Книга 7 на одной странице

В сетях Афродиты
 
Дышит снега накидка бодрящая,
Над кварталами, полными сна.
Как прекрасна весна предстоящая!
Хоть нескоро, но будет она.

А когда в тишине обозначится
Лёгким облачком музыка слов,
То стихирнится мне, то стихачнится,
То счихнётся от кучи стихов.

Что ты смотришь глазами прекрасными,
Хоть надеждой меня позови!
Я твой муз, переполненный страстными
Ожиданьями чистой любви.

Принесёт она дивное диво нам
В холода, непогоду и зной,
И подруга с веслом пластилиновым,
Как звезда, пролетит надо мной.

       05.01.08.


Шедевропатия
 
Вздымая гулкие копыта
Неугасающего дня,
Я полюбил тебя, но ты-то –
Не полюбила ты меня.

Ах, как бы чудно это было,
Когда б, пустой не тратя пыл,
Вот так же ты меня любила,
Как прежде я тебя любил!

       03.01.08.


Похождения зубного пациента
 
О, ты, что терпеливый мой скелет
И челюсти таким подвергнул пыткам!
Зачем мне зубы на сто двадцать лет?
И тридцати хватило бы с избытком.

Я никого обидеть не хочу,
Но время мчит и каждый им помечен.
Мой друг, к зубному вырвавшись врачу,
Скажи ему, что человек не вечен.

       03.01.08.


* * *
N.N.
Как на ходу подхваченная фраза
Не покидает, сколько ни трезвей,
Восходят два твоих прекрасных глаза
Над серою обителью моей.

И как воображение ни смело,
Колдует над безвестностью больной,
У этого чуть видимого тела
Так много светлой прелести земной!

Её хранить – смиренно и незримо –
Куда важней, чем слово вставить в стих,
Событий нить почти неразличима,
Но мы и без неё живей живых.

01.01.08.



Первое января
 
N.N.
Не знать таких ни после мне, ни до,
И за грядой границ и расстояний
Ещё висит кукушкино гнездо
На древе неисполненных желаний.

Пусть облаков стальные корабли
Над лентою парят лугов и пашен –
Ни камнем не собьют его с земли,
Ни ядерный заряд ему не страшен.

И красота в сиянии зеркал
Теперь давно не кажется земною.
Лети, мечта! Я зря тебя искал –
Ты без того всегда была со мною.

       
       01.01.2008.






Светский разговор
 
И.Т.
Отрадно вспоминать на склоне лет
Всех, что давным-давно меня забыли:
Мне женщины сказать не смели «Нет» –
Они со мной почти не говорили.

Бог весть откуда странная звезда
Несла однообразия заразу:
Они мне сразу отвечали «Да!»
На мой вопрос, отваливать ли сразу.

29.12.07.



Angeli ex machina
 
Наше время – дурное, судьба пристрастна, никогда не сбывается, что хотел. Но в конечном итоге любому ясно – зря душа оставляет себе предел, пусть сегодня богат я, как прежде беден, до тебя – или после, иного нет, дорогая, не верь в этот глупый
бредень, что когда-то забудет тебя поэт. Не грусти, что погаснут ещё экраны, что одна у модема крутая стать, просто жизнь никогда не сближает рано тех, кого не захочется покидать. И тебе изменяя с твоим подобьем, что ни в чём не виновно, и
лучше нас, я надеюсь, что где-то, в небес чащобе, смотрит некто на землю, сощуря глаз. Не ищи оправданья толкучке тела
и ума запоздалому бормотку, только птица б стреноженная летела к твоему невесомому башмачку. Сквозь безропотный
плен наших будней треба богохульством не пахнет, не верь ханжам. Не вставая с колен, не увидишь неба.

И для этого Он существует там.

28.12.07.




Ночная радуга
 
Небесный циркуль дрогнул и затих,
Под ним Земля, прогалины и дачи,
Игра, объединившая двоих,
С ключом без права тайной передачи.

