавзолее Ленина нет тела Сталина
но каждый москвич видит тело Сталина

Так в самолете Москва – Париж
где стюардесса дает
шампанское
воспаришь
даже если не пьешь

Как топор гильотины здесь
между шеей Антуанетт
между тем что было и тем что есть
пролегает граница – нет

Нет поэмы – поэмы нет
Нет Марии Антуа-нет

1989

Лет гам

В переводе с древнеперсидского
на древне-пёсий
я пишу письмо
своей суке
гонимой гончей

Лай лай лай
моя сучья муза

в рог труби
ТУ БИ О НОТ ТУ БИ
За зайцем
травленным
купоросом
на меди

H2SO4
ре
ре-ре-ре-ре-
вет
охотничий рог

За зайцем
за-за-за-за

Возьми мою боль
за горло
мертвой хваткой
глодая голос

В тебе Верещагин
как на картине
«Апофеоз любви»
груда черепов

Все мои губы
целуют только тебя

Апофеоз любви –
только губы

Продолжай свою смерть
Гамлет
и не молчи
потому что каждое слово
продолжает тебя
в старой пьесе
может быть плохо сыгранной
но хорошо проигранной
так
что и смерть
лепечет твоим
голосом

Быть или не быть

А у жизни
ничего другого не остается
как снова и снова проигрывать
твою смерть

Август, 1998


Кара Карениной

Смерть впереди бегущего паровоза
Кара Каренина
Кара Карамазова

Сквозь летящий топор
твою мать

Пар паровоза
Партитура рояля
для топора с оркестром

Хрясь – клавиша-шпала
Хрясь позвоночник в районе шеи

Цивилизация!
Ты уже на исходе
как выдох
последнего паровоза
издыхающего на клавишах
под пальцами
Шостаковича

Концерт двух рельсов
под смычком паровоза
Пара – визг
Пара – лязг
Вронский едет
по горлу Анны
как смычок
по струнам
в штабном вагоне

кружится топорное колесо
отделяя голос
от горла
Ан-н-н-н-н-н-н-н-нА

1998


Ход конем

Ход конем к себе
выдох
Ход конем от себя
вдох
Шахматные ходы
из выдоха – вдоха

Воздушные шахматы призрачны
Все фигуры прозрачны

Два воздушных коня –
два легких
справа и слева
Кони скачут
как молния
зигзагообразно

Молниями
дыхания
вычерчен
горизонт

Не пересчитать
всех коней
в извилинах шей
из мозга
каждая планета
в небе
ходит конем
Это результат
иллюзии и незнания

Я говорю –
ко мне конь
конь ко мне
И конь летит
из Незнания
в Мироздание

1997


Мамонты

Индия все еще
заслонена
слонами

Стихи никому
не нужны
кроме зайцев
скачущих
друг в друге

Кроме слонов
обвивающих
хоботом
хобот

Кроме мамонтов
вымирающих
в самолетах

Август, 1998


Райский бокс

Звездный ринг
где отвечают на удар
поцелуем
и зацеловывают боксера
до полусмерти

Солнечный ринг
где боксеры дерутся
с мягкими зеркалами
Все удары вязнут
в растянутом
отражении

Лунный ринг
где два Ангела
обмениваются ударами
прозрачных крыльев

Крыло
проходя сквозь
крыло
образует зеркальный
веер

1998


Нега – тив

Я – негатив мерцающий позитивов
Я даже не акробат
А абракадабр
Бардак барака
Мегабайт мига
В битве Баттерфляй с кимоно

Август, 1998


Мера Гомера

Гекзаметр Гомера – это чередование волн морского прибоя. Так считал Константин Паустовский. У Маяковского это раскаты грома в горах. От Гомера до Маяковского все те же величественные раскаты прибоя-грома.
Вдруг перед гибелью Маяковский почувствовал: "Море уходит вспять, море уходит спать... " Время повернуло обратно – от грома к тишине. Кричащая, декламирующая поэзия вся на вдохе – АХ! – вдруг захлебнулась на выдохе – ХА... Пауза между выдохом и вдохом – тишина: АХ - ХА. "Тишина, ты лучшее из все¬го, что слышал," – (Б.Пастернак). Поэзия, свернувшись в клубок кругометов Вознесенского, лепит тишину. Дарю Андрею Андреевичу порожденный им кругомет: тихотихотихотихоти.
Безразмерный размер, аритмичный ритм, молчащая речь по Гамлету (по Шекспиру) – "Дальнейшее – тишина". Сегодня невыносимы все, кто декламирует и кричит. Еще невыносимее разговорчивые; их тьмы.
Молчание и речь в поэзии как белые и черные клетки в шахматах. В 60-х компьютер написал первые стихи. В 90-х компьютер обыграл в шахматы чемпиона мира. Может ли Творец создать систему более совершенную, чем Он сам? -– спрашивал Норберт Винер творец кибернетики. И отвечал – может.
Бог создал нас более совершенными, чтобы мы могли в отличие от него влюбляться, умирать, рождаться и писать стихи. Нынешние компьютеры – графоманы, но ведь и графоманы – нынешние компьютеры. Графоманы никогда не станут поэтами. А компьюте¬ры?.. Каспаров продул. На очереди Гомер или кто-то из нас – авторов "Газеты ПОэзия".

* * *
Он ударил в рояльный склеп
где в каждом отпечатке
каждого пальца
Памир
Джомолунгма
Тибет
Тянь-Шань
и еще какие-то горы
Гора Мизинец
Гора Указательный
Гора Безымянный
И еще теснились
нефритовые
китайские волны
чем-то напоминающие Гомера
Вышла из мрака младая
с перстами пурпурными Эос
Между двумя ударами по клавишам
нет тишины
Оглушительный Олух
Царя Небесного
переполненный волнами
сбегающими как кудри Зевса
Зевс есть Зев
Вес и Все
Море – мера Гомера

* * *
Я доверяю только автомату
игра на равных
Конь уходит за пределы доски
и над обрывом стынущей бездны
зависает медный всадник Петра
Следующий ход делает автомат
Падает белый король
исходя черной кровью
Черный король погибает
от белокровия
Дискета ходов опустошена
Все фигуры проиграны
Автомат падает
исходя вариантами невыигранных ходов
Никто не играет первым
Никто не проигрывает последним
Автомат играет с автоматом

* * *
Перо упало – Пушкин пролетел
В Африке где много цветов и птиц
живет Пушкин как какаду
как в аду
как в РАЮ ЮАР в как
интрига розы
зебра состоит
из дней и ночей
скачет зебра день-ночь
все эти зеркала давно разбиты
зато в каждом осколке
осталось всё
разбитое зеркало всё умножает на сто


Снегр

Кто
этот серебряный мяч
запустивший
в плач
не чернобелый
а черно-белый?
Кто
этот негр
запустивший мяч
в снег?
С Н Е Г Р

1997


Гон Антигоны

Ты видишь меня
в твоем знаке
А

Ты чувствуешь
значение
этого перевернутого
вниз
знака
А

Ты понимаешь
как важен
для меня
этот знак
АНТИГОНА
АНТИГОНА
АНТИГОНА
АХ
ХА
АХ – ХА

Все кто разговаривает
могут свободно плавать
или раздвигать
букву А
д о п о с л е д н е й л и ни и
ты меня знАешь
я говорящий
Арифмометр
А-рифм-А
Метр

Давай спрячемся
в шоколад
в ШОК и ЛАД
давай умножимся
на
НА х НА = НА-НА

Ты видишь меня
стрАдАющего
от невозможного
Ты слышишь мой голос
Он виноват во всем
Но когда СтрАдивАри
рубит
он рубит скрипку
Что такое скрипка
Это месть СтрАдивАри
всем
кто осмелился
рубить лес
Лес рубят –
скрипки поют

1997

Памятник-ник

псалмопевец
с оторванным языком
песью песнь
вылаивает
в округу
О песня пса
ты лаешь над миром
Уноси
мою псиную
боль
ко псу
В описание
неописуемых
смыс
в лов
Опасения пса
своему песьему дому
му
умер Гара
сим
на черта ни ем
яр марочная
яр
м
арка
пантикапейский
пра пра

и жмудь
мудь
литовская
ад мир ал
скор пион
на след Ник –
а сам –
афр –
аки –
йская
Ник –
А
не с –
ник
ком
ан да
с в а д ь б а
Ум –
берто
Эко –
логия
лог и я
Род и на
ил и смерть
к рай
мир
а
нет весь я
не ум –
душ а в Завет
Ной лире

1997

Нефтяной Бог

Утопая
в зеркале по пояс
призраки
идут по амальгаме

Я
выхожу навстречу каменному лучу
и в этот момент
каменная радуга
связывает нас светом
в хрустальный узел:
тонущий
корабль
и взлетающий
самолет
поезд
вползающий в туннель
и поезд
выползающий из туннеля

Я давно утратил
луч
того царства
но мне предстоит
взаимопонимание
с нефтью
и антрацитом
когда они
сгорают
и улетают

Нефтяной Бог
рисует себя
на черном
Нет ничего
радужнее
бензина и нефти
Радуга антрацита
тверже железа

Пусть каменный свет
распространяет себя
во тьме
где каменные радуги
пламенеют
ледяным спектром

1987


Яд – Я

И Ты и Я
Мне никого не надо
Но если все умножить
на Себя
получится
твоя обида Смерть
и не моя обида
Тишина
Еще обида есть
Не ты Не я
и Я
щекой прибитый
к пустоте
за коей линия
воображенья
воображаемая
только мной
Творения Святых Отцов
снотворны
но Яды
продаваемые мной
смертельны
для того
кто их не пил
Есть Яд из Я
и Я из яда Я

1987


МЕТА-МЕТАФОРА 2001 год

ПОЭМА ОТ ИИСУСА

Метафорам Иисуса позавидовал бы любой футурист: «Я есть дверь, / входящий в нее – / спасется». А как шокированы были апостолы, когда Учитель сказал: «Если не будете есть мое тело / и пить мою кровь, / не войдете в Царствие небесное».
При буквальном понимании это звучит ужасно, но Христос и изъяснялся не буквально, а притчами-стихами. Грандиозной метафорой стало само таинство Евхаристии, когда двумя предложениями и двумя жестами руки Иисус соединил воедино мистерии Древнего Египта и мистерии Древней Греции. Озирис воскресал каждый год в хлебном прорастающем колосе, а Дионис возрождался в виноградном вине. Указав на хлеб, Иисус сказал: «Примите и ешьте сие / есть тело мое / Еже за вас ломимое / во оставлению грехов».
Однако далеко не все образы и метафоры Иисуса были понятны апостолам. Только после Его распятия, погребения, Воскресения и Вознесения они поняли истинный смысл многих стихов Христа. Не все вошло в тексты Нового Завета, многое передавалось из уст в уста от апостолов к первым отцам Церкви, пока это не оформилось в величайшие творения: Литургию Василия Великого и Литургию Иоанна Златоуста.
Есть все основания предполагать, что поэму о своей грядущей смерти на кресте, о погребении и Воскресении Иисус создал сам. Потому именно от первого лица звучат его слова. «Не рыдай надо Мною, Матерь, / Видя во гробе Сына, / Которого зачала / Ты во чреве бессемянно. / Восстану бо, / И прославлюсь яко Бог».
И наконец, главная метафора всех метафор, или метаметафора: «Христос воскресе из мертвых, / Смертию смерть поправ, / и сущим во гробах / Вечную жизнь даровав».
Перефразировав этот божественный стих, Иоанн воскликнул в своем знаменитом пасхальном «Слове»: Христос воскрес / и нет ни одного мертвого / во гробах.
Есть все основания предполагать, что поэму о своем грядущем Воскресении Иисус создал еще при жизни. Он создавал ее по образцу мистерий Озириса и Диониса, а также по сказанию о смерти Великого Учителя, убитого нечестивым жрецом. Это сказание дошло до нас в текстах кумранитов, чьи свитки были расшифрованы лишь во второй половине XX века.
Иисус был еще и величайшим поэтом, Его Поэзия божественна во всех смыслах этого слова.

