Облака

«ОБЛАКА».

Кто не видел, как по небу плывут облака?.. Да нет таких!- Воскликнет даже самый маленький.
А что это такое? – Хрен его знает?!- сплюнет дед, почесав затылок, и растирая валенком желтый от махры сгусток на полу….
- Пар,- ответит старшеклассник
- Мечты,- покраснев признается девочка, теребя себя за сплетенную мамкой косичку.
- Деструктивная инфлюэнция в вакуумных обстоятельствах, образовавшаяся под влиянием магнитного поля земли, и коммунистического вектора развития производительных сил общества…Том пятый, глава 17, страница сто двадцать первая…- Шепотом добавит сельский библиотекарь и с робостью посмотрит на портрет «Отца всех народов» чудом сохранившийся за старенькими стеллажами с Советской Поэзией и Прозой- Только я Вам этого не говорил… Вы меня о Дуньке со свинофермы спрашивали…- и отвернется к окну, где муха с настойчивостью настоящего коммуниста пыталась протаранить головой оконное стекло… Потом, пожалев то ли муху, то ли стекло, распахнет створку и выгонит муху под дождь…- А зачем это вам? – вопьется он в меня взглядом старшего оперуполномоченного по особо страшным делам. - У вас своя, иная от утвержденной семнадцатым съездом партии версия?
Есть…- шепотом отвечу я, - Облака – это несбывшиеся желания… Твои, мои, Дуньки со свинофермы….
Тут же за окном, на безоблачном небе появилось одно облако в форме конверта и поплыло в сторону райцентра, хотя ветер дул как раз с его стороны… Дождь за окном сразу кончился, грязь на дороге подсохла

-Донос,- спросил я не оборачиваясь.
- Информация…
- Вы оперативны.
- Я член КПСС с 57.
-Как спутник запустили?
- Вот именно!- Голова библиотекаря гордо вздернулась, но тут же ударилась о высокую спинку старого кресла.
- Пишите. Я пойду. …А то у вас от нереализованного желания рак может развиться…
- Типун тебе на язык,- услышал я уже дверях…
На улице на меня сразу же упала тень. Я задрал голову и увидел большое розовое облако в виде пронзенного стрелой сердца.
- Дуня!...- тут же догадался я. – я ведь со вчерашнего вечера не написал ей ни одного стишка!- И я поспешил домой к компьютеру…
- Дуня, милая моя,
Любил ли кто тебя, как я? – Вылилось само собой что-то знакомое. Сердце мое рвалось из груди, но так как Дуню никто не любил, оно потихоньку успокоилось. Отчего же, спросите вы, Дуня никому в селе не была нужна? Да потому что, работала она стоматологом. Конфеты ей дарили, листья сушенные, которые собирали тут же у поликлиники… А вот так чтобы засыпать и просыпаться, видя ее с клещами у своего рта , это уж дудки!
Я бы тоже не решился, кабы мне не выбил все зубы колхозный мерин Степаныч еще в детстве, когда я ему поджег хвост из любопытства. С тех пор зубы у меня не болели, а вот вставная пластмассовая челюсть лопалась часто, потому как служил я при районной газете фельетонистом, а писать приходилось про мужиков несдержанных и малообеспеченных, у которых вечно не хватало на заветную бутылку водки одиноко стоявшую в витрине нашего «СЕЛЬПО». ЕЕ наши бабы украсили на какой-то Новый Год мишурой и зажгли вокруг разноцветные лампочки… Продавать ее после этого они ее не хотели. Да и мужики не очень-то и печалились, они все больше толпились у аптеки, где за эти же деньги можно было напиться и опохмелиться, да еще и рожи зеленкой вымазать, что бы домашние прониклись всей зыбкостью существования на этой бренной земле. Домашние проникались, стелили им на сеновале, после чего челюсть моя ломалась еще чаще.
Так что без Дуни я просто не мыслил своего существования. Чинила она меня часто и качественно. Но вот надуло к нам однажды во время избирательной компании, прямо скажем, Лик! Я даже не назову его портретом, лик шевелил губами, хмурил брови, иногда покашливал и грозил пальчиком. Пальчик надувало со стороны по делу и без дела. Сначала это мужикам мешало, они вздрагивали и прятали пузырьки с крепкоградусной микстурой опять по карманам, потом привыкли и даже мочились при нем, и дажа бабка Матрена, присаживаясь на грядку с огурцами с лопушком в руках хитро щурилась:,
- Ну чего уставился. Не видел никогда? Ну погляди, погляди, как народ живет. Наберись ума разуму.
У кого кандидату набираться разуму бабка прямо не говорила, но сидела долго и неподвижно. Где его такого надули никто не знал, а зачем к нам прислали догадывались, но хмурились и молчали, потом самые отчаянные начали забивать избы и уезжать с женами, детьми и просанными матрацами.
- Не к добру присматривается.- роняли отъезжающие мужики.
- Присмотрится и помочь захочет… И знамо дело все по миру пойдем!- кудахтали озабоченные бабы.
Был грех колхозный сторож Петрович стрелял в него! Хотя колхоз весь давно разворовали и воровать было нечего, кроме старых вороних гнезд у скотомогильника.
Петрович стрельнул, испугался и повесился.
- Бога надо боятся!- ревел в пивной сельский батюшка Агафон.
- И дефолта!- Икал на инвалидной коляске люмпен-проллетариат «Колька тракторист», отморозивший ноги здесь же у магазина, дожидаясь жену после учета, что бы помочь тащить сумки до дома, но жена вышла, отдала ему сумки с Болгарским «Мускатом» и сказала что останется ночевать в магазине. Колька обиделся, упал на своем проулке и уснул, а когда проснулся был уже наполовину короче, а единственным приятным воспоминанием от того вечера осталась благородная Болгарская отрыжка за которую его и любили деревенские старухи.
- Ты б подышал на меня! Дочка с зятем с городу приезжает. А от меня Болгарией пахнет.- Уговаривали они его, цепко зажав в мозолистых рукав четвертинку самогона.