Пусть нам простит сегодня без затей,
Тот, кто следит без слуха или зренья
Забавы нестареющих детей,
Которых создал в шестый день творенья.

Ещё видны отсюда вдалеке,
Другими не затёртые ногами,
Твои следы на шёлковом песке
И тонкий лёд на невском островке,
И облака, стоящие стогами.

Заржавлен, как железный лесоруб,
С маслёнкой в незатейливом куверте,
Я пробую диковинку на зуб,
Как эликсир грядущего бессмертья.

И, совести блаженной не коря
За всё, что умереть способно скоро,
По радуге, упёршейся в моря,
Благословенье жаждущим даря,
Летит волна ночного разговора.

25.12.07.



Сонет гению
 
Таким, как ты, преград на свете нет.
Устав от повседневности и скуки,
Я, Рубежов, пишу тебе сонет
По правилам стихической науки.

Исполненные рифмой закрома,
Прикосновенье трепетное к чуду,
Ристалище талантов и ума –
Таки тебя давно узнали всюду.

То польку ты танцуешь, то бостон,
Отдав часы исписанным бумагам.
К тебе идут народы на поклон
За гимнами своим цветастым флагам.

Пока мечты касаются чела,
Свободен ты и прочен, как скала!

24.12.07.



* * *
Е.Н.
Чревато непредвиденным расходом
Хлопушек или гипса конфетти,
Любимая, всё пахнет Новым Годом –
И никуда, поверишь, не уйти!

У нас зима. Зонты пока прилежно
В цветастую уложены скирду,
И плечики выглядывают нежно
Из кофточек красавиц на ходу.

И аромат двурогого левкоя
Из Господом оставленных щедрот...
Здесь холодов не ждёшь, но ждёшь покоя,
А он едва ль когда-нибудь придёт.

Но для того, кто взор ещё не поднял
От кучи книг, столпившихся гурьбой,
Васильев день откроет вдруг сегодня
Ещё один прекрасный год с тобой.

24.12.07.



* * *
Всех нас когда-нибудь вечности примет лоно,
Там ни хамсин не свирепствует, ни Борей,
Время итогов, ты длишься назло законам,
Не замечая смущённых календарей.

Не унижения ради и не гордыни,
За поцелуй – утешенье, а не ожог,
Кланяюсь в ноги одной, до которой ныне
Всё-таки дожил – а мог бы уйти в песок.

23.12.07.



Эпиграмма Из всех Всевышним созданных фигур...

Из всех Всевышним созданных фигур,
Кого б они собой ни представляли,
Я ненавижу дураков и дур –
И убегу взаимности едва ли!

Но есть замысловатая мечта,
Игра ума, испорченного веком:
Беззлобная святая простота,
В костёр дрова подложит неспроста –
Она себя считает человеком!

22.12.07.




Воспоминание
 
В бокале сонно клонится цветок,
За окнами окрестности Асбеста,
А в поезде Москва – Владивосток
Одно купе. И нам в нём мало места.

Трясётся пол. Мешает дрожь ногам,
Твоя спина мурашками покрыта,
И каплями прозрачными омыта,
И я всё это миру не отдам.

На поворотах горбится земля,
Бежит зверьё от тягостного стона,
И смотрят перелески и поля
На грудь твою, как смертный, восхищённо.

Одним Эротом в ранг возведены,
Сдвигаем вспять невнятные желанья,
Так люди, не видавшие луны,
Лишь угадать стремятся очертанья.

И времени послушная трубе,
На столько лет, что злу не будет дела,
Моя ладонь, прижатая к тебе,
Оставит след. И нет ему предела.

Но мог ли знать, как коротко-жесток
Полночный зной, южак, текущий влажно...
Я больше не поеду на восток.
Но он со мной. А прочее – неважно.

22.12.07.



Эпиграмма N.N. Чем любопытство Ваше продиктовано
 
Чем любопытство Ваше продиктовано,
Иной читатель сразу не поймёт.
Но вот Вы здесь. И бродите раскованно.
В моём саду. Так мухи чуют мёд.