ШАКСПЕР ИЛИ ШЕКСПИР

Трудно быть гением. При жизни большинство людей относятся к гению, как к простому человеку, а после смерти начинаются загробные споры. Жители английского города Стратфорд были чрезвычайно удивлены, когда на гробницу их земляка – предпринимателя и актера – зачастили разные знаменитости. Джентльмен по имени Шакспер был известен в родном городе как злостный неплательщик налогов, пьяница, задира, авантюрист, правда, все же получивший родовой герб.
О том, что ценители театра в Лондоне восхищены его пьесами, знали очень немногие. Никто и не подозревал, что Шекспир и Шакспер – это одно лицо.
Литературный псевдоним великий драматург, видимо, взял по совету своего покровителя графа Рэтленда, которого в студенческие годы дразнили кличкой «Потрясающий копьем», что по-английски и звучало «Шекспир».
Завсегдатай театра «Глобус», созданного Шакспером, граф Рэтленд высоко оценил талант своего великого современника и ввел его в свой круг, состоявший из весьма титулованных особ. Рэтленд не только покровительствовал гению, но и рассказывал ему о своих поездках в Данию, в Эльсинор. О жизни в Италии и о двух своих студентах-однокашниках по имени Розенкранц и Гильденстерн.
Но дружба с сильными мира сего была того же порядка, что и встреча Гамлета с бродячими актерами. Принц искренне обрадовался их приезду, беседовал о тайнах актерского мастере, велел накормить и пригреть, а дальше актеры поедут своей дорогой, а принц займется своей дворцовой интригой.
Нет ничего удивительною, что после смерти Шекспира в 1616 году от него осталось лишь казенное завещание, составленное нотариусом, да шесть подписей под разными документами.
Если бы он был графом или лордом, дело обстояло бы совсем иначе. Но что спрашивать, с людей XVII века, если Моцарт, живший в XVIII веке в просвещенной Европе, был похоронен без гроба в общей могиле.
Великого драматурга любили лишь подлинные ценители искусства, а таковых всегда мало. Актеры и драматурги театра «Глобус» считались «слугами Ее Королевского Величества», а слуги есть слуги. Их могут любить, но никому из господ не придет в голову, что живут они в эпоху одного из своих слуг. В шекспировскую эпоху.
Еще при жизни Шекспира современники удивлялись, как мог этот необразованный актер, учившийся только в школе, высказать столько гениальных мыслей в своих пьесах. Откуда эта эрудиция, знание истории, философии, религии и античной мифологи. Но, поскольку современники видели живого Шекспира, их вопросы носили риторический характер. Они просто восхищались его гениальностью.
Однако спустя столетие появились скептики, которые отказывались верить, что он, выходец из простого сословия, без специального образования, мог написать «Гамлета» и «Короля Лира». Кому только не приписывали труды Шекспира. И философу Фрэнсису Бэкону, и талантливому поэту Кристоферу Марло, но все доводы разбивались просто. Трактаты Бэкона и пьеса Марло хорошо известны. Они не идут ни в какое сравнение с Шекспиром.
Были и совсем экзотические теории. Дескать, пьесы Шекспира – это тайные скрижали основателя Ордена Розенкрейцеров, который на самом деле бессмертен и жил в Англии под псевдонимом Шекспир. Утверждалось, что под именем великою драматурга скрывалась сама королева Елизавета, поскольку первая поэма Шекспира посвящена графу Саутгемптону, который до опалы был ее фаворитом.
Якобы автором пьес Шекспира является граф Рэтленд. Основания для такого утверждения весьма незамысловатые. Рэтленд в студенческие годы имел дружескую кличку Шекспир, а среди его сокурсников были студент Розенкранц и Гильденстерн. Да что же здесь удивительного? Ведь не из воздуха лепится ткань пьесы. Имена и судьбы знакомых людей всегда входят в ткань известных сюжетов. Таков метод Шекспира. Его умершего сына звали Гамнет. Поэтому пьеса не столько о малоизвестном Датском принце Омлете, сколько об умершем сыне. Известно, что тень отца Гамлета играл в «Глобусе» Шекспир. А Гамлету доверены самые сокровенные шекспировские мысли.
То, что от Шекспира не осталось автографов пьес, а лишь подписи на документах, объясняется очень просто. В любом театре есть такая должность – переписчик ролей. Ему и диктовал Шекспир свои пьесы. Широчайшая эрудиция? Есть такой феномен – актерская память. Актеры знают наизусть множество пьес. Шекспира не раз еще при жизни обвиняли, что он в своих пьесах использует расхожий репертуар многих безымянных авторов, перекраивая их на свой шекспировский лад. Так оно и было. С той лишь поправкой, что после «переделок» Шекспира пьесы эти становились не только популярными, но и гениальными.
Гений – всегда невозможное. В.Маяковский едва закончил четыре класса гимназии, но уже в первой поэме «Облако в штанах» помянуты Гете, Овидий, Гомер, Заратустра, Гофман. Да как!
Плевать что нет
У Гомеров и Овидиев
людей, как мы,
от копоти в оспе.
Я знаю –
солнце померкло б, увидев
наших душ золотые россыпи!
А каким образом простой солдат, инвалид и сборщик налогов Сервантес смог написать «Дон Кихота», да еще в тюрьме?
Все сомнения в подлинности Шекспира основаны на полном непонимании природы творческой гениальности. Может быть, Шекспир действительно не был большим любителем книг. Актер, сыгравший множество пьес, обучился в театре тому, чему не обучишься ни в каких университетах.
Вспомните, как Гамлет беседует с бродячими актерами. Как вникает в малейшие тонкости актерского мастерства, как глубоко чувствует театр изнутри. Никакому графу Рэтлленду не написать такой текст. Чтобы создать «Гамлета», надо быть актером и режиссером, каковым и был великий Шекспир, совместивший в себе и предприимчивого гуляку Шакспера и великого мыслителя Шекспира из Лондона. Он и Фальстаф, он и Гамлет, он и король Лир.
Индивидуальность гения просвечивает во всем. Она видна и в жизни не очень знатного Шакспера, и в пьесах всемирно известного Шекспира. Шекспировед,. который этого не чувствует, весьма далек от понимания великого драматурга. С графоманской одержимостью Шекспира пытались превратить в графа, но, слава Богу, не получилось.
Шекспировское «быть или не быть» превратилось у Гилилова в «был или не был».
«Не забудьте сказать «быть или не быть», – говорит Евстигнеев в фильме «Берегись автомобиля». Забыли.
Стремясь доказать недоказуемое, утверждаю, что Шекспир был неграмотным, в то время как в предисловии к первому изданию пьес его друзья-актеры прямо пишут, что работали с подлинными рукописями Шекспира. Именно эти актеры упомянуты и в завещании великого драматурга Он оставляет им деньги для заказа на кольца дружбы. Время показало, что Шекспир не ошибся в выборе.
Графы Рэтленды на самом деле относился к Шекспиру с огромным уважением. Об этом свидетельствует заказ брата Рэтленда на дворянский герб и девиз к нему. В документе Шекспир почтительно именуется именем «Мастер».
Насмешки над завещанием умирающего гения, где он оставляет «моей жене мою кровать», в высшей степени неуместны. Как отмечает «Британская энциклопедия», завещание кровати носило почетный символический смысл. Эта формула встречается и в других завещаниях той эпохи.
Абсолютно ясную статью о великом учителе Шекспире Гилилов пытается истолковать, как двуличный издевательский текст. Автор, упрекая Шекспира в многословии, в то же время называет его сладкозвучным лебедем и не оставляет ни малейшего сомнения в том, что для него это прежде всего гениальный драматург и поэт.
Еще большую уверенность в подлинности Шекспира вызывает предсмертный ругательный отзыв талантливого драматурга Грина, Обыгрывая фамилию Шекспир (потрясатель копьем), он пишет о некоем наглом «потрясателе сцены», переделывающем известные пьесы. В этом Шекспира упрекали всю жизнь, хотя переделка известных пьес – явление в театре вполне обычное, вплоть до наших дней.
Совершенно непонятны насмешки над портретом в первом издании, где одежда выписана небрежно, зато замечательно передано живое, умное, смеющееся лицо гения. Это Шекспир
в полном смысле этого слова.
Высмеивая надгробия на могиле в Стратфорде, где Шекспир опирается руками на какой-то мешок, просто упускают из виду, что такой «мешок» с античных времен и до эпохи Возрождения – символ весьма почетный. Так на древнерусской иконе на таком мешке восседает сам Христос. А в контексте английской культуры мешок, набитый шерстью, – символ богатства, власти и справедливости. На мешке с шерстью восседает верховный судья.
Это не значит, что в шекспироведении нет загадок. До сих пор неясны причины, по которым за несколько лет до смерти Шекспир внезапно покинул Лондон. Темны и запутанны отношения королевы Елизаветы к пьесам Шекспира. Неясно, откуда появились в пьесе «Гамлет» имена однокашников по университету графа Рэтленда, Розенкранц и Гильденстерн.
Зато хорошо известно, что сына Шекспира звали Гамнет. И это все перевешивает. Не говоря уже о том, что у Гамнета, умершего в 11 лет, была сестра-близнец Джулия. Какие еще нужны доказательства для тех, кто любит и знает пьесы Шекспира.


ЗАПРЕЩЕННЫЙ ГАМЛЕТ

Вот и сбылось предвиденье Пастернака: «Сквозь фортку крикну детворе: «Какое, милые, у нас тысячелетье на дворе?» Знал поэт, что наступит момент, когда время для него будут отмеривать не века, не годы, а тысячелетия. Знал и то, что, уходя, останется с нами в новом тысячелетии. Мы с Юрием Любимовым поднялись на тот самый задекларированный чердак, который навсегда останется не только в переделкинском доме, но и в стихах поэта «Задекларирую чердак / с поклоном рамам и зиме». Зима в этот день рождения Пастернака оказалась на редкость теплой, и Любимов вспомнил, как приехал сюда, к опальному поэту и, стоя за воротами, звал его «Борис Леонидович!» А тот удивленно смотрел в пижаме и в скороходах, кто это отважился его посетить.
Невестка Бориса Леонидовича Наталья Пастернак вспомнила, что в записной книжке поэта было только три телефонных номера. Два из них принадлежали Андрею Вознесенскому и Юрию Любимову. Я давно заметил, что, когда читаешь вслух стихи Пастернака, в его доме происходит что-то очень значительное и важное, почти непередаваемое словами, ведь весь пейзаж за окном давно озвучен н стихах поэта «Февраль, Достать чернил и плакать! / Писать о феврале навзрыд». Разве не такой февраль на дворе сейчас? «Тишина, ты лучшее из всего, что слышал». Именно такая тишина окутывает переделкинский дом, тихий Олимп Пастернака и всей русской поэзии XX века. Тихая поэзия победила митиинговый ор, который глушил поэта до последнего часа. Ныне никого не заставишь орать в поэзии. Даже ранний Маяковский слегка раздражает. Некоторые строки Пастернака настолько глубоки, что даже не требуют продолжения. «Пью горечь тубероз, небес осенних горечь». Сталин долго колебался, кого «назначить» главным поэтом, Маяковского или Пастернака. Возможно, что окончательное решение он принял после ареста Мандельштама и знаменитого разговора с Пастернаком по телефону. Когда поэт сказал тирану, что хочет поговорить с ним «о жизни и смерти», тот резко повесил трубку. Еще бы, для поэта жизнь и смерть – его область поэзии, а для тирана – повседневная работа: смерть Мандельштама, смерть Мейерхольда – ведь все это дело рук Сталина. Здесь Сталину советы Пастернака были не нужны. Мастер кровавых инсценировок умел готовить спектакли для вечности, где он мудрый и справедливый герой.
Подготовив все для ареста Пастернака, Сталин в последний момент проронил летучую фразу: «Не трогайте этого небожителя». Знал, что потом это будут повторять и цитировать. Понимал, что поэзии Пастернака уготована вечность, хотел к ней примазаться и примазался, присох кровью. Позднее Пастернак скажет: «Сталин был палач и убийца, а Хрущев свинья». Вот за эту свинью и спустил Хрущев на Пастернака всю послушную ревущую свору советских писателей.
Я никак не могу понять, каким образом еще в 1915 году, когда не было ни ЧК, ни НКВД, ни КГБ, Пастернак написал стихотворение «Душа».
О вольноотпущенница,
если вспомнится,
О, если забудется,
пленница пет
По мнению многих,
душа и паломница,
По-моему
–тень без особых примет.
О, - в камне стихи,
даже если ты канула.
Утопленница,
даже если – в пыли,
Ты бьешься, как билась
княжна Тараканова,
Когда февралем
залило равелин.
О внедренная!
Хлопоча об амнистии,
Кляня времена,
как клянут сторожей,
Стучатся опавшие годы,
как листья,
В садовую изгородь календарей
Поэзия есть сигнал из будущего. И ничего другого. Здесь ведь ни одного слова убрать нельзя: и Тараканова, и равелин, и амнистия, ведь это всё из ужасных грядущих лет.
Юрий Любимов, чья судьба тончайшими нитями переплелась с Шекспиром и Пастернаком, вспоминал, как играл Ромео в спектакле, где Целиковская играла Джульетту. Между ними уже пробегали любовные токи. Может, поэтому в момент поединка Ромео с Тибальдом острый край шпаги отломился, влетел в зал и врезался в ручку кресла, где сидел Пастернак. Поэт пришел за кулисы, протянул Любимову острый обломок и тихо произнес: «Ну вот... я перевел... а вы меня чуть не убили...». Но Пастернак перевел не только «Ромео и Джульетту», он перевел и «Гамлета». Однако Сталин сказал: «По-моему, «Гамлета» вообще не надо играть». Так советская сцена потеряла лучшую в мире пьесу. А потом был знаменитый таганский Гамлет – Высоцкий, и уже наследники Сталина запрещали Любимову постановку, «Высоцкий Гамлета играть не будет!» – промолвил партнадзиратель. «Тогда постановки не будет» – ответил Любимов. И победил. На Таганке шел «Гамлет» Шекспира в переводе Пастернака с Высоцким в главной роли. Пастернак, Любимов, Гамлет, Шекспир, Высоцкий, Сталин – как все переплелось, какая долгая битва добра и зла, где добро, конечно же, побеждает, но только всегда запаздывая. Да ведь и сегодня у Любимова отняли половину театра, а борьба за дом Пастернака в Переделкине, нет-нет, да и вспыхивает с новой силой вот уже несколько десятилетий. Между тем сам переделкинский дом и пейзаж вокруг давно, еще при жизни поэта, превратились в великое стихотворение.
К Пастернаку едут в Переделкино, как к Пушкину в Михайловское, потому что сегодня уже абсолютно ясно – в XIX веке Пушкин, в XX – Пастернак. И эта великая тайна обозначена в совпадении даты смерти Пушкина с датой рождения Пастернака. Словно, как это следует по буддистким поверьям душа одного поэта переселилась в другого. Время покажет, в ком воплотилась или воплотится в будущем душа-печальница Пастернака.
«Легко проснуться и прозреть», – как сказал поэт.


