Семь месяцев

Возьму в руки автомат и выкину его в пропасть. Эклектика - вчерашние дни плывут по дырявым стенам, переплетаясь с волнами будущих свершений, улыбаясь и крича от радости. Свечи только что погасли, вернуть пламя не хватает сил. Живу я в заболоченном микрорайоне, тут все как у людей - красиво и смешно. Самое обычное слово - дезоксирибонуклеиновая кислота. Даром что два, но не суть важно. Слепнущий подъезд с хрустом пережевывает очередную заблудившуюся кошку, сквозь дверь выплевывая редкие кости. Бомбардировщики катятся по мертвенно-желтому асфальту, взбивая пыль и пронзительно хохоча над полиэтиленовыми детишками, усиленно ковыряющими собственные тела тупыми спицами невежества. Очень люблю апельсиновый сок, только он растворился в тишине фальшивой платины. Никто уже не помнит, потому что лоботомию совершали действительно уникальные врачи. И халаты у них черные. И Эйфелева башня странно накренилась, приходится сосредоточенно, не без ужаса, вглядываться в ночную высь - упадет ли на меня, или еще на какую-то бесполезную голову. Хотя, скорее всего, улетит на Венеру, вон она, кстати, удушливо светится, продираясь сквозь плотный мех и мурча от удовольствия, что за ней кто-то наблюдает. Тотальные предметы падают из ниоткуда, с запада. Хамелеон ползет в свою тусклую норку, прихватив прохудившийся примус, который неизвестно зачем оставил в моей квартире пьяный башмачник. Не понимаю одного только - почему банки не могут взорваться на спине, разлетевшись на мириады миниатюрных пластилиновых жизней. Очень хочется. Семь месяцев беспросветного увеличения собственной ничтожности. Почтальон вешается, не справляясь с обязанностями, закрывается красным цветком, пакеты в никуда, психологические удары друг за другом, бесконечно, разбивая лицо моего дыхания в пенящуюся и прерывисто всхлипывающую безнадежность.