Природе подчинённый сверх желанного,
Послушный воле Бога и судьбы,
Я не могу избавиться от странного
Предчувствия (хлопушкою) стрельбы.

22.12.07.


Предсмертные эротические размышления почтового ящи
 
Снова тяжёлое. Опять плакала. Как же всё-таки они меня достали! И ведь в прошлый раз такая волна открыток от него, тёплая, живая, я сам слегка оплавился и согрелся. Видимо, потому, что они были не в конверте. Исписанные строгим мужским почерком – автор секьюрити, видимо. Или конгрессмен. Ночью открытки забрали. Тонкая нежная, пахнущая шоколадом и духами рука. Потом я слышал плач в подъезде.

Когда Он открывает мою крышку ключом, я успеваю внутренним взором заметить только толстое запястье (почему-то с тонким обручальным кольцом на безымянном пальце правой руки – этого я не понимаю) и потом слышу тяжёлые и ровные удаляющиеся шаги. Как это волнует!

То её последнее письмо, влажное и пахнущее духами, Он взял осторожно и быстро спрятал в карман, тогда как обычно прочие несёт домой в руке. Один раз прочёл такое у входа, смял, выругался и выбросил в урну. Потом оглянулся, достал снова, порвал в мелкие клочки и отнёс в мусорный ящик на углу. Через неделю появилось второе. Внутри явно были фотографии – я почувствовал тяжесть, гладкость, серебро. Показалось, что на фото женщина. Даже вроде без одежды. Странно. Зачем?

Она по-прежнему вынимает из меня эти мужские письма. Чаще поздно ночью, когда я задремал. Один раз успел почувствовать Его пальцы на таком письме, потом он их сразу брезгливо отдёрнул. Даже выругался. Мне послышалось нечто вроде: «Вот б... При живом муже!» – и сразу всё стихло.

Знакомая кошка любит сидеть напротив меня, когда машин рядом нет и все ушли на работу. Мы с ней иногда общаемся. Но вникать в интимные подробности не в моих правилах – за такое и получить можно по полной. Она говорит, что у них что-то неладно. Я не могу её остановить – кошка же, мы и понимаем с трудом, но мысль доходит. Последний раз из дома слышались очень громкие и непонятные мне слова. Я таких прежде не слышал. Кошка только фыркает, когда спрашиваю.

Из последних непонятных вложений я с каким-то смутным беспокойством отметил остро пахнущее официальной почтой извещение и рекламу. На обоих часто встречалось слово Internet. Кошка в ужасе. После этого в дом приезжали какие-то люди. Жужжало, сверлили что-то. Очепнь быстро. Один потом возился в коробке возле столба. Чем-то это связано с квартирой.

Двое в светло-синем. Машина с надписью «Federal Posr Services». Интересно, к кому? Направляются сюда. В руке у первого с лицом убийцы ножовка и клещи. Неужели. Стой! Больно! Помоги..! Не на..!

21.12.07.



Фестиваль Благовест
Борис Рубежов -Третья Страница
Диплом I степени на фестивале "Славянство, православие, патриотизм"
ПОД ПОПЕЧИТЕЛЬСТВОМ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ
Регламент фестиваля опубликован на сайте www.pravoslavie.kg.

БЛАГОВЕСТ-2007
_____________________



* * *
Жизнь длинна, как долгий век Иакова,
И полна чудес, тревог и слёз,
Трёх любимых звали одинаково,
И любил я каждую всерьёз.

В бешеных страстей не верил бредни я,
Жил, как все, возделывая сад,
Но когда мне встретилась последняя,
То она навек сломала ряд.

Где мои Египты? Сколько стона вам
Выпало – лишь память растревожь,
Я не стал любимцем фараоновым
Да и не возвысился, но всё ж,

Как к сосцам коров священных вымени,
Близким, как отеческий завет,
Припаду к единственному имени,
Что меня сжигало столько лет.

1990.



* * *
Я сорок лет свою тоску
Избыть не мог. Нежданно
Я встретил Марка и Луку,
Матфея, Иоанна.

