Как я работал дрессировщиком. Часть четвертая. Иност

Как я работал дрессировщиком. Часть четвертая. Иностранцы.

Все встречи с иностранцами у меня в жизни происходили каким-нибудь нелепым образом.
Хотя, начнем по порядку.
Занимался с очень сложной собакой. Немецкая овчарка, черный красивый кобель. Жил, а может, и живет сейчас в центре. Хозяйка жаловалась, что на него нападают приступы буйства. Приехал, посмотрел – приступов не увидел, но для профилактики посоветовал максимально нагрузить физически. А где? Центр города, в двух шагах Спас на крови. Вывозить тяжко – нет своей машины. Есть рядом парк Русского музея, но там всегда полно людей и отпускать страшно… И так все по кругу идет – отпускать страшно – у собаки сносит крышу из-за того, что не отпускают, еще реже отпускают потому, что сносит крышу – крышу сносит еще сильнее.
 Решил пойти обратным путем. Как можно больше выбегивать пса. Вроде все начало получаться. Приступы, по словам хозяйки, стали реже. Мне, на тот момент, к сожалению, так и не удалось ни разу застать эти самые моменты, когда у собаки наступало замыкание.
 Как говориться, в здоровом теле – здоровый дух. Шаг за шагом собаке становилось все лучше. Пес прямо свежел на глазах, и я начинал себя чувствовать не столько дрессировщиком, сколько помощником для выгуливания собак…
 Приехал в очередной раз. До этого было занятие с сенбернаром, которого вел давно, теперь изредка приезжал. С этим самым сенбернаром у нас сложилась любовь, и этот огромный мешок с лапами позволял мне делать с собой все, что угодно.
Короче я расслабился.
А зря.
 И вот, занимаемся мы с овчаркой, занимаемся аппортировкой, то есть я кидаю палочку, а он приносит. Все просто замечательно. Прохожие не ругаются, некоторые останавливаются и с умилением наблюдают. Птички поют, листочки шелестят, травка зеленеет…
 Овчар в очередной раз нес мне палочку. Он уже почти донес её, оставалось буквально один-два шага, но в этот момент я увидел, что он начинает сворачивать. Конечно – пес то умный. Смысл бегать туда сюда и приносить мне палку, если я каждый раз её выкидываю. Значит, она мне не нужна – здраво рассудил пес и начал выворачивать, что бы в стороне от суеты завалиться на травку и почесать об эту палку свои крепкие, острые, овчарочьи клыки.
 Но и я не мог этого позволить. Мне надо было, что бы он сначала отдал мне палочку, а уж потом я бы вернул ему ее погрызть. Нельзя давать собакам выполнять команду до половины, иначе борзеют, и совершенно не в том смысле, что у них появляется что-то от одноименной охотничьей породы.
 Итак, пес начал поворачивать, а я заметив это, совершил досадную ошибку – схватил его за холку. Ну промахнулся мимо ошейника, с кем не бывает… Однако в собачьей интерпретации, особенно у кобелей, схватить за холку – вызвать на поединок, грубый наезд, за который надо отвечать по всем понятиям, попытка оскорбить и унизить.
 Видно, овчар был не из простых, и такого наезда простить мне не мог. Он не стал звонить никому по мобильнику, забивать мне стрелки, нет, он поступил проще – развернулся и перфорировал мне сначала одну руку от кисти до локтя, я моментально осознал, что отпускать его нельзя и попробовал перехватить его другой рукой за холку, но поближе к ушам, там они обычно не достают своими зубками, но вторично потерпел фиаско. Теперь обе моих руки были украшены созвездиями кровоточащих дырочек. Причем, что самое странное, обычно овчарки вцепляются и удерживают, а этот гад именно перфорировал, как компостером прошелся. Цапнул раз пять снизу вверх, потом с удовольствием это повторил на другой руке, и попытался удрать.
 Но я то тоже еще та злобная тварь.
Завязалась короткая потасовка, с применением запрещенных приемов и ненормативной лексики.
Пес – не бабушка – я победил.
Овчар лежал на траве, прижатый мной сверху, судорожно дышал. На брылях (для людей, ничего не понимающих в настоящем гламуре: брыли – это собачьи губы. ) начала появляться пена. Народ вокруг отошел на безопасное расстояние и с интересом ожидал, будут ли меня кусать еще, и смогу ли я тогда еще раз повторить те самые невообразимо сложные, лексические построения, которые использовал во время укрощения собаки.
Я фиксировал пса, надеясь, что его начнет отпускать, его не отпускало. Глядя на пену, которая выползала из его рта, как будто в него засунули бракованный огнетушитель, я уже представлял удовольствие от сорока уколов в живот.
Хотелось его добить, используя преимущество положения.