«Сомбреро!»

Как бы там ни было, но жизнь на селе готова была совсем выродиться, когда произошло чудо! К местному поэту песеннику из северной столицы приехала, влюбившаяся по Интернету в его лирическую душу Виолетта де Арманьяк, в девичестве Пелагея Сковородкина, маленькая и худенькая с огромными глазами женщина неопределенного возраста. Поэт-песенник, с опаской было оглядывающийся по утру по сторонам, по пути на вокзал, обратно вел ее за руку, горделиво задрав голову.
Виолетту же почти было не видно из-за огромного сомбреро, кокетливо сидевшего на ее крошечной головке.
Матрена, наблюдавшая за всем этим со своей любимой грядки, не могла не заметить их полнейшего равнодушия к грозящему пальчиком лику кандидата.
- Все дело в шляпе!- Тут же на грядке догадалась она. К обеду , сбегав к скотомогильнику и подобрав старое воронье гнездо, Матрена соорудила из него что-то похожее на мексиканское сомбреро, а к ужину она вертлявой походкой описывала круги возле «СЕЛЬПО».
- Ты чего?- невольно тормознул спешащий к аптеке «Колька-тракторист».
- Полюбить сегодня вечером хочу! Как никого не любила! Только тебе этого не понять. Ты его боишься!- И Матрена тыкнула пальцем в небо.
- А ты не боишься?- Колька посмотрел на нее со всей ехидностью, на которую был способен.
Матрена сорвала сомбреро, хотела было и сарафан, но передумала и насадила сомбреро по самые уши на Кольку. Колька завел глаза под брови, но ничего кроме обгаженных веточек не увидел.
- Поехали!- подмигнул он Матрене.
Матрена весело засеменила к своей избе, подталкивая коляску с Колькой перед собой…
Через два дня все село, набрав нецелевых кредитов в СБ РФ , весело отплясывало самбу на центральной площади.
- Мальчик хочет в Тамбов!
Ля-ля-ля-ля-ля…-ЛЯ!
Горланили вчерашние переселенцы в чувственном экстазе прижавшись к задницам своих счастливых жен.
За ночь лик перелетел куда-то на восток. Потом его видели в Японии, потом потеряли. Но нигде никто не грустил по этому поводу, кроме председателя Государственной Думы. Но если быть честным, его веселым никто никогда и не видел…
Поэта песенника Виолета де Арманьяк бросила, но сомбреро на селе прижились. А ведь это – главное!