Как до сих пор не ведал я,
Что все мы – Божьи дети,
И всё по книге Бытия
Идёт на этом свете!

Всю жизнь любя, сто тысяч слов
Издав, подобных стону,
Я и свои пятьсот стихов
Добавил к Соломону.

И враг меня подстерегал
Трусливо из засады,
И кто-то руки умывал,
А третий ждал награды.

Читаю снова. Дней и лет
Не жаль на это пламя,
И в нас – его спокойный свет,
И Бог всё так же с нами!

1991.



* * *
Эккл., 12,4.
Какой тяжёлый, страшный век!
Как ночь вокруг глуха!
Я встал, как должен человек,
По крику петуха.

Я жил, как мог, творя добро
И помня Божий страх,
Моей цепочки серебро
Теперь истёрлось в прах,

И голос, слышимый с трудом,
Достигнет вас едва,
Но собираясь в вечный дом,
Скажу свои слова.

1992.



* * *
Пока Иов мольбы свои возносит,
Но Бог его пытает до конца,
К Израилю является Иосиф,
Чтобы принять последний вздох отца.

Его отец удачлив был когда-то,
И не без Божьей помощи, поверь,
Он обманул единственного брата,
Который первым вышел в эту дверь.

Из этих слов усвоил я не боле
Того, что в милосердии своём
Терпеть Господь людскую может волю,
Пока она кончается добром...

1992.



* * *
Апок. 2,4.
Вся жизнь пошла помимо всяких правил
С того недобропамятного дня:
Я первую любовь свою оставил,
Она же не оставила меня.

И до сих пор, пока багряным зверем
В моё окно жестокий рвётся век,
Оплакиваю горькую потерю
И каюсь, как последний человек.

1992.



Баллада о Ветхом Завете

Всем, что есть, я обязан лишь этой земле,
В ней выдерживал зной и мороз,
Кто ж там новый огонь раздувает в золе?
Почему вдруг со мною всерьёз

О далёкой отчизне судьба говорит,
Что святой собирает народ,
Не учился я жизни по книге Левит
И не знал, что такое Исход.

Пусть вовек не колеблется слава ея,
Только мы непричастные к ней,
Невозможно вернуться к корням Бытия
Нам, не видевшим этих корней.

В старый мех не вольёшь молодое вино,
Не губя благодати земной,
И из Чисел осталось мне только одно –
Я да дети, да мама с женой.

1992.



Эпиграмма-экспромт

Добровольным невольником в комнатке узкой,
Расточая немало трудов,
Я возделывал поле поэзии русской
И не чаял дождаться плодов.

Из словесности строгой припомнить нелишне,
Если славы мне хватит едва,
Как старик у дороги окапывал вишню –
Он лукаво не тратил слова...

1992.



Двенадцать соглядатаев

Чис. 13.3.
Ханаанскую высмотреть землю они
Отправлялись с рассветом,
По пескам раскалённым шли ночи и дни
Знойным солнечным летом.

И когда их дозор терпеливый дошёл
До деревьев и листьев,
Это место назвали долиной Есхол,
Виноградною кистью.

Молоко в ней тягучее, мёд и шафран,
Что снимает тревогу,
Позади ж оставалась пустыня Фаран,
Неугодная Богу.

Он-то видел воочью последний причал,
Море, полное влаги,
Но народ этой ночью вопил и роптал,
И растаптывал флаги,

Будто чувствовал: Сгинет чуть видимый след,
И в дорогу сегодня –
Впереди были сорок мучительных лет
Наказанья Господня..

Наливая в бокал золотистый закат
И рассветное пламя,
Вспоминаю, что горек порой виноград,
Завоёванный вами.

1992.



* * *
Среди нас с неведомой поры
Существуют тонкие миры,
Где не разделить души и тела,
Еле различимы в тишине,
Изредка доносятся ко мне
Голоса из дальнего предела.

И у тех, кто верит до конца
В том, что после Сына и Отца
Только дух летит к вершинам чистым,
Безмятежен вздох и светел взгляд,
И глаза бездонные горят
Солнечным спокойствием лучистым.