Оставаться вечно, лежа на собаке, нельзя. Подумают, что я неправильный дрессировщик. А учитывая, что овчар являлся кобелем, что я совсем неправильный дрессировщик.
 А намордника не было. Не взяли с собой.
Просить хозяйку собаки связать что-то типа намордника из поводка – бессмысленно. Она находилась в ступоре, стояла с широко открытыми глазами и ртом. Хорошо хоть у нее изо рта пена не шла. Значит, не семейное. Попросил у нее поводок. Исхитрился, удерживая своим искусанным организмом собаку, перемотать ему пасть поводком. Туго. Очень. Зато с удовольствием. Даже правильнее сказать – с наслаждением.
Хо!
Ибо нефиг меня грызть.
Дышать псу было тяжело, пожалел, немного ослабил импровизированный намордник. Пена продолжала выпадать изо рта овчара. Красивое зрелище – черный, цвета вороного крыла пес, из пасти – белая пена, и один абсолютно безумный глаз. Глаз был один, так как пес был прижат в лежачем положении на боку. Второй вполне возможно тоже сохранился после боя, но мне было не видать.
 Зрители стали разочарованно расходиться.
Надо было уводить овчара домой, что бы он успокоился.
 Хозяйка испугано смотрела на мои руки, в глазах стояли слезы. Я так и не понял, жалела ли она мои покусанные руки, или представляла себе дальнейшую судьбу пса, когда мы с ним останемся один на один в её квартире.
Вести собаку было недалеко, квартира находилась практически сразу за Спасом на крови, надо было только обойти его… Взял собаку за ошейник, дал ему подняться.
Овчар попробовал меня цапнуть, но обломался и тогда, начал пытаться сбежать, в связи с чем практически поднялся на задние лапы, так как ошейник отпускать я не собирался, а поводок был использован как намордник.
 А теперь собственно та самая картина:
Солнце отражается на куполах и крестах собора. Вокруг стоят лотки с матрешками, брошками, ушанками и прочей хренью для зарубежных гостей, два автобуса исторгли из своего душного чрева туристов, моментально начавших искать оптимальный вид для фото съемок. Пешие гуляки, застыв в благоговении, восторгаются чудом архитектуры. Все светло, празднично, благостно.
И тут на сцене появляемся мы!
 Сначала из парка появляется черная овчарка на задних ногах, перебирающая передними лапами в воздухе, как конь сатаны, вставший на дыбы! Из пасти валятся хлопья пены! Глаза горят сумасшедшим огнем!
 Следом появляюсь я, влекомый и ведущий, крепко сжимающий окровавленной рукой ошейник собаки, вторая рука, свободно болтающаяся вдоль тела, скупо орошала кровью каменную мостовую.
 И последней на сцену выходит суетливой походкой плачущая женщина.
 Пауза длилась секунду, а потом все окружающее пространство заполнил звук фотоаппаратов (печатая слово фотоаппарат опечатался, и написал потоаппаратов. Прикольно, так можно летом называть мужские ноги), мир вокруг от вспышек стал ярким и светлым до боли в глазах.
 Вот она минута славы!
Наша процессия гордо обошла собор, сопровождаемая особо настырными фотографами и скрылась в арке двора.
       Может быть, эти фотографии облетели мир, может быть, до сих пор висят на каких-то зарубежных сайтах.
Такая вот она, дикая Россия. Если не медведь, то бешеные собаки на задних ногах.

Бойтесь нас.

П.С. чем закончились дрессировки с этой собакой – не помню. Но бешенством он не болел – я так и не делал себе уколов и ничего не случилось.
Хотя жена говорит – зря.