В поцелуе умрём молодыми...

Александру Грину




Ветер занавеси клетчатые треплет
за распахнутою дверью у крыльца.
Трепет утра, молодильный солнца лепет
у ключиц, у полусонного лица.
Ветер стенами дощатыми играет –
и, качнувшись корабельной плотью, дом
в полудрёме угловато уплывает
за магнитный Зурбаган и Меганом.

Киммерия, я плыву, твой гость нечастый,
я не плачу об утерянном ключе!
Зорок ястреб, желтоглазый, голенастый,
на костлявом капитановом плече.
Киммерия, из лилово-дымной сини
веют свежестью имбиря юг и вест…
Итальянские глаза Карассарини,
чёрно-мраморный феодосийский крест…

Хороши арбузы в Кафе на базаре,
но недолго кофе пакостный хлебать –
вислоусый обоюдоострый парий
цепью якорною звякает опять.
Он забросит вновь рябую злую птицу
на костлявое и твёрдое плечо…
Будет то, что воле Божьей пригодится. –
Полдень! – Ветрено, лазурно, горячо!





Гаспра



Старокняжеские алебастры
тронул розовым светом восток –
земляничное дерево Гаспры
мне в ладонь уронило листок.
Меж ветвей почивает прохлада.
Ранний воздух на вкус – Парадиз.
И полны благозвучья и лада –
имена: Симеиз, Кореиз…

Золотая уколет примета –
только краем ресниц позови.
Дорог дар красноплодного лета –
растворенье июля в крови.
Дорог дар переменчивых странствий –
в райских кущах сверкнула змея.
Как ты светишься в смуглом убранстве,
загорелая Ева моя!

Повтори же, смеясь, своё имя.
и, спустившись по склону к воде,
в поцелуе умрём молодыми,
чтобы в старом воскреснуть вине!
Пахнет морем и яблоком Ева.
Зноен грех наш до дрожи колен –
перепутано право и лево,
и шумит земляничное древо
подле княжьих облупленных стен…