1992.



* * *
Колючек горький сок питал беззубых внуков,
И песня над шатром унылая лилась,
Им диктовал песок сумятицу из звуков,
Которые потом в одну сплетались вязь.

А где-то далеко, в совсем ином народе,
Куда на тыще крыл не двинет караван,
Кирилл шагал легко, и книгу нёс Мефодий,
И буквы выводил курчавый мальчуган.

Но сколько ни лови – как зверь породы редкой,
Манящее, как грех, как яблоко само,
Оставили мои бесчисленные предки
Диковиннее всех квадратное письмо*.

1993.

(Так называют по-научному письмо ивритское.
Буквы такие, что вписываются в квадрат.)



* * *
Апок.: 6,8; 3, 15- 16.
После юности странной, где ей-же-ей,
Каждый день – будто снова в печь,
Я гасил океаны своих страстей,
Не давая себя зажечь.

Но однажды под гальки прибрежной хруст
Всадник белый пронёсся вскачь,
Я услышал: «Извергну тебя из уст,
Ты ни холоден, ни горяч!

Нам Господь наш печатью замкнул уста,
Но до срока осталось чуть,
И твоя нам погибельна пустота,
Как вселенская мразь и жуть.»

Я ответил: «Он знает, Его рабы
В должный час преступают круг,
И иду я по краю своей судьбы,
Где асфальт переходит в луг,

Всем любимым и милым, взгляни окрест –
Всем, кого бы ты ни спросил,
Он сначала даёт не по силам крест,
А потом прибавляет сил.

И покуда несутся мой день и час
К небу, свёрнутому в рулон,
Я успел оглянуться – в который раз!
Чтоб исполнить Его закон.»

1993.



* * *
В мелких лавчонках дают сторублёвками сдачу,
И впереди, как ни пялься, не видно ни зги,
То ль заработаю деньги и сразу потрачу,
То ли растрачу и запросто влезу в долги.

Прячусь за шторой на крае индейского лета,
Мне не успел надоесть твой сиреневый свет,
Жизнь, от которой навряд ли дождёшься ответа
Или совета – да нужен он, этот совет!..

Пара зеркал. Это в ней отражается сразу
Бренная плоть, не забывшая времени счёт,
Где-то читал я до боли знакомую фразу:
Всё же Господь не по силам креста не даёт.

И раздаря всё, что стало привычно и мило,
Пешим иль конным отправлюсь до времени прочь,
Плотники зря до поры поднимают стропила:
Как далеко она, наша последняя ночь!

Мне всё равно, что достанется в этой юдоли –
Тёплый овин иль пустой и холодный дворец.
Хлеб и вино ждут лозою и семенем в поле.
Я Тебе сын. Только Ты ли мне вправду Отец?

1994.



* * *
… Но видел я сон, который
устрашил меня, и размышления
на ложе моём и виденья головы
моей смутили меня.
Даниил: 4,2.
Поверите ли вы – пусть не поэт иль гений,
Но твёрдо знаю сам, он прав – иного нет:
Виденья головы куда страшней видений,
Представленных глазам – возьми любой сюжет.

Всему, что на земле, и в небе, и меж ними
Накоплено имён, названий и судеб,
Назначен след во мгле и след стопы на глине,
Понятный царский сон, как дерево и хлеб.

И даже пусть правы, кто от меня когда-то
Скрыл эту глубину, которой нет конца,
Виденья головы, трава моя и трата,
От вас не отверну упрямого лица.

1994.



Гадание

В январе, в тепле, в углу,
У разобранной постели
Пять девчонок на полу
Пред свечой кружком сидели.

Нехватало им тепла,
Шли пупырышки по коже,
Две моих. Одна была,
Лет на семь другой моложе.

Под серебряной парчой,
В прежних лет рядясь обличье,
Говорили со свечой
О судьбе своей девичьей.

Неожиданно тихи,
Робко вспомнили о Боге…
Не спешили женихи
Появляться на пороге.