ПРОСТРАНСТВОМ И ВРЕМЕНЕМ ПОЛН

Иногда очень трудно представить, что Мандельштам все таки был. Легче поверить в НЛО или в Атлантиду. Такова особенность нашей империи. У нас все не благодаря, а вопреки. Впрочем, надо отдать должное дореволюционной России. Прорвавшись сквозь все черты оседлостей, Мандельштам все же смог уехать в Германию и получить там высшее образование изучая философию.
Зачем Ленский вернулся в заснеженную Россию после обучения в Гетгингенском университете? Прожил бы долгую и счастливую жизнь. Даже кроткий и удачливый поэт Василий Жуковский, воспитавший Александра II, вовремя уехал в Германию и много лет жил счастливо, переводя Гомера на русский язык. — Мандельштам не переводил Гомера, он «список кораблей дочел до половины» На вторую половину не хватило жизни тем более что прервалась она преждевременно в советском
концлагере. Назовем веши своими именами. Великая античная цивилизация, погибшая от нашествия вандалов.
Мандельштам стал не столько поэтом для поэтов, сколько поэтом для филологов. В его стихах так приятно откопать то античную колонну, то профиль древнегреческой камеи. Вообще он отчасти был предсказан Гончаровым в романс «Обрыв»
Там есть учитель гимназии Козлов, который влюбился в свою жену, находя в ней античные очертания, потому что по-настоящему был влюблен только в античность.
Попытки Мандельштама писать о современности трогательны и неуклюжи. То Москва «на яликах плывет», то вырывается обещание жить «дыша и большевея».
Он слишком мягко назвал свой век «волкодавом» Век оказался не волкодавом, а людоедом.
Самая гениальная строчка Мандельштама: «Господи! Сказал я по ошибке». Это великая молитва XX века. Здесь уже не античность, а только мы. Мы в той мере, в какой еще способны молиться.
И еще одна точнейшая формула Мандельштама. «Мы живем, под собою не чуя страны», – это на все времена. Очень страна большая. В ее просторах исчезают великие поэты так, что потом и могил не сыщешь.
И все-таки Мандельштам здесь родился, жил и даже создал свою антично-русскую поэзию уже XX века, повторив эксперимент Пушкина в новом измерении. Эксперимент удался. В заснеженной стране возник поэтический Парфенон из льда, построенный Мандельштамом. Это строение казалось таким хрупким и вот-вот должно было бы растаять, однако не растаяло, не рухнуло, а оказалось прочней железобетонных глыб советской поэзии, которые давно превратились в пыль.
Возможно, что поэт родился не в своем времени, не в той стране, но повезло и времени, и пространству, где жил Осип Эмильевич Мандельштам.

ДЫР, БУЛ, ЩИЛ

Воры украли из раздела редких книг Российской Государственной библиотеки сборник футуриста А.Крученых «Лакированное трико» А говорят, что культурный уровень в стране низок. Куда уж выше. Футуристов воруют. Поэт был бы счастлив, узнав об этом. Ему пришлось пережить такую отчаянную травлю, что о своем творчестве он говорить опасался. Люби мая фраза Крученых – «Я не поэт. Я букинист». Он жил продажей и собиранием редких книг Это в советское время тоже не поощрялось. Кроме того, в любой момент могли вызвать в Союз писателей для творческого отчета. А что он мог предъявить? Футуристические стихи? Лучше не надо. В случае исключения из творческого союза он автоматически становился «тунеядцем», коего, как Бродского, проще простого закатать в тюрьму или ссылку.
«Глова в крученыховском аде», – написал Маяковский в одном из самых лирических стихотворений. У самого Крученых комната была сплошным бедламом. Полная неустроенность быта, и всюду книги. Ничего, кроме книг Во все хрестоматии входит стихотворение Крученых –
Дыр, буп, щип
убещур скум
Маяковский утверждал, что в этих строках больше звуковой энергии, чем во всей русской поэзии, вместе взятой. Возможно, что только эти две строки и останутся для всеобщего употребления. Однако в поэзии далеко не все общеупотребительно. Есть искусство для искусства и поэзия для поэтов. Впрочем, границы поэзии для всех и поэзии для поэзии крайне зыбки. Сам термин «искусство для искусства» чаще всего применялся к Фету и Тютчеву. А в конце XX века у них сотни тысяч читателей.
По сути дела, мы так и не разобрались в футуризме. Что это за странное явление, которое дружно ненавидят все критики и не менее дружно любят все поэты.
Ключ к футуризму бессмысленно искать в манифестах, которые сами по себе есть не что иное, как стихи без рифмы.
»Сбросить Пушкина с парохода современности» – типичное хокку, или, как принято говорить сегодня, моностих. На самом деле у каждого из футуристов были свои цели, весьма далекие от согласованных манифестов.
Крученых был в быту на редкость миролюбив. Однако в поэзии он искал самые резкие, самые раздражающие звуки: «рррррььтззззййййй!». Это и произнести ненозможно, а потому и манит к себе, как все труднодоступное и необъяснимое.
Друзья называли его Круча. Он был и остался некой недостижимой вершиной, неизвестный среди знаменитейших.
Крученых не печатался с 1930 года. Жил на пенсию – 31 рубль. Его неиссякаемая жизнерадостность тянула на тысячу «Меня держат три кита: Малевич, Хлебников и Маяковский».
Крученых всегда оставался самым любимым поэтом автора «Черного квадрата». Это закономерно. Ведь поэзия Алексея Крученых – это супрематизм в звуке. Всемирная слава Малевича, конечно, обширнее, чем у Крученых. Причина в том, что живопись не нуждается в переводе, а поэзия, даже супрематическая, восходит к контексту живой русской речи. Поэма «Лакированное трико» заканчивается восклицанием: «-Ы-АК!..», но для иностранца примерно так же звучит весь
русский язык. Он не в силах отличить бессмысленное, абстрактное от обычных слов.
Зато метафора Алексея Крученых настолько своеобразна и неожиданна, что ее легко перевести на любой язык: «За мной не угонится ни один хлопающий могилой мотоциклет!». Читать его нужно даже не с улыбкой, а с хохотом. Тогда все понятно.

Мышь, родившая гору.
(собасня)

Мышь, чихнувшая от счастья,
Смотрит на свою
новорожденную гору!..
Ломает дрожащий умишко:
Где молока возьму и сладостей,
Чтоб прокормить ее
ненаглядную впору.
Такой горой была поэзия Крученых, которую он всю жизнь старался «прокормить» собой.


ВЕК ПРОЩАЕТСЯ С ПОЭТОМ

Генрих Сапгир крестился в Париже в православном храме, хотя Москву он любил и не собирался покидать. Вечером в четверг мы ждали его в поэтическом салоне «Классики XXI века» на Страстном, б, Но Генрих не приехал. Он умер по дороге в троллейбусе.
Салон был особенно дорог Сапгиру. Мы создавали его в середине 90-х, как остров поэзии посреди Москвы, временно одуревшей от больших денег. Так получилось, что с Генрихом мы сдружились в Париже на фестивале поэзии. 10 лет дружбы промелькнули, как дивный сон. Именно в доме Генриха, за его столом, родилась идея создать «Газету ПОэзи», и вот уже пять лет газета поэтов существует назло всем превратностям судьбы. В последнем, еще ненапечатанном номере есть стихотворение Сапгира «Свет земли».
Такой свет исходил от самого Генриха.
На его детских стихах выросли целые поколения, но он не считал себя детским поэтом. «Я авангардист» – повторял он неоднократно. И еще: «Для поэзии жизни не пожалею…» Он творил стихи из всего: из дыхания, из жеста, из неожиданных сдвигов грамматики, из воспоминаний о друзьях, из дружеских застолий (их было множество), из любви, из ненависти но больше всего из меха,
Его «Парад идиотов», который мы вместе верстали в Париже для сборника «Черный квадрат» в 91-м году, ныне стал классикой.
Идут идиоты –
несут комбинаты
Заводы научные институты
Какие-то колбы колеса ракеты
Какие-то книги
скульптуры этюды
Несут фотографии
мертвой планеты
И вовсе невиданные предметы
Идут идиоты идут идиоты
Вот двое в толпе
избивают кого-то
Несут идиоты
большие портреты
Какого-то карлика и идиота
Идиоты честные – как лопаты
Идиоты ясные – как плакаты
Идиоты хорошие в общем ребята
Да только идти
среди них жутковато.
Хорошо, что хотя бы восемь лет жизни Генрих хлебнул свободы в стране рухнувшей диктатуры идиотизма. Он очень любил и ценил то, что удалось отвоевать в августе 91-го Он верил, что Россия больше не вляпается в новую диктатуру.
В последние годы он писал не стихи и не циклы, а целые книги стихов. Уже в этом году сразу после тяжелейшего инсульта он позвонил мне из больницы и сказал: «Я пишу новую книгу». И написал.
В поэтическом обществе «ДООС», куда он вступил недавно, мы присвоили ему звание Стрекозавра, и Генриху это очень нравилось. Некое прозрачнокрылое существо с огромными глазами из множества прозрачных колбочек, наполненных светом.
Когда мы и говорили с ним об устройстве мироздания после посещения выставки сюрреалистов в Центре им. Помпиду, Генрих сказал – «Я знаю одно. То, что очень далеко, на самом деле внутри и близко, а то, что близко, на самом деле далеко во Вселенной». Сейчас, когда Сапгир стал так далеко во Вселенной, его присутствие здесь ощущается все ближе и ближе. Вместе со своим легендарным другом Игорем Холиным он завершает целое поэтическое тысячелетие и поэтический век.
Генрих очень любил Москву. Его вызывали в КГБ, стучали кулаком по столу и орали: «Уезжайте!». Он не уехал – уехали те, кто орал, сразу же, как представилась возможность.
Я не могу представить поэтическую Москву без Сапгира.
А может быть, и не надо представлять. Ведь поэзия остается, а она была для него дороже жизни. Незадолого до кончины он посвятил мне свое стихотворение.

Генрих Сапгир

Свет земли
К. Кедрову
Стал я видеть свет обратный
Незаметный ненаглядный
Свет от моря - ласковой листвы
И от каждой умной головы
Северным сиянием
Всплесками красивыми
Пролетели птицы
Дерево лучится –
Желтыми и синими
А еще от леса
Дышит полоса
Дальние границы –
Алые зубцы
И при этом нашим светом
Вся Вселенная питается
Звезды – каждый астероид
Стать землей при том пытается
Глупый камень астероида
Разумеет ли он что это?

* * *
Свет вечером такой от океана
Что небо освещает как ни странно
Свет от скалистых гор от минералов –
Я видел сам как небо засверкало
Свет от лесов мерцающий чуть зримо
И гнойным пузырем свет от Москвы от Рима
В Неваде свет грибом на полигоне
И свет от разума – вселенскими кругами.


