Уроки доброты
две стороны одной монеты,
как много песен им пропето,
и, вроде все понятно, но…
Не торопись, читатель милый,
делить весь мир на свет и тьму,
известен Богу одному
узор плетения незримый
причин и следствий наших дел,
благих намерений, что к аду
ведут дорогою приятной
и милосердный… зла удел.
Случилось так, что ночью тёмной
брели монахи по тропе
без провианта, налегке,
промокшие до нити тонкой,
но с верой светлою своей,
с одной на всех святой иконкой.
Потерянной в стогу иголкой
таились мысли о добре
людском, хотя бы о ночлеге…
И вот: подворье, ладный дом,
к воротам хлынули гуртом,
как звери к трапу на ковчеге.
Седой, почтеннейший монах
заговорил: – Хозяин строгий,
впусти избранников дороги,
готовы до утра в сенях
мы с братьями, от непогоды
ютиться, коль укажешь ты,
подай нам света, теплоты,
а мы молиться будем Богу
о милосердии твоём,
семье здоровья пожелаем,
лишь только солнце диском станет,
своей дорогою уйдём.
Небрежный взгляд скользнул по лицам
надежды, внемлющей к нему,
и молвил бранно в темноту:
– Негоже всяких проходимцев
пускать в добротный чистый дом,
идите в хлев, там и ложитесь
да не забудьте помолиться,
мне говорили вы о том…
Не жаль для вас воды и хлеба,
держите булку и ведро,
сегодня полон я добром,
но срок вам только до рассвета!
Ушёл и дверь в дом затворил,
а пилигримы в хлев понуро,
уважив ночь молчаньем хмурым,
за седовласым побрели.
Там, разделив одну хлебину,
земли утоптанной черствей,
молились о добре людей
в тепле дыхания скотины.
Собрали утром впопыхах
все деньги, что у них имелись
и положили на ступени, –
так им велел седой монах…
Дорогой многие роптали,
но душу быстро лечит путь
и, потревожившись чуть-чуть,
сердца смирение снискали.
Приятен день, радушен свет,
живое тянется к живому
и мысли тянутся к святому,
когда угрозы мыслям нет…
Но снова ночь и непогода
для испытания добра,
вблизи, лишь нищая изба
защитой от небесных сводов.
Хозяин в дом позвал без слов,
услышав сразу стук негромкий,
там женский лик напевом ломким
баюкал деток семь голов.
Гостям на лавки постелили
звериных шкур… Душистый чай,
по чашам… Свежий каравай,
последний дружно разделили,
и каши тёплый чугунок
на стол поставили из печки,
беседой сдобрили сердечной
промозглый длинный вечерок.
Ко сну ушли все без опаски,
со светлой верой в новый день,
лишь нищеты пустая тень
с глухим сверчком точила лясы.
Когда ж забрезжился рассвет,
седой монах поднял собратьев,
велел им тихо, без объятий
покинуть дом, за ним вослед.
Нежданно, братии смятенной
явился жар в его руках,
который бросил он в сердцах
на кров жилища и степенно
стал удаляться… Взмах клюки,
сдержать рыдания не в силах
и путая слова в молитвах
за ним подались ходоки.
Легко поднявшись тропкой к лесу,
мудрейший бросил колкий взор
на приютивший их костёр,
густую, дымную завесу,
на тщетность шансов впопыхах
спасать из пламени пожитки,
рыданья женские и крики,
на любопытный детский страх…
И, улыбнувшись незаметно,
без слов шагнул в дальнейший путь,
но спутники, терзая суть
деянья, осерчали крепко
и окружили, не ступить.
Виновность помысла и чувства,
тревогу совести… искусно
стремились гневом искупить.
Монах неспешно сел на камень,
затихли спорящие вмиг,
и молвил слово к ним старик:
– Кому урок добра понятен?..
– Какое может быть добро,
коль мы приют добра спалили,
а злу с лихвою заплатили?..
– В дороге с вами уж давно,
я наблюдаю лишь химеры
в сужденьях о добре и зле.
Вы все погрязли в правоте
понятной, но наивной веры!
Я расскажу вам в двух словах
зачем мы все скупцу отдали:
ему тех денег не хватало,
чтоб сделать ставку на бегах.
А в той игре он разорится,
заложит дом, заложит скот,
монахов прибыльный уход
ему ещё не раз приснится.
Теперь для вас урок другой:
средь углей нищего сарая
найдет хозяин погреб тайный,
а в нём подарок дорогой.
Построит знатный светлый терем
и будет первым богачом,
женой любим и увлечён,
пример заботы явит детям.
У знанья множество слоёв,
подобно луковке снаружи,
о каждом слое помнить нужно,
что он от истины далёк…
Так и добру со злом в сужденьях
негоже наспех суть вменять,
коль не желаете пенять
на благовидность побуждений!
О том, что польза для души,
а что гнетёт её, терзает, –
один Всевышний правду знает,
лишь он гордыней не грешит…
Сказал мудрейший и поднялся,
прочел смирение в глазах,
остатки хлеба всем раздал
и с каждым по-мужски обнялся.
* на фотографии - Gregorian
немецкий музыкальный коллектив
в образе средневековых монахов
Свидетельство о публикации №108013101004
Александр Остроухов 16.03.2024 05:40 Заявить о нарушении
Просто Гарик 16.03.2024 11:17 Заявить о нарушении