Чуть позднее, хохоча,
За столом вертели блюдце,
И погасла вдруг свеча,
Слыша, как они смеются.

Этой ночью (жаль, всего
Лишь с одной знаком такою)
Я увидел торжество
Чистоты над темнотою.

1995.



* * *
– Эй, каменщик, что так похож на грека,
Что строишь ты во славу иль позор?
– Я памятник семнадцатого века
Здесь возвожу, чтоб радовался взор.

Мы эти стены выбелим извёсткой,
Потом состарим с маковки до пят,
И вы к нему приделаете доску,
Что он точь-в-точь, как триста лет назад.

Лет через двести – я даю вам слово,
Он простоит не меньше, мужики,
На этом месте он возникнет снова –
Но только нужно будет две доски…

1995.



Неоконченный сонет

В той темени, что пуще год от года,
Последний вольный саженец зачах,
– Ты где меня сегодня ждёшь, свобода?
– А там же, в четырёх твоих стенах.


Над рукописью тощею колдуя,
Угрюмую рассеиваю тьму,
– Скажи, любовь, куда к тебе приду я?
– Туда же, но пятнадцать лет тому.

– Так отвяжись от каменной утробы,
От небыли – и в путь благослови!
– Откуда, жизнь, в тебе так много злобы?
– Мне не дали свободы и любви…

1995.



Шестое июня *

Июньское солнце пронзает грудь, и многих оно сожгло,
За двести-то лет постарел он чуть, но нам от него тепло,
Всё так же курчавы его черты, и столь же бесстрашен взгляд
Пред казнью кровавой, которой ты достоин пока навряд.

Спасительной лжи корешок храня, лукавый ловлю покой,
А страх мой бежит впереди меня, подёргивая щекой,
На пастбищах рая пишу: "Не тронь!" – и ключ оставляю вам,
Пока добываю себе огонь, в котором сгораю сам.

И все, кого этот сразил недуг, не просят, чтоб он издох,
У радуги вашей не хватит дуг украсить мой чёрный вздох,
И к краю заполненного листа сдвигая когорты строк,
Я вижу, как светится темнота – как золото сквозь песок.

Но я не пойму, что такое зной, и чем побеждают грусть,
Пока не увижу, что ты со мной, хоть вряд ли тебя коснусь,
И капельки лета стерев со лба, простуженно говорю,
Что в жизни поэта одна судьба: готовиться к январю.
_____________

* - (День рождения А.С.Пушкина).

1995.



Сонет

Всегда найдёт усердного награда,
Какой бы жизнь бесплодной ни была,
Пока ж я так устал от листопада,
Что стережёт у каждого угла.

Кого б ещё архангелы хорала
Травой забвенья потчевать могли,
Чтоб всё, что надо мной прогрохотало,
Затихло и рассеялось вдали?

И не понять у полного колодца,
Что потерять когда-нибудь придётся
Твои ладони тёплые у лба,

Я, потрошитель шариковых ручек,
Любивший жизнь, как ржевовский поручик,
Вовек не изменил тебе, судьба.

1995.



* * *
Н.
Днём или ночью едва поведу плечом –
Вскроются двери во тьму через выдох длинный,
Если не хочешь знакомиться с кирпичом,
Надо поверить Тому, Кто владеет глиной.

В облаке дивном свечение наших тел,
Ближе ветвей, от которых поникло древо,
Он сотворил нас такими, как захотел,
Нам же Его избегать остаётся гнева.

Но ни волос не стихнет теперь во мне,
Спелою жатвой у ног развернётся немо
Горлицы голос, что слышен в твоей стране,
Запертый сад твой, что слаще Его Эдема.

1996.



* * *
Левит: 11-30
Законченный сюжет, не ставший знаменитым,
Опять с тобою в дым уходит мой покой:
Хомет и тиншемет, известные левитам,
Я прикоснулся к ним нечаянно рукой.

Не все мы можем знать, а мне-то было надо,
Чтоб вышел в поле жнец и мир теплее стал,
Ногами растоптать нечаянного гада,
Да ноги, как свинец – как он меня топтал.