ПОЭТОЗАВР ИГОРЬ ХОЛИН

За месяц до кончины он выступал на презентации 10-го номера «Газеты ПОэзия». Он снова и снова повторял свою любимую мысль о воздействии третьего тысячелетия на поэзию конца XX века: «Это как дуновение мощного урагана, который еще далеко, но уже давит на паруса». Холин презирал аудиторию, не понимающую значимости поэзии. Почувствовав малейшее отвлечение внимания или говорок в зале, он тотчас парировал «В 40-50-е годы мы через всю Москву ехали, пробирались, проталкивались, чтобы услышать живой голос поэта. В 60-х конная милиция и та осаживала коней, когда говорил поэт. А вы смеете разговаривать во время чтения стихов. Это
значит, что вы недостойны поэзии, и я не буду для вас читать». Так вспылил он однажды в 1989 году на выступлении в зале Высшей комсомольской школы. В том же году мы выступали во Франции на фестивале международного поэтического авангарда на родине легендарного Тартарена, в городе Тарасконе. «Вы ведь все равно по-русски не понимаете, поэтому я буду читать без переводчика», – сказал Игорь Сергеевич. Да и правда, чего ж тут переводить:
Прежде чем вспыхнуть
как
световое табло
Я был
Камнем Фонтебло.
Если два-три слова по-русски знаешь, итак все понятно. Впрочем, есть вещи непереводимые, давно ставшие фольклором:
Я в милиции конной служу,
За порядком в столице слежу.
И приятно на площади мне
Красоваться ни сытом коне».
Холин, пройдя всю войну от Москвы до Берлина, уже ничего и никого не боялся. «Вывели нас на снег под Москвой в 41-м и забыли. Мы там полгода болтались по лесам, подыхая от голода». Вместе со своим другом Генрихом Сапгиром они создали в барачном Лианозове независимую поэтическую республику. Из Лианозовской школы вышли почти все значимые художники второй половины века. Холин писал свои стихи повоенному кратко:
Умерла в бараке 47 лет.
Детей нет.
Работала в мужском туалете...
Для него жила на свете?
А праздничная пьяная Москва распевала его стихи, ничего не ведая об авторе:
У метро, у «Сокола»
Дочку мать
укокала.
Органы, конечно, интересовались творчеством Холина. Вызывали на Лубянку:
– Почему вы пишете антисоветчину?
– Я не виноват, что у меня такое зрение. Вот вы что видите над своим столом?
– Портрет пламенного рыцаря революции Дзержинского.
– А я вижу жестяную бирку с надписью «инвентарный номер 283.
Холин считал себя реалистом, вернее, хотел им быть. Реализм его был весьма своеобразным и ни на что не похожим. Ни один советский журнал так и не смог напечатать ни одного стиха Холина за полвека. Кто же напечатает такое: «На территории больницы / Сс, Р, Рцы, Мор-мидор, Эумдр, Куз, Драпп, Хлоп, Сап, Ржцы, Аут, По, Цц».
Как истинный философ Холин в материальной сфере довольствовался малым, зная, что, кроме пенсии за инвалидность, полученной на войне, ему от советской власти ничего не положено. При родах умерла жена, и он сам один воспитал свою дочь Арину. Обида была в другом. Почему даже теперь либо не печатают, либо ни рубля не платят за писательский труд. Впрочем, на стихах эта обида не сказалась. В стихах о другом:
Солнце уходит в глубь,
Звезды уходят в глубь,
В глуби хорошо утонуть,
Глубь, ты меня приголубь.
До тяжелой болезни, прихватившей Игоря Сергеевича в последний год жизни, мы виделись каждую неделю: на поэтических вечерах или у меня дома, Холин часто повторял свою любимую заповедь: «Костя! Никого не слушайте. Делайте что хотите!». Каждый год его приглашали на международные поэтические тусовки в разные европейские страны. Москва так и не оценила своего поэта.
Правда, Игорь Холин стал культовой фигурой для продвинутой аудитории «Птюча», но это был интерес не столько к стихам, сколько к личности. Обритый наголо, в курточке, похожей на больничную пижаму, он весьма соответствовал эстетике крутой тусовки, хотя относился к себе весьма серьезно и никому ни в чем не подыгрывал.
Суровая самоирония была всю жизнь надежной защитой от пошлости. Он очень внимательно смотрел сквозь круглые старомодные очки на все, что происходит вокруг, и приходил к совершенно неожиданным выводам. Вот беседа, которую я записал:
«Время книг кончилось. Вы заметили, что в электронном наборе строчки неровные, а переносы не по правилам. Почему? Так хочет компьютер. Зачем книги, когда всю Ленинскую библиотеку можно разместить на нескольких дисках? Надо писать для глаз, а не для слуха. Слово перебирается на экран компьютера».
Я слушал эти рассуждения с интересом, хотя мог бы возразить словами самого Холина: «Электроника, атомный реактор, водородная бомба, компьютеризация... Слова-то какие. Скулы сводит. Сейчас бы какую-нибудь конягу каурой или буланой масти погладить по слюнявой морде и умереть от счастья».
Холин обзавелся компьютером и даже загрузил его своей прозой, но извлечь ее оттуда не мог. Часто звонил и спрашивал, на какую клавишу как нажать, а я и сам не управляюсь с этим электронным чудовищем. Холин, конечно, прав. Писать вальяжно, как раньше, уже нельзя. Надо бережно паковать в слова информацию: «Мы – / свет из тьмы».
Поэт отвергал все религии, а на вопрос: «Верите ли вы в Бога?», отвечал: «Верю, но в своего».
Во время путча 93-го года Холин сурово, по-военному меня инструктировал. «Заслышав стрельбу, не смотрите по сторонам, откуда, а прежде всего ложитесь. Потом уже разберетесь». В это время в районе, где жил поэт, уже стреляли вовсю. «О войне у нас нет ни одной правдивой страницы. Всё
слюни да сопли!» Последний роман Холина о войне – главная вещь, над которой он работал в последние годы.
Ваш век.
Век кисельных берегов
И молочных рек.
Мой век.
Век водородных бомб
И шизофренических калек,
Ваш – голубое солнце
И оранжевое небо.
Мой – идеи Мыр Каркса
Без хлеба.
Холина называли живым поэтическим мамонтом. Таких уже нет. А в кругу друзей поэтического общества ДООС его любовно называют поэтозавром. Пожалуй, это действительно так. Холин поэтический динозавр, но не из прошлого, а из будущего. «Мои стихи будут учебным пособием для компьютеров и пенсионеров», – написал он в одной из последних публикаций в «Газете ПОэзия». Другая заветная мысль Игоря Сергеевича о превосходстве поэзии над всеми видами искусств может быть оспорена, но как изящно она выражена и глубоко продумана.
В музыке мыслей меньше,
Чем в голове комара
В живописи мыслей больше,
Но они неподвижны.
«Никогда не сопровождайте слово музыкой и не иллюстрируйте. Слово – единственное, что отличает человека от всей природы».
Это последнее, что я услышал от Холина. А за два дня до его кончины в серии «Классики XXI века» вышла книга «Новые ДООСские» с такими стихами Игоря Сергеевича:
Ни Вселенной, ни Галактик,
Ни Звезд, ни Планет
Ни состояния,
Ни расстояния,
Ни нас,
Ничего нет.
Есть свет
Так получилось, что первая книга Игоря Холина в твердом переплете появилась лишь после смерти этого удивительного поэта. В России надо жить долго. Холин дожил до 79, и лишь несколько месяцев отделяли его от 2000 года, куда он страстно стремился. Еще в 95-м году на открытии салона «Классики XXI века» поэт сказал: «Надо творить, но только о новом веке».
«Главная особенность новой поэзии – ее виртуальность. Фантазия в искусстве присутствовала всегда (сказки, легенды, мифы), но никогда еще воображение поэта не было так свободно и раскованно. Уплотнилось время, осталось пространство. Клип и файл – вот язык современной поэзии». Эти слова произнес поэт, написавший еще в 50-х годах:
Дамба. Клумба. Облезлая липа.
Дом барачного типа.
Коридор
18 квартир.
На стене лозунг:
МИРУ МИР!
Во дворе Иванов
Морит клопов,
Он бухгалтер Госзнака,
У Романовых пьянка
У Барановых драка.
Разумеется, Холину перекрыли все пути, но милостиво разрешили заниматься детской поэзией. Сорок лет он писал в стол:
Марсианки изумительны
Обаятельны предупредительны
Тело сделано из особого материала
Гайки болты
никелированы
Ноги изумительной красоты
Голова в форме бутылки
Половой орган находится на затылке.
Легендарный худощавый Холин и не менее легендарный Генрих Сапгир чем-то походили на Дон Кихота и Санчо Пансо. Однажды Холин сказал своим критикам: «Вот вы нас критикуете и ругаете, а нас надо холить и сапгирить». Тем временем в «Известиях» появилась злобная статья «Тунеядцы рвутся на Парнас». Речь шла о художнике Оскаре Рабине и, конечно же, о поэтах, которые никак не вписывались в официоз: Холин, Сапгир, Всеволод Некрасов. Невозмутимый Холин продолжал свою антисоветскую деятельность. Писал смешные двустишия. Он говорил: «Я люблю их тела», / Речь между ними о женщинах шла».
Я познакомился с Холиным в Париже на фестивале международного авангарда в 1988 году. Мы вышли на сцену, и Холин сказал, обращаясь к переполненному залу: «Вы ведь по-русски все равно не понимаете, поэтому я буду читать без перевода». Зал разразился смехом и аплодисментами, поскольку состоял из русских эмигрантов и французских славистов.
Через 5 миллионов лет
Останется от нас след
Памятник миллионеру
Ухической Эхической Ахической эры
Фабрики имени
Коровьего вымени.
Его очень волновало будущее земли. Он его любил и боялся. Поразительно, до какой степени можно жить судьбой земного шара и даже Вселенной, но без малейшего пафоса:
Мой пращур
Доисторический ящер
Я связан
Всем своим существом
С любым
Несуществующим
Существом.
Холин говорил мне, что на войне самое страшное время было, когда его роту забросили в подмосковные леса и забыли. «Армия ушла вперед, а мы полгода околевали в грязи и в снегу, питаясь кореньями». Простота его стихов о войне совсем не похожа на ухарскую браваду а-ля Теркин.
Выгляди орлом
Иначе
Смешаю
С говном
Или:
С похмелья
Воевать неохота
Ору
Вперед рота
У самого рвота.
Холин недолюбливал все религии, считая, что они – сплошная идеология. Его очень волновала история христианства. Каким образом умами миллионов людей завладела одна идея. Однако атеистом он не был и оставил очень глубокие стихотворные афоризмы: «Когда я забываю о Боге, я поклоняюсь самому себе» или «Земля не моя планета. / Моя планета из света».
На кого похож Игорь Холин? На Хармса? На Велимира Хлебникова? И да, и нет. Его путь в поэзии совершенно особый. Простота, доходящая до лубочного наива, и одновременно неимоверная сложность душевного мира. Для меня он так и остался великой загадкой, несмотря на десять лет очень близкой дружбы.
К нему применимо почти все, что говорилось о Хлебникове. Он «честнейший рыцарь русской поэзии», не поддавшийся ни на какие компромиссы во времена наиболее суровые и страшные для русской поэзии, Странно, что вторая половина XX века прошла в России под знаком неутомимой
битвы властей с поэтами. Когда пришла свобода, Холину было уже 70. Но никто из молодых и талантливых не видел в нем человека преклонных лет. Более того, рискну заметить, что по смелости взглядов он был моложе всех. Он ярчайшая личность в эпоху максимального обезличивания. Может быть, это был единственный человек без маски, потому что так или
иначе притворяться приходилось всем:
Иванов круши
Иванов пляши
Иванов стой
Иванов строй.
Майор Холин не позволял собой командовать никому, даже самому Богу. Он был самый свободный поэт в самой несвободной стране. И еще он на редкость точно угадал приход и шабаш постмодернизма:
В туалет не ходил
Гадил где спал
И поедал свой кал
говоря: все равно
Все превратится в говно.
Последняя мысль, высказанная Холиным и не вошедшая в собрание его трудов, меня особенно поразила: «Слово – единственное, что отличает человека от природы и Космоса. Любой соловей поет лучше самого гениального певца и сочиняет музыку гениальней самых великих композиторов. Выйдите в поле или на берег реки. Ни один художник не переплюнет Бога в пейзаже. А слово есть только у человека». В конце XX века никто не владел словом лучше Игоря Холина, Это квантовая поэзия, где поэтический смысл едва ли не в каждой букве.