И зря приходит друг, и ждать не стоит чуда,
Хоть в книге Бытия чудесных столько дней,
И кровь моя вокруг разбитого сосуда,
И Бог теперь судья греховности моей.

1996.



* * *
Я, изучавший Везувия огненный клык
Лишь с одобренья парткома – такая эпоха! –
Вдруг полюбил до безумия русский язык
Только за то, что на нём изъясняются плохо.

Легче швырять обещанья с высоких трибун,
Чем ежедневно с привычным устраивать встречи,
И длинноногих красавиц озябший табун
Нас отвлекает от чистой и правильной речи.

Но к ощущениям острым нас манит подчас:
Сбоку по почкам. Ковёр – или меч самурая,
И электронного монстра чудовищный глаз
Тянется к дочкам, полсотнею клавиш сверкая.

Где-то в Италии с гор осыпается снег,
Солнце встаёт. Рядом – озеро, полное соли.
Игры Касталии*. Пьяный на вид человек
Горько поёт о берёзоньке во чистом поле.

–––––––––––––––––––––-

Примечания:

* – На взгляд из космоса – треугольник,
сильно вытянутый: Апеннины – швейцарские
Альпы – Мёртвое море.
Касталия – см. Г.Гессе «Игра в бисер».

1996.



* * *
Так будут последние первыми
и первые последними.
Матф.: 20, 16
Я открываю наугад
Тяжелый том рукой железной,
Слова выхватывает взгляд:
“Который вёл их через бездну.”

Не от могучего ума
Во тьме плутал я, помню, прежде,
И ты вела меня сама,
Моя последняя надежда.

Сестры не знавший или брата,
Был я один, как хищный зверь,
Но та, последняя когда- то,
Мне стала первою теперь.

1996.



* * *
Легче воздуха, выше звонниц,
Сквозь враждебные вихри сна,
Я живу чередой бессонниц,
Ночь любая от них черна!

Как Исаака ждала Ревекка,
По пустыне бредя земной,
Я стою на исходе века,
Изувеченного не мной.

Наяву мне всё чаще снится:
Удалось – сквозь какую муть! –
Заглянуть за его границы,
В недоступное заглянуть.

И теперь, навсегда в обиде
На безвременный тот предел,
Потому ли живу, что видел,
Оттого ль, что не разглядел...

1999.



* * *
Исх: 3,2.
Когда железный лязгает засов,
Укрыто время панцирем часов,
Но тикают мгновенья в человеке,
И на последнем стоя берегу,
Я всё-таки надеюсь, что смогу
Достойно рассказать об этом веке.

Он весь пропитан горечью потерь:
Невозвратимо канули теперь
Те времена, где щи варили гуще.
Полузабытым классикам не враг,
Впадает диалектика впросак –
В ней каждый шаг стирает предыдущий.

Пылинка на чудовищной горе
Иль пешка в чьей-то мерзостной игре –
Что я тебе, огромная планета?
С терновым разминувшийся кустом,
Не всё ль равно, что ждёт тебя потом –
За тьмою свет иль тьма за краем света.

Наощупь, как слепой, наедине
С мятежной нотой, бьющейся во мне,
Пока её безмолвие не стёрло,
С эпохой дилетантов не дружа,
Я всё иду по лезвию ножа,
Качнусь – и упаду, разрезав горло.

1999.



* * *
Нет ничего дороже серого,
Бесцветного, как жизнь поэта,
С седьмого дня вернусь до первого,
Когда земля ещё одета

Лишь в Божий дух, где нет ни времени,
Ни тверди, ни воды, ни суши,
Но ты была там, ты из племени
Одной лишь вечности послушных.

Я столько лет берёг заветное
В подобном Богу человеке.
Да будет свет! Да будет светлою
Моя любовь к тебе вовеки!

2000.



* * *
Не понимая промысла Господня,
И от людей не видели добра:
У моря жить нельзя уже сегодня,
Пустыню мы оставили вчера.