ТЕЛУ МАЛ АМУЛЕТ

Мода на палиндромы охватила пишущую Россию. Известная с XVIII века поэтическая игра, когда строка читается одинаково слева направо и справа налево, вовлекает все новых и новых авторов. Любители поэзии хорошо помнят однострочный палиндром Гавриила Державина. «Я иду с мечом судия».Хорошо известен палиндром Фета: «А роза упала на лапу Азора».
Палиндром пользовался особой любовью у футуристов, достигших небывалых высот в технике стихосложения. Велимир Хлебников называл палиндром по-русски – перевертень:
Кони топот инок
Но не речь, а черен он.
Советская власть почему-то относилась к палиндрому с чиновничьей подозрительностью. На всякий случай почти запретила. Палиндромисты прятали свои поэмы, как подпольную литературу. Несколько палиндромов удалось опубликовать футуристу Семену Кирсанову. Сегодня палиндромисты вырвались на свободу и забили до отказа весь Интернет. Некоторые читатели будут удивлены, узнав, что наш телевизионный обозреватель Елена Кацюба в поэтическом мире более известна своими палиндромическими стихами:
Аве, Ева!
Ума дай Адаму.
«Рад я, ем змея дар».
Узор ангела лег на розу,
Нежен
Летел
Лад Евы ведал.
В аду зло полз удав.
Она и составила «Первый палиндромический словарь современного русского языка». Не собрание палиндромов, а именно словарь – дьявольская разница. 9000 слов в алфавитном порядке волею составителя превращены в палиндромы. Например, берется слово «идеалист», а затем рождается палиндромическая строка: «Вот сила едим идеалистов». Или слово «окно» превращается в перевертень: «Окно в звонко». Слово «душить»: «Ушу душу». А вот весьма лаконичный портрет Махатмы Ганди: «Ганди вид наг». Неумеренных любителей плотских удовольствий словарь сурово предостерегает: «Мера
гарем». В древности считалось, что палиндром обладает магической силой, поэтому индуисты будут обрадованы такой вариацией на имена своих богов: «А Вишну лун Шива». Пьяниц словарь предостерегает: «Пил влип». Зимним узором на окнах смотрится палиндром: «Мороз взором». Россиянам, живущим в эпоху финансовых кризисов, вероятно, близок окажется лаконичный клич «А жри биржа». И вряд ли кто отважится поспорить с определением. «Низ неба бензин».
По утверждению автора, все эти совпадения заложены в самом языке, а она лишь методично переворачивала слово в алфавитном порядке. Однако поэты от Андрея Вознесенского до Генриха Сапгира единодушно заметили на презентации словаря, что на самом деле перед нами одно из самых оригинальных поэтических творений конца XX века. «В известной мере это итог XX века, а может быть, и XIX», – сказал А.Вознесенский. Столь любимый постмодернистами жанр словарей, энциклопедий, комментариев и примечаний неожиданно сомкнулся с достижениями русского футуризма. Конец и начало века, футуризм и постмодернизм протянули друг другу руки. Это не только словарь звуковых перевертышей, но и собрание однострочных моностихов, число которых переваливает за тысячу.
Словарь – блистательный собеседник и спорщик. Заподозрившему избыточную научность он тотчас отвечает: «Я и не чую учения». Любителю русской классики он дает сверхлаконичное определение творчества Чехова – «В охе Чехов». А поклоннику древнерусской литературы напомнит о создателе славянской азбуки и переводчике литургических стихов: «Кирилл лирик». Даже спаситель отечественного, автомобилестроения, московский мэр, вряд ли что-либо сможет возразить, прочитав палиндром на слово «измотанный»: «На том ЗИЛ измотан». Марксистов, вероятно, утешит такой парадный портрет их кумира: «Ус к раме Марксу». Студенты, протестовавшие на днях против воинственности НАТО, могли бы и взять в качестве плаката палиндром: «НАТО Вотан».
Мандельштам говорил, что не понимает, для чего пишутся фельетоны. Ведь и так все смешно. Иногда кажется, что все эти палиндромы изначально впаяны в язык по воле его Создателя. Палиндром – это еще и улыбка Творца. Однако среди иронических, а большей частью футуристически заумных значений вдруг возникают островки чистейшей поэзии: «Гамлет – тел маг. Лег на храм Архангел. Телу мал амулет. Нам сила талисман». Разумеется, здесь нет никакой случайности. Палиндром такой же поэтический прием, как размер стиха или рифма. Можно писать в рифму, соблюдая размер, – поэзия не возникнет. Так и палиндром, у одних поэзия, у других бессмысленная игра.
По форме Словарь – научный труд, по сути и по смыслу – чистейшая поэзия. Он читается взахлеб, как роман, а «словарь» лишь в том смысле, в каком Белинский назвал роман в стихах «Евгений Онегин» энциклопедией русской жизни.
Во время презентации книги в Чеховском литературном салоне поэты наугад открывали словарь и читали почти подряд: «Йог, а нагой. А тога нагота. А наври Нирвана». Почему-
то получились цельные стихотворные тексты, и мне вдруг стало ясно. Найдена новая поэтическая форма, которая как бы продиктована компьютерным веком. Блоки информации извлекаются и комбинируются в самых разных смысловых композициях. При этом количество возникающих поэтических смыслов неисчерпаемо. Здесь само чтение становится творчеством, а вернее, сотворчеством вместе с автором. Перед нами новая и по смыслу, и по форме поэма в 310 страниц под названием «Первый палиндромический словарь современного русского языка». Совершенно неожиданное произведение, возникшее, как всегда, под заунывные заклинания критики, что, дескать, все новое уже создано, а нам остается только повторять. Критика в очередной раз посрамлена поэзией. И так будет всегда. Или, говоря словами Елены Кацюбы, «Аки тир критика».
Алексей Парщиков
Кельн

В современном мире бессмертие больше не является ни общим делом, ни прерогативой Бога, это есть частное дело и случай научных конвенций. Воскрешение и преображение это другое. И это связано с образом, а вот в какой мере образ связан с действием и достоверностью, вопрос не наших только предпочтений. Достоверность – это континуум гармонизированных реакций, именно поэтому поэзия включает и букашку, и небесное тело, т.е. микро и макрокосмос. Но образ неописуем, а только обозначаем точками, обещающими воспламенение материала. Ваш макрокосм опредмечен конкретными персоналиями – это и русские святые, и Ваш личный опыт, и Хавкинс с его теорией Big Band'а, а ваш микрокосм – конкретная русская фонетика, в экстреме – музыка. Переход просто физического звука через пересечение воображаемых двух эллипсов или через точку, которую Вы называете «Inside out», отрывает от земли, так что чувствуешь, что преодоление само по себе есть и будет. (Из письма К.Кедрову. 2001 г.)

Данте опускается в глубины ада, и вдруг словно перекручиваются круги схождения, образуя все ту же ленту Мёбиуса, и ослепительный свет в лицо.
Я увидал, объят высоким светом
И в ясную глубинность погружен,
Три равномерных круга, разных цветом.
Один другим, казалось, отражен.
Время как бы свернулось в единое бесконечное мгновение, как в первый миг «сотворения» нашего мира из не раз¬личимого взором сгущения света.
Единый миг мне большей бездной стал,
Чем двадцать пять веков…
Это был момент антропного космического выворачивания. Внутреннее и внешнее поменялись местами:
Круговорот, который возникая,
В тебе сиял, как отраженный свет, –
Когда я обозрел вдоль края,
Внутри окрашенные в тот же цвет
Явил мне как бы наши очертанья…
Как геометр, напрягший все старанья,
Чтобы измерить круг, схватить умом...
Таков был я при новом диве том:
Хотел постичь, как сочетанны были
Лицо и круг в слиянии споем...
Геометрическое диво, которое видит Данте, сочетание лица и круга, невозможно в обычной евклидовой геомет¬рии. О неевклидовом зрении Данте много раз говорил Павел Флоренский. И неудивительно. Ведь П. Флорен¬ский открыл внутреннюю сферическую перспективу в византийской архитектуре и древнерусской живописи.
При проекции на сферу точка перспективы не в глубине картины, а опрокидывается внутрь глаза. Изображение как бы обнимает вас справа и слева — вы оказываетесь внутри иконы. Такой же сферой нас охватывают округлые стены и купола соборов, и именно так же видит человек небо. Это сфера внутри — гиперсфера, где верны законы геометрии Н. Лобачевского, — мир специальной теории относительности. Если же выйти из храма и взглянуть на те же купола извне, мы увидим сферическую перспективу общей теории относительности.
Человеческий глаз изнутри — гиперсфера, снаружи — сфера, совместив две проекции, мы смогли бы получить внутренне-внешнее изображение мира. Нечто подобное и видит Данте в финале «Божественной комедии». Лик внутри трех огненных кругов одновременно находится снаружи, а сами круги переплетены. Это значит, что постоянно меняется кривизна сияющей сферы — она дышит. Вдох — сфера Римана, выдох — гиперсфера Лобачевского и обратная перспектива Флоренского.
Представьте себе дышащий зеркальный царь и свое отражение в нем – вот что увидел Данте. Вот вам и сфера, «где центр везде, а окружность нигде», и еще точка Алеф из рассказа Борхеса: «В диаметре Алеф имел два-три сантиметра, но было в нем пространство вселенной, причем ничуть не уменьшенное. Каждый предмет, например стеклянное зеркало, был бесконечным множеством предметов, потому что я его ясно видел со всех точек вселенной».
Внутренне-внешняя перспектива появилась в живописи начала века. Вот картина А. Лентулова «Иверская часовня». Художник вывернул пространство часовни наружу, а внешний вид ее поместил внутри наружного изображения. По законам обратной перспективы вас обнимает внутреннее пространство Иверской часовни, вы внутри него, хотя стоите перед картиной, а там, в глубине картины видите ту же часовню извне с входом и куполами.
Метаметафора дает нам такое зрение!
Рождение метаметафоры — это выход из трехмерной бочки Гвидона в океан тысячи измерений.
Надо сделать какой-то шаг, от чего-то освободиться. может быть, преодолеть психологический барьер, чтобы найти слова, хотя бы для себя, четко очерчивающие новую реальность.
Однажды я сделал этот мысленный шаг и ощутил себя в том пространстве:
Человек оглянулся и увидел себя в себе.
Это было давно, в очень прошлом было давно.
Человек был другой, и другой был тоже другой,
Так они оглянулись, спрашивая друг друга.
Кто-то спрашивал, но ему отвечал другой,
И слушал уже другой,
И никто не мог понять,
Кто прошлый кто настоящий.
Человек оглянулся и увидел себя в себе...
Я вышел к себе
Через — навстречу — от
И ушел под, воздвигая над. (В дальнейшем все мои стихи обозначены инициалами К. К.)
Эти слова никто не мог в то время услышать. Передо мной распахнулась горизонтальная бездна непонимания, и только в 1975 году я встретил единомышленников среди молодых поэтов нового, тогда еще никому не известного поколения. Алексей Парщиков, Александр Еременко,
Все началось как бы заново. Не знаю, где я больше читал лекций в то время: в Литературном институте или у себя за столом, где размещалась метаметафорическая троица. Содержание тех домашних семинаров станет известно каждому, кто прочтет эту книгу.
Чтобы передать атмосферу этих бесед, приведу такой эпизод.
Как-то мы обсуждали статью психолога, утверждавшего, что человек видит мир объемно, трехмерно благодаря тому, что у него два глаза. Если бы глаз был один, мир предстал бы перед нами в плоском изображении.
Вскоре после этого разговора Александр Еременко уехал в Саратов. Затем оттуда пришло письмо. Еременко писал, что он завязал один глаз и заткнул одно ухо, дабы видеть и слышать мир двухмерно — плоско, чтобы потом внезапно скинуть повязку, прозреть, перейдя от двухмерного мира к объему. Так по аналогии с переходом от плоскости к объему поэт хотел почувствовать, что такое четырехмерность.
Разумеется, все это шутки, но сама проблема, конечно, была серьезной. Переход от плоского двухмерного видения к объему был грандиозным взрывом в искусстве. Об этом писал еще кинорежиссер С. Эйзенштейн в книге «Неравнодушная природа». Плоскостное изображение древнеегипетских фресок, где люди подобно плоскатикам повернуты к нам птичьим профилем, вдруг обрели бездонную даль объема в фресках Микеланджело и Леонардо. Понадобилось две тысячи лет, чтобы от плоскости перейти к объему. Сколько же понадобится для перехода к четырехмерию?
Я написал в то время два стиха, где переход от плоскости к объему проигрывается как некая репетиция перед выходом в четвертое измерение.

Путник

О сиреневый путник
это ты это я
о плоский сиреневый странник
это я ему отвечаю
он китайская тень на стене горизонта заката
он в объем вырастает
разрастается мне навстречу
весь сиреневый мир заполняет
сквозь меня он проходит
я в нем заблудился
идя к горизонту
а он разрастаясь
давно позади остался
и вот он идет мне навстречу
Вдруг я понял что мне не догнать ни себя ни его
надо в плоскость уйти безвозвратно
раствориться в себе и остаться внутри горизонта
О сиреневый странник ты мне бесконечно знаком —
как весы пара глупых ключиц между правым и левым
для бумажных теней чтобы взвешивать плоский закат.
(К. К.)
Снова и снова прокручивалась идея: можно ли, оставаясь существом трехмерным, отразить в себе четвертое измерение? Задача была поставлена еще А. Эйнштейном и Велимиром Хлебниковым. А. Эйнштейн считал, как мы помним, что человек не может преодолеть барьер. В. Хлебников еще до Эйнштейна рванулся к «доломерию Лобачевского».
Так возникла в моем сознании двухмерная плоскость, вмещающая в себя весь бесконечный объем, — это зеркало. Я шел за Хлебниковым, пытаясь проникнуть в космическое нутро звука. И вот первое, может быть, даже чисто экспериментальное решение, где звук вывернулся вместе с отражением до горловины зеркальной чаши у ноты «ре» и дал симметричное отражение. Таким образом, текст читается одинаково и от начала по направлению к центру — горловине зеркальной чаши света до ноты «ре». Интересно, что нотный провал между верхней и нижней «ре» отражает реальный перепад в звуковом спектре, там нет диезов и бемолей.
ЗЕРКАЛО
Зеркало
Лекало
Звука
Ввысь
|застынь
стань
тон
нег тебя
ты весь
высь
вынь себя
сам собой бейся босой
осой
ссс — ззз
Озеро разреза
лекало лика
о плоскость лица
разбейся
;то пол потолка
без зрака
а мрак
мерк
и рек
ре
до
си
ля
соль
фа
ми
ре
и рек
мерк
а мрак
беэ зрака
то пол потолка
разбейся
о плоскость лица
лекало лика
озеро разреза
ссс — ззз
осой
Сам собой бейся босой
вынь себя
высь
ты весь
нет тебя
тон
стань
застынь
ввысь
звука
лекало
зеркало.
Вернусь снова к образу человека внутри мироздания. Вспомним здесь державинское «я червь — я раб — я бог». Если весь космос — яблоко, а человек внутри... А что если червь, вывернувшись наизнанку, вместит изнутри все яблоко? Ведь ползает гусеница по листу, а потом закуклится, вывернется, станет бабочкой. Слова «червь» и «чрево» анаграммно вывернулись друг в друга. Так появился анаграммный образ антропной инверсии человека и космоса.
Червь,
вывернувшись наизнанку чревом,
в себя вмещает яблоко и древо.
Возник соответствующий по форме метаметафоре анаграммный стих. В анаграммном стихе ключевые слова «червь — чрево» разворачивают свою семантику по всему пространству, становятся блуждающим центром хрустального глобуса.
Ключевое слово можно уподобить точке Альфа, восходящей при выворачивании к точке Омега.
Один знакомый математик сказал мне однажды:
— Когда я читаю нынешнюю печатную поэзию, всегда преследует мысль, до чего же примитивны эти стихи по сравнению с теорией относительности, а вот о вашей поэзии я этого сказать не могу.
Под словом «ваша» он подразумевал поэтов метаметафоры. Само слово «метаметафора» возникло в моем сознании после термина «метакод». Я видел тонкую лунную нить между двумя понятиями.
Дальше пошли истолкования.
— Метаметафора — это метафора в квадрате?
— Нет, приставка «мета» означает «после».
— Значит, после обычной метафоры, вслед за ней возникает метаметафора?
— Совсем не то. Есть физика и есть метафизика — область потустороннего, запредельного, метаметафорического.
— Метагалактика — это все галактики, метавселенная — это все вселенные, значит, метаметафора — это вселенское зрение.
— Метаметафора — это поэтическое отражение вселенского метакода...
В январе 1984 года я напечатал в журнале «Литературная учеба» послесловие к поэме Алексея Парщикова «Новогодние строчки». Это была первая и единственная публикация о метаметафоре.
Честно говоря, я понимаю, что все эти конусы, двойные спирали, восьмерки выворачивания уже примелькались в глазах читателя. Но это архетипы реальности мироздания.
Интуитивное осмысление этого и привело меня к созданию неожиданного на первый взгляд текста:
Невеста, лохматая светом,
невесомые лестницы скачут,
она плавную дрожь удочеряет,
она петли дверные вяжет
стругает свое отраженье,
голос, сорванный с древа,
держит горлом — вкушает
либо белую плаху глотает,
на червивом батуте пляшет,
ширеет ширмой, мерцает медом
под бедром топора ночцого,
она пальчики человечит,
рубит скорбную скрипку,
тонет в дыре деревянной.
Саркофаг, щебечущий вихрем
хор, бедреющий саркофагом,
дивным ладаном захлебнется
голодающий жернов «восемь»,
перемалывающий храмы
Что ты, дочь, обнаженная, или ты ничья?
Или, звеня сосками, месит сирень
турбобур непролазного света?
В холеный футляр двоебедрой секиры
можно вкладывать только себя.
(К. К.)
Я писал это в 1978 году, когда не было теории метаметафоры, но уже зарождалась метаметафора.
«Двоебедрая секира» — месяц умирающий и воскресающий; невеста, лохматая светом,— комета, она же звезда Венера и Богородица — «невестна не невестная». В поэтическом акафисте поется: «Радуйся, лестница от земли к небу»,— вот почему «невесомые лестницы скачут».
«Дыра деревянная» — в середине вывернутой скрипки Пикассо — черная дыра во вселенной; холеный футляр двоебедрой секиры — все мироздание; скрипка — образ вечной женственности, пляска на червивом батуте — попрание смерти. Вязать дверные петли можно только вывернув наизнанку «микромир» вязальных петель до «макромира» петель дверных. Сама дверь — тоже каноническое обращение к богородице — «небесная дверь».
Метаметафора не гомункулус, выращенный в лабораторной колбе. Вся теория метакода и метаметафоры возникла из стихов, а не наоборот. В поэзии антропная космическая инверсия сама собой порождает метаметафорический взрыв. Трудно судить, насколько осуществилась моя мечта передать словами миг обретения космоса.
Нам кажется, что человек неизмеримо мал, если глядеть с высоты вселенной, а что если наоборот, как раз оттуда-то он и велик. Ведь знаем же мы, что одно и то же мгновение времени может растягиваться в бесконечность, если мчаться с релятивистской скоростью. Вся вселенная может сжаться в игольное ушко, а человек окажется при инверсии больше мироздания.
По-своему обживает новое пространство тангенциальной сферы Елена Кацюба. Она, как Парщиков и А. Еременко, ближе к ироничным обэриутам. Ее «Крот» чем-то напоминает «Безумного волка» Н. Заболоцкого.
Герой геодезии карт,
он ландшафт исправляет,
он Эсхера ученик —
выходит вверх, уходя вниз.
Математик живота,
он матрицу себя переводит в грунт.
Земля изнутри — это крот внутри.
Внутри крота карта
всех лабиринтов и катакомб.
У поэзии есть свои внутренние законы поступательного движения. Где-то в 30-х годах замолкли обэриуты, позднее забыли Хлебникова. Ныне движение началось с той самой точки, на которой остановились тогда. Первый мах небесного поршня, вышедший из мертвой точки,— поэзия А. Вознесенского. Ныне зеркальный паровоз метаметафоры двинулся дальше.

Зеркальный паровоз

шел с четырех сторон
из четырех прозрачных перспектив
он. преломлялся в пятой перспективе
шел к неба к небу
от земли к земле
шел из себя к себе
из света в свет
По рельсам света вдоль
По лунным шпалам вдаль
шел раздвигая даль прохладного лекала
входя в туннель зрачка Ивана Ильича
увидевшего свет в конце начала
он вез весь свет
и вместе с ним себя
вез паровоз весь воздух весь вокзал
все небо до последнего луча
он вез
всю высь
из звезд
он огибал край света
краями света
и мерцал как Гектор перед битвой
доспехами зеркальными сквозь небо...

ПОСВЯЩЕНИЕ СОКРАТА
Мистерия

СЦЕНА 1

ПЛАТОН. Я уже прошёл все стадии очищения. Скажи, о Сократ, когда же меня посвятят в последнюю тайну дельфийских мистерий?
СОКРАТ. Попробуй это вино из Дельф, по-моему, дельфийцы явно перекладывают корицы. Как ты думаешь, Аристотель?
АРИСТОТЕЛЬ. Я знаю 114 способов приготовления вин, но впервые слышу, что в вино можно класть корицу. Надо записать. 115-ый способ, дельфийский, с корицей, (записывает).
ПЛАТОН. Ты неправильно понял учителя. Сократ говорит об истине, а ты о корице. Что такое дельфийское вино, по-твоему?
С0КРАТ (отхлебывает). По-моему, это виноград позапрошлого урожая, сок явно перебродил, а чтобы заглушить кислятину, дельфийцы втюхали туда еще корицу. Но нет ничего тайного, чтобы не стало явным (отхлёбывает ещё раз). Ин вино веритас – истина в вине, как корица. Всегда горчит,
АРИСТОТЕЛЬ. Истина бывает трёх родов: истина, которая рождается в споре, истина, которая и без того всем известна и, наконец, которая не рождается. Один если не знает, о чём спорит, – дурак, а другой если спорит и знает, – мерзавец.
СОКРАТ. В спорах рождаются только вражда и споры, да ещё спорщики, один глупее другого: один глуп, что спорит, другой - что оспаривает:
Веленью Божию, о лира, будь послушна,
Обиды не страшась, не требуя венца,
Хвалу и клевету приемли равнодушно
И не оспоривай глупца.
Искусная акушерка только извлекает на свет младенца, но родить она всё равно не сможет. Рожать приходится самому (поглаживает живот).
ПЛАТОН. Глядя на твой живот, можно заподозрить, что ты вот-вот явишь нам новую истину. Интересно, от кого ты смог забрюхатеть, уж не от Аристотеля ли?
АРИСТОТЕЛЬ. Ты же всегда утверждал, Платон, что любовь к учителю всегда платоническая. Это женщин любят корыстно, желая от них детей, а любовь к учителю, да ещё к такому безобразному, как Сократ, есть не что иное, как...
СОКРАТ. Ужасное свинство.
ПЛАТОН. Дельфийское вино, о котором говорил нам Сократ, это мудрость. Во-первых, оно из Дельф, значит в нём прозрение дельфийских оракулов, во-вторых, оно прошлогоднее, а истина всегда в прошлом, в третьих, оно горчит. Ведь не даром говорят: “Горькая истина”.
АРИСТОТЕЛЬ. Ты так много говоришь о вине, а сам ни разу не отхлебнул. Вот и о мудрости твои рассуждения чисто платонические Ты ведь ни разу её и не пробовал на зубок.
СОКРАТ: Погоди Платон! Не слушая... его не пей. Проведём чистый эксперимент. Вот Платон – он не пил дельфийского вина. Вот Аристотель – он уже назюзюкался, А теперь пусть каждый из Вас скажет, что он думает о вине.
АРИСТОТЕЛЬ (поёт).
А мы пить будем,
гулять будем,
а смерть придет,
помирать будем.
ПЛАТОН. Чем я провинился перед Сократом, что он не даёт мне отведать своего вина?
С0КРАТ. Но вино уже давно перекочевало в Сократа. И теперь отведать вина значит то же самое, что отведать Сократа,
ПЛАТОН. Кое-кто уже отведал и того другого, а Платон, как всегда, остался не при чём. Теперь я понимаю, почему Аристотель давно посвящённый, а я всё ещё ученик.
СОКPAT. Кто больше, учитель или ученик?
АРИСТОТЕЛЬ (икая). Конечно, учитель!
СОКРАТ. Ошибаешься! Вот мы с тобой выпили все вино, Я как был пузатым, так и остался пузатым, А ты раздулся и стал вдвое больше Сократа, а ведь ты только ученик, хотя и посвящённый.
ПЛАТОН. Теперь я понял, почему ты не угостил меня дельфийским вином, а напоил только Аристотеля. Вино – это мудрость. Ты наполнил Аристотеля тем, чего ему явно не хватало,
СОКРАТ. И по той же причине я посвятил Аристотеля и не посвятил тебе. Учёного учить - только портить.
Входит безобразная Ксантиппа и смотрит на Сократа, который лежит между двумя зеркалами и смотрит в каждое по очереди. На одной раме написано “Аристотель”, на другой — “Платон”. Рядом валяется глиняный кувшин. Сократ возлежит между зеркалами и беседует со своим отражением, глядя в пустое зеркало.
СОКРАТ. Вот я гляжу в зеркало и что вижу – Сократа? Как бы не так. Вижу либо Аристотеля, либо Платона. И так всегда: глотну глоток – Платон, выпью ещё – Аристотель. А Сократа я отродясь не видел. Откуда вообще я знаю, что есть Сократ? Если бы не отраженье, то о Сократе можно было бы узнать только от Платона и Аристотеля. А отраженье – это всего лишь иллюзия Сократа, а отнюдь не Сократ.
КСАНТИППА. Опять назюзюкался? Лучше бы ощипал этого петуха. Ты хотел петуха, вот я и принесла тебе петуха.
СОКРАТ. Что за черт, только что в этом зеркале был Платон, а теперь Ксантиппа.
КСАНТИППА. В глазах у тебя двоится, нет здесь никакого Платона. Надо ж такое выдумать! Собственную жену называет то Платоном, то Аристотелем. Вечно ему мерещатся какие-то ученики. Какие ученики? Кому нужен этот лысый и пузатый алкоголик, помешавшийся на красивых мальчиках, которых он в глаза никогда не видел,
СОКРАТ. Мальчик, вина!
КСАНТИППА (бьет Сократа петухом по голове). Вот тебе мальчик. Вот тебе вино. Вот тебе Платон, вот тебе Аристотель.
С0КРАТ. Нет, о жители Беоты, вы не заставите меня отречься от моих идей. Платон мне друг, но истина дороже.
КСАНТИППА. Пошел вон, ублюдок, пока я тебя не забила до смерти.
СОКРАТ. За что, о беотийцы, вы приговариваете меня к изгнанию. Лучше приговорите меня к чаше с ядом.
КСАНТИППА. Ну вот что, с меня довольно! Можешь упиться своей цикутой, больше ноги моей здесь не будет. (Швыряет ему под ноги петуха и уходит).
СОКРАТ (смотрится в зеркало). Платон, где ты? Почему у меня нет отраженья? Может, я уже умер и потому не отражаюсь. Посмотрюсь во второе зеркало. Ay, Аристотель... Никого нет! Придётся пить цикуту в полном одиночестве. (Отхлёбывает вина). Что за чёрт? Почему в зеркале отражается Сократ? И в этом тоже Сократ. А где же Платон, где же Аристотель? А, я всё понял. Ксантиппа подмешала в дельфийское вино цикуту. Я выпил яд и познал самого себя. Так эта лысая обезьяна с приплюснутым носом и есть Сократ? В таком случае, я не хочу иметь ничего общего с Сократом.
Входят Платон и Аристотель
АРИСТОТЕЛЬ. Рассуди нас, Сократ Мы спорим, что есть прекрасное?
СОКРАТ. Сверху черно, внутри красно, как засунешь, так прекрасно. Что это?
ПЛАТОН. Это пещера, посвящённая в Дельфах. Сверху она покрыта жертвенными овечьими шкурами, а когда выползаешь в узкий проход, то на жертвеннике сияет вечный огонь.
АРИСТОТЕЛЬ. Это жертвенная овца. Когда засунешь в неё нож, он обагрится изнутри кровью и боги скажут – это прекрасно.
ПЛАТОН. Прекрасное есть жизнь.
АРИСТОТЕЛЬ. Прекрасное – это отражение жизни. Жизнь безобразна, как Сократ, но когда Сократ говорит, он отражает жизнь, и становится прекрасным.
ПЛАТОН. Значит прекрасна не жизнь, а мысль. Мысли Сократа делают жизнь прекрасной.
СОКРАТ. Мне плохо, пожалуйста, сварите мне петуха.
АРИСТОТЕЛЬ. Сократ хочет отведать курятины.
ПЛАТОН. Похоже, он ее уже отведал, весь с ног до головы в перьях.
АРИСТОТЕЛЬ. Давай сварим этого петуха и съедим, а бульон отдадим Сократу.
ПЛАТОН. А ты не боишься Ксантиппы?
АРИСТОТЕЛЬ. Ксантиппы бояться, к Сократу не ходить. Эй, Ксантиппа!
Входит прекрасная Аспазия-Диотима.
СОКРАТ. Ксантиппа, свари петуха.
АРИСТОТЕЛЬ. Ты... Ксантиппа?
ДИОТИМА. А что тебя удивляет?
АРИСТОТЕЛЬ. Нет, ничего, я только, я думал, мы хотели, то есть мы не думали, что у Сократа такая прекрасная жена.
ПЛАТОН. Вот и верь после этого людям!
ДИОТИМА. Разве Сократ никому не говорил обо мне?
ПЛАТОН. О нет, прекрасная Ксантиппа, он только о тебе и говорит…
АРИСТОТЕЛЬ. Вот видишь, мы знали Ксантиппу только со слов Сократа, и теперь ты можешь убедиться, насколько жизнь прекраснее слов.
СОКРАТ (бормочет). Прекрасное есть жизнь.
ПЛАТОН. Не может быть, чтобы эту глупость изрек Сократ. Он явно перебрал дельфийского вина.
ДИ0ТИМА. Зачем Вам этот жилистый петух. Лучше отведаете целительного бульона. Я приготовила его для Сократа, а теперь с удовольствием угощу и его учеников. Вас с Сократом трое, значит и мне в три раза приятнее накормить гостей. (Поит из чаши мычащего Сократа. Платон и Аристотель с удовольствием пьют бульон).
ПЛАТОН. Подумать только, насколько бульон прекраснее курицы. Ходит по двору какое-то безмозглое созданье, кудахчет, гадит, Но вот принесли ее в жертву, и она так прекрасна в устах философа,
АРИСТОТЕЛЬ. Это божественная энтелехия. Потенциально бульон всегда содержится в курице…
СОКРАТ. Жаль только, что актуально курица не всегда содержится в бульоне. Сыграй нам, о прекрасная Ксантиппа.
АСПА3ИЯ. (играет и поёт).
Кто среди дев дельфийских,
Сестры, всего прекрасней?
Чьи уста слаще мёда,
Глаза беспредельней неба?
Мудрость всего прекрасней,
Мудрость всего разумней,
В мудрости мудрый счастлив,
В счастье счастливый мудр.
ПЛАТОН. Счастлив ты дважды, Сократ, что живёшь с мудростью и женат на красоте.
АРИСТОТЕЛЬ. Нет, лучше стихами: Ксантиппа, ты типа... Типа... типа... типа... (засыпает, за ним засыпают Платон и Сократ, Диотима удаляется, входит Ксантиппа).
КСАНТИППА. А, устроились здесь, развалились, бомжи, бродяги. На минуту нельзя оставить. Опять привёл каких-то голодранцев. Теперь он будет говорить, что это философы – Платон и Аристотель. Помешался на учениках. И себя возомнил каким-то учителем. Весь базар смеется, когда он идёт с корзиной за провизией. Так и говорят – философ идет. Срам-то какой. И где он только находит таких же пьяниц? Вот уж воистину говорится, дерьмо к дерьму липнет. СОКРАТ. Ксантиппа?
ПЛАТОН. А где же прекрасная Диотима?
КСАНТИППА. Какая еще Диотима?
АРИСТОТЕЛЬ. Прекрасная!
КСАНТИППА. Так вы ещё и девку сюда привели! Хорошо, что она убежать успела, а то её постигла бы та же участь. А ну, вон – вон – вон отсюда! (Избивает Платона и Аристотеля петухом. Философы убегают).
С0КРАТ. Ксантиппа? Я жив? Значит, цикута не подействовала. Второй раз меня уже не приговорят к изгнанию. Я был уже на том свете, и знаешь, там ты прекрасна. У тебя прекрасная душа, Ксантиппа. Я видел тебя в образе прекрасной Аспазии. Платон, ты прав. Искусство не зеркало, а увеличительное стекло.
КСАНТИППА. Ладно, не подлизывайся, так и быть, налью тебе еще одну чашу. Лысенький ты мой, пузатенький, курносенький, глупенький (обнимает голову Сократа, оба напевают):
Сладким дельфийским вином напою тебя, милый,
Истина только в вине – говорил мне дельфийский оракул,
Истина ныне в тебе, обменяемся, милый,
Влейся в меня без остатка, смешайся со мною,
Только любовью вино разбавляй, но никак не водою.
(Сократ оборачивается к публике в маске Аполлона. Ксатиппа в маске прекрасной Диотимы).
С0КPAT. Я знаю тo, что ничего не знаю.
КСАНТИППА-ДИОТИМА. Я тоже кое-что знаю, но никому не скажу. Дальнейшее – тишина... Хотя так уж так и быть... Так вот... Нет... Если кое-что у Платона сложить с кое-чем у Аристотеля, то получится ровно столько, сколько у Сократа.
СОКРАТ. Лучше больше, да чаще.
КСАНТИППА. Лучше больше, да дольше.
СОКРАТ. Вот какая фи-ло-фа-со-фия!
До свидания, Сократ и Платон,
До свидания, Платон и Сократ,
Древнегреческий радостный сон
Древнегреческий сладостный лад.
Ионический Орден, прощай,
И Дорический Орден, пока,
Древнегреческий радостный рай
Где одежда Богов – облака.
Там в Афинах Афина весь год,
Где наяды резвятся в воде,
Где ликует элладский народ,
А Сократ пребывает везде,
В Парфеноне приют для богов,
Боги в небе, как рыбы в воде.
Для богов всюду мраморный кров,
А Сократ пребывает нигде.
Аристотель всегда при царе
В Академии мудрый Платон.
А Сократ – он везде и нигде,
И приют для Сократа – притон,
В Древней Греции – греческий сон,
В Древней Греции – греческий лад.
Там всегда пребывает Платон,
И всегда проживает Сократ.

СЦЕНА II

Сократ возлежит по середине сцены. Слева Скала с пещерой с надписью ; “Дельфы”, справа скала, на которой белеет Акрополь, надпись “Афины”. Рядом с Сократом большая амфора с Вином. Рядом с Сократом возлежат двое: мудрец софист Протагор и красавица гетера Аспазия с лирой. Аспазия наигрывает на лире. Все трое поют.
Ты скажи мне, дельфийский оракул,
Почему я так горестно плакал,
Может снова копьё прилетело
И зажившую рану задело,
Или юность моя пролетела,
И гноится душа, а не тело.
Где вы, где вы, дельфийские девы,
Где вы, где вы, премудрые Дельфы?
Дельфы справа, Афины слева,
В середине Диана дева.
Сушит жажда и ноет рана,
Дай вина, богиня Диана,
Дай вина мне, мне, богиня Дева,
Депьфы справа, Афины слева.
ПРОТАГОР. Аспазия, когда я слышу твой голос, мне кажется, что боги гугнивы и косноязычны.
СОКРАТ. Не слушай Протагора, Аспазия, ведь говорил же Анаксагор, а многие считают его мудрецом, что нет никаких богов. А богиня Луна – Диана есть всего лишь навсего камень, висящий в небе и отражающий солнце.
ПРОТАГОР. Вот именно. Ты, Аспазия, прекрасна, как луна, но у тебя и в правду каменное сердце. Ни я, ни Сократ не можем в тебя проникнуть. Ты не Аспазия, ты дева Диана. Вечная девственница, убивающая всех своею красотой.
АСПАЗИЯ.
Почему все боги убоги,
Почему все люди несчастны?
То поют, то плачут от боли
Похотливо и сладострастно.
СОКРАТ. Не слушай, Аспазия, этого словоблуда. Как истинный афинянин, он всегда несет афинею, то есть ахинею.
ПРОТАГОР. Разве ты не знаешь, Сократ, что я человек?
СОКРАТ. А что это ещё за чудовище? Курицу знаю, она несет яйца, а человек несет только ахинею.
Афинею несут афиняне,
А дельфийцы несут дельфина.
Два философа на поляне,
Два критические кретина.
Оба мудры, как сто дельфинов,
Оба глупы, как малые дети.
Помоги, богиня Афина,
Средь философов уцелеть мне.
Если бы в Афинах не было Аспазии, мы, с тобой, Протагор, никогда бы не стали философами. Как ты думаешь, что такое философия?
ПРОТАГОР. Разве само название не говорит за себя? Филос – дружба, София – мудрость. Философия – дружба с мудростью.
СОКРАТ. Тогда я предлагаю переименовать Софию в Аспазию.
ПРОТАГОР. Правильно! Филаспазия, любовь к Аспазии – вот истинная мудрость.
CОКРАT. Но Филос – это дружба, а не любовь,
ПРОТАГОР. Значит надо Филос сменить на Эрос. Эроспазия – вот истинная мудрость
СОКРАТ. Эрос – это всего лишь влечение к женщине и желание иметь от неё детей. Но ведь Аспазия – само совершенство. Ты же не можешь представить, Протагор, что от Аспазии родится дитя умнее и прекраснее, чем она.
ПРОТАГОР. Это очевидно. Быть умнее и прекраснее Аспазии то же самое, что быть светлее Солнца, значит от Аспазии может быть только Луна – Диана, всего лишь отраженье самой Аспазии – солнца. Если прав Анаксагор, то Луна – только раскалённый камень. Если же от Аспазии родится дитя такое же прекрасное, как она, появятся два солнца, что крайне нежелательно.
СОКРАТ. Не значит ли это, Протагор, что мы должны любить Аспазию больше, чем Луну и Солнце?
ПРОТАГОР. Это само собою. Я и так её люблю больше всех звезд на небе.
С0КРАТ. Тогда это не Фипос - дружба, не Эрос - влечение, а любовь, обнимающая весь Мир, вмещающая и Филос, и Эрос, и зовётся она Агапия.
ПРОТАГОР. Агапия – Аспазия, даже звучание сходно, и нет надобности, что-либо переделывать.
С0КРАТ. Тогда я спрошу тебя, Протагор, кто нам милее и ближе – Агапия или Аспазия?
ПРОТАГОР. В твоем вопросе уже ответ.
АСПАЗИЯ. Эх, вы, софисты проклятые. Вот и любите свою Агапию, а я ухожу.
СОКРАТ. О нет, Агапия, я хотел сказать Аспазия. Мы глупы, как все философы. Не надо быть философом, чтобы понять, насколько Аспазия милее Агапии, Ведь Агапия – это всего лишь весь мир. В то время, как Аспазия – самая любимая часть всего мира.
ПРОТАГОР. А каждый ребёнок знает, что часть больше целого и я берусь это немедленно доказать,
АСПАЗИЯ. Вот и докажите, жалкие пьяницы, прелюбодеи, сладострастники и хвастунишки, мнящие себя философами.
С0КРАТ. Скажи, о Протагор, что тебе милее в Аспазии, грудь ее или вся Аспазия?
ПР0ТАГ0Р. Вопрос на засыпку. Конечно, вся Аспазия.
СОКРАТ. Тогда, о Протагор, попробуй мысленно отсечь часть.
АСПАЗИЯ. В каком смысле?
СОКРАТ. Прости меня, Аспазия, но я предлагаю Протагору самое ужасное, что может быть на свете, – представить себе Аспазию без груди. АСПАЗИЯ. Вот нахал!
С0КРАТ. Что лучше, Аспазия без груди или грудь без Аспазии?
ПРОТАГОР. Грудь! Грудь!! Конечно же грудь!!! (Пытается обнять Аспазию).
АСПА3ИЯ (ускользая). Вы дофилософствовались, что у вас не будет ни груди, ни Аспазии.
С0КРАТ. Теперь мы поняли, что часть больше целого, а ведь это только грудь. Я же не говорил о других, ещё более прекрасных частях.
АСПА3ИЯ. Но, но, но! Что ты имеешь в виду, сатир?
СОКРАТ. Не подумай чего плохого, Аспазия, т.е. я хотел сказать, чего хорошего. Я имел в виду прекрасную таинственную расщелинку, в которой заключена вся мудрость мира.
АСПАЗИЯ: Ну ты наглец!
СОКРАТ: Я говорю о расщелинке в Дельфах, откуда слышен голос дельфийского оракула.
Сократ встает на колени, охватывает Аспазию и целует ее в лоно. Раздаётся удар грома, молния пересекает небо. На скале в Дельфах появляется Гонец с лавровым венком.
ГОНЕЦ ИЗ ДЕЛЬФ. Сократ, дельфийские жрецы венчают тебя лавровым венцом и приглашают на мистерию посвящения в Дельфы. (Снова удар грома и гонец на афинской скале возглашает):
ГОНЕЦ ИЗ АФИН. Сократ, Ареопаг Афин обвиняет тебя в богохульстве. Ты должен явиться на суд, где будешь приговорён к изгнанию или смерти.
СОКРАТ (на коленях целуя Аспазию). Дельфы – Афины, слава – гибель. Куда идти, куда идти, Аспазия?
АСПАЗИЯ. Милый, любимый, мудрый Сократ, не ходи на суд. Кто эти пигмеи, что осмеливаются судить Сократа? Иди в Дельфы, Сократ, иди в Дельфы, к скале, к расщелинке; она всех рассудит.
ПРОТАГ0Р. Я здесь третий лишний, Уйду. Любовь, похоже не светит, а смертью пахнет. За дружбу с богохульником по головке не погладят. Ухожу. Аспазия медленно подходит к Дельфийской скале, прислоняется к ней спиной и замирает в виде женского распятия с лютней.
Г0НЕЦ ИЗ ДЕЛЬФ (возглашает)
Благородные Дельфы!
И ты, о Сократ благородный!
Ныне боги тебя принимают
В синклит богоравных,.
Ибо кто из двуногих
подобною мудростью славен?
Разве только Афина Паллада
С Минервой совою.
По обычаю древнему ныне Дельфийский оракул
будет нами в заветную щель вопрошаем.
Сократ, увенчанный лаврами, стоит на коленях, обнимая Аспазию с лирой, прижавшуюся к скале. Его уста обращены к ее лону - щели Дельфийского Оракула.
СОКРАТ:
Боги, боги, боги, боги,
Наши знания убоги,
Наши мысли мимолетны,
Ненадежны и бесплотны.
Приумножьте же стократно
Мысль смиренного Сократа,
Чтобы Дельфы и Афины
Не судами были сильны,
Чтобы нас связало братство,
Побеждающее рабство.
ГОНЕЦ. Хайре Сократу, мужественному гоплиту, камнеметальщику!
ХОР. Хайре, в битве радуйся!
Г0НЕЦ. Хайре Сократу, прикрывшему щитом в битве друга.
ХОР. Хайре, хайре!
Г0НЕЦ. Слава Сократу, вынесшему друга из битвы с открытой раной!
ХОР. Хайре, хайре!
С0КPАT (рыдая). О дельфийцы! Вы победили непобедимого, вы заставили меня плакать. Никто не видел плачущего Сократа, Даже когда прекрасная Аспазия удалилась на моих глазах с юным воином в расщелину скал, даже когда 30 тиранов приговорили меня к гибели, которой я избежал, скрывшись в Дельфах. А ныне, вы видите, я плачу.
ГОНЕЦ: О чём твои слезы, Сократ? Ведь мы венчаем тебя высшей наградой, лаврами победителя и героя, отныне ты высший дельфийский жрец, вопрошающий оракула о судьбе.
СОКРАТ: Именно об этом я плачу. Нет ничего страшнее, чем достичь вершины и знать, что других вершин для тебя уже нет на земле,
АСПАЗИЯ-ОРАКУЛ. Ты ошибаешься, Сократ, вершина впереди. Ты ошибаешься, Сократ, войди в меня, войди,
Сократ и Аспазия обнимают друг друга И сливаются в поцелуе. Их опутывают со всех покрывалом Изиды.
ГОНЕЦ. Сократ удалился в пещеру, теперь он выйди из нее посвящённым.
ХОР. Хайре – хайре – хайре – хайре! Ехал грека через реку, видит грека в реке рак, сунул грека руку в реку, рак за руку греку цап, Хайрехайрехай - ре – ми – фа – соль – ля – си – до, до – си – ля – соль – фа – ми – ре – до, сунул – сунул – сунул – сунул – сунул, но не вынул.
ГОНЕЦ: Ну как там?
ХОР. Еще не закончили.
ГОНЕЦ: Славьте!
ХОР.
Шла собака по роялю,
наступила на мозоль,
и от боли закричала:
до-ре-до-ре-ми-фа-соль…
ГОНЕЦ. Сколько прошло времени?
ХОР (нараспев.) А кто его знает, за что он хватает, за что он хватает, куда он…
ГОНЕЦ: Ну, хватит, пора уже закругляться.
Хор распутывает покрывало Изиды, там, где был молодой Сократ с прекрасной Аспазией теперь сидит лысый, пузатый, 70-летний старик с безобразной Ксантиппой.
ГОНЕЦ: Что там?
XОР. О, ужас, ужас, ужас!
ГОНЕЦ: Кто там?
ХОР. Старый Сократ с безобразной женой Ксантиппой.
ГОНЕЦ. Что она с ним делает?
ХОР. Не то гладит по лысине, не то бьет по голове.
ГОНЕЦ. А если это Любовь?
ХОР.
Любовь
Лю-боль
Лю-бой
С тобой
Любой
ГОНЕЦ. Что узнал ты, Сократ, от богов? Поведай нам, смертным!
СОКРАТ. Я знаю то, что ничего не знаю.
ХОР.
Я знаю то,
Я не знаю то
Я знаю не то
Я не знаю то
СОКРАТ. В юности мой друг Протагор говорил: “Человек есть мера всех вещей. Существующих, поскольку они существуют, и не существующих, поскольку они не существуют”. Но как может быть мерой тот, кто постоянно не постоянен. Принесите медное блюдо. (Смотрится в блюдо, как в зеркало).
ГОНЕЦ. Слушайте все, Сократ возвестил нам закон Бога - “Я знаю то, что ничего не знаю” (в недоумении вертит глиняную дощечку). Ничего не понимаю, фи гня какая-то “Сократ - отныне ты самый мудрый из смертных!!!”
Удар грома, появляется афинский гонец
ГОНЕЦ ИЗ АФИН. Сократ, афинский ареопаг приговаривает тебя к изгнанию или смерти.
СОКРАТ. Как можно приговорить того, кто приговорён природой?
ГОНЕЦ. Что ты хочешь этим сказать?
СОКРАТ. Я хочу сказать, что я ничего не хочу сказать. Каждый человек приговорён к смерти, если он рождён. “Дальнейшее молчание” - как скажет Гамлет через 2000 лет,
ГОНЕЦ. Он издевается над нами, о афиняне!
СОКРАТ. Ты сказал, что я приговорён к смерти?
ГОНЕЦ. Да.
СОКРАТ. Но разве афинский Ареопаг состоит из бессмертных?
ГОНЕЦ. Ареопаг состоит из лучших людей страны, это передовики, ветераны, то есть, я хотел сказать...
СОКРАТ. Меня бог поставил в строй! Я сам ветеран многих битв, мне 70 лет, и я, к сожалению, смертен. Смертны и вы, члены Ареопага. Как же могут смертные приговаривать к смерти того, кого бессмертные приговорили сначала к жизни, потом к бессмертию.
ГОНЕЦ. Выбери сам, Сократ, своё наказание. Что ты предпочитаешь - изгнание или чашу с ядом?
СОКРАТ. Приговорите меня к пожизненному бесплатному обеду вместе олимпийскими чемпионами, удостоенными этой награды.
ХОР.
Чашу, чашу, чашу
Тише, тише, тише
СОКРАТ. Час чаши чище. Да минует меня чаша сия. Впрочем, да будет не так, как хочу я, но как хочешь Ты.
Берёг чашу, отхлёбывает. Наступает тьма.

ФИНАЛ

Сократ (выходит с Чашей в руке)
Гнев, о Богиня, воспой доносчика - сукина сына,
Гнусный торговец, который донёс на Сократа,
Дескать, старик развращает сограждан, не верует в Бога.
Можно подумать, что Боги доносы приемлют.
А не молитвы и подвиги славных героев.
Да, я не верю, что Боги нас видят рабами
Да, я не верю, что Боги с Мелетом доносчиком схожи,
Да, я не верю, что рабство милее свободы.
Рабские гимны, для вас я не складывал, Боги,
Боги, о Боги, о Боги, о Боги, о Боги,
Знаю я только, что знания наши убоги
Знаю, что подла и гнусна людская природа,
Но нам дарована Богом Любовь и Свобода!

Пьеса была позднее переработана автором вместе Юрием Любимовым. 2 августа на Римском форуме в Афинах у подножия Парфенона состоялась премьера спектакля «Сократ / Оракул», а сентябре премьера прошла в Москве в театре на Таганке.

АНГЕЛИЧЕСКАЯ ПОЭТИКА – 4

Астрофизика

ВЕК уходит ЧЕЛО
ЛИНий жизни У ХО –
ДИТ дитя и СМЕР –
ТИшина ЧЕР
пляшут ВО –
ПЛЯ шут и ВО –
ДА отправляет ВСЕГ –
ДА людей БЕ –
ДА БЕ –
ЖИТ от нас и ДРО –
ЖИТ воя
все ЖИ –
ВОЕ
ЗНАНИЕ ДОЗ –
НАНИЕ – ПРИЗ –
НАК – аут
нокаут
Тур ген
от Тургенева
Лев ТОЛ –
СТОЙ, кто идёт
ЖЕНИТЬСЯ СОЛ –
НЦЕ русской поэзии ЗАКАТИ –
ЛОСЬ –
ЁН ВЛЮБ –
ЛЁН – ОПА-
СЕНИЕ ВОЗНЕ –
НАВИДЯ НЕ
уходя УХО –
ДИТ дитя
теряя солнце
в параллельной галактике
в пространстве
Древнего Египта
во времена Древнего Рима
КТО с мечом к нам придёт НИ-
КТО
НИК–
НЕТ от меча и ПОГИБ
ГИБ –
НЕТ галактиКА
СИЯ история ВЕР
БЫ или не БЫ
Вот в чём вопро
ЛЕТИЯ ТЫСЯЧЕ
РОГО ВТО
ПАЕТ НАСТУ
ТЬЕ ТРЕ
ЛИ мы все УМЕР
ДА но не НАВСЕГ-
ДА НАДЕЖ
ДА ВСЕГ

28.07.99
в час лунного затмения,
последнего в прошлом тысячелетии


* * *
метаметафора –
амфора нового смысла
как паровоз
в одной лошадиной силе
как конница в паровозе

дебаркадер уже корабль
корабль уже дебаркадер

радуга из всех горизонтов
пчела утяжелённая
только полётом

как когорты снежинок
уходят в Галлию
отслаиваясь в сугроб
ледяной поступью
ступая по лету

Лето в Лето влетая
из лета в лето

ударяя в литавры таврии
тавромахии андромахи
над аэродромом
где все самолёты
давным-давно
улетели.

2001

***
между Гауди в даль
уйдет Сальватор Дали

улетает клетка в птицу
а птица в мысль

Сальватор Дали запрещает зеленый цвет
Сальватор Дали велел созерцать лазурь

из Лазури Лазаря вышел пещерный гроб
Лазарь встал но гроб остался внутри

золотые буквы планет
пишут в небе нашу судьбу
можно прочесть
их тайные письмена

кто умеет читать
еще не пройденный путь
тот прочтет что будет
но никогда не поймет что есть

2001

* * *
Мои начальники хрусталь и ночь
Мои помощники печаль и пламя
Двуногий день вторгается в луну
и отраженный Бог в надежде плачет
Как радуга затачивает нож
так я молчу и думаю о Боге

Прозрачный череп исчерпал всю ночь
Избыток звезд переполняет горло
Ныряя в мир я вынырнул в себя

2000

* * *
так взрывается будда
да будет так

заложили динамит
а ну-ка дзынь
«ненавижу всяческую мертвечину
обожаю всяческую»
дзен

да будет будда
будда – да
взорванный
Будда
Будет всегда

2001
 

 
       
 
       
       
       
 
 
 
 
 
 
 
       
 
       
 Рефераты