Прорвёмся ль, о былом не беспокоясь,
В переплетённый солнцем небосвод?
Ведь города затоплены по пояс,
Леса в огне, а рекам мало вод.

Лишь ангельской дорогою знакомой –
Не всё ль едино, как на нём легли? –
Несёт меня твой коврик невесомый,
Последнее убежище земли.

2002.



* * *
Там, где всё незнакомо, сливаюсь с толпою, сиречь...
Жду, что скажет другой новичок, коих очень немало,
Возле самого дома я слушаю русскую речь
И другую порой, что роднее со временем стала.

После долгого брода усохла пустая слеза,
Тут и песни поют те, что каждому с детства знакомы,
Как глоток кислорода – горячее солнце в глаза
И прохладный уют, если в полдень находишься дома.

Точно глаз папарацци, здесь рядом – невидимый друг,
Так последний герой пустоту побеждает на пляже,
Здесь нельзя потеряться, и всё, что любимо вокруг,
Отступает порой перед натиском новых пейзажей,

Что со временем будет – наверное, знает Господь,
Но в купели такой у любого расправятся плечи,
Здесь обычные люди, из праха рождённая плоть,
Говорят меж собой на старинном библейском наречье.

Значит, всё же не зря я поверил в немеркнущий свет
И сжигал корабли, как затягивал петлю на шее,
И теперь посылаю отнюдь не последний привет
С этой тёплой земли, что с тобою бы стала теплее.

2003.



Песня о Родине

По чёрному полю, по шороху палой листвы,
Ломая кусты, животине уродуя ноги...
Срываясь на волю, не стоит жалеть головы:
Ведь всё равно ты потеряешь её по дороге.

И ночью прохладной, нечаянно тронув стреху,
Увидит народ, что, понятно, не дремлет ночами:
Уродливый всадник с ужасным горбом наверху
Несётся вперёд и восторженно машет руками.

17.05.2005.


© Copyright: Борис Рубежов, 2005
Свидетельство о публикации №1505171424



* * *
Солнце и суша – жемчужина морем одета,
Ночью огни позволяют рассеяться мгле,
Даже боксёрские груши здесь белого цвета –
Что ещё надо на крохотной этой земле?

Жизнь при хамсинах отнюдь не становится проще,
Небо в насмешку дождём поливает слегка,
Редки осины, зато в эвкалиптовых рощах
Ясень альпийский тебе не ответит пока,

Где же любимая, где она, где она, где ты…
Сколько бы радости было на каждом шагу,
Здесь, где русалкою плещется долгое лето,
Где никогда города не утонут в снегу,

Где торжество мимолётное вечностью длится
И в высоте над Иевусом солнце несёт,
Где никого, только новые милые лица –
Жалко, не те, за которые отдал бы всё.

21.04.06.



* * *
N.N.
Здесь и отсюда, где спутником каждый сарай
Снят многократно на самую тонкую плёнку,
Тщетно я буду искать тебя, солнечный край,
Близкий душе, точно праздник больному ребёнку.

В горнем саду, где не кончится яблочный спас,
– Где ещё мне в эти годы откроются дали? –
Я не найду этих самых безропотных глаз,
Даже во гневе исполненных жаждой печали.

Только четвёртая мера способна вернуть
То, что давно безоглядно моё, но сурово
Снова к барьеру нас требует лунная ртуть,
Что суждено? – Ни ответа, ни звука, ни слова…

26.05.06.



* * *
Я не вызову гнева у тех, кто со мною знаком,
Ну, а кто незнаком, говорить со мной вряд ли захочет:
Там, где первая Ева Адаму устроила дом,
Ашкеназские девы мне нравятся более прочих.

Украинской земли закрома и доныне полны:
Сколько чудных девчат здесь надеждою пышет и жаром!
Только Бог не даёт им порою дождаться с войны
Смуглых местных ребят с многотысяче-летним загаром.

Повезло мне дожить – половину ли, больше отдать
Ошалевшей судьбе, повернувшейся дважды упрямо?
Здесь делю для себя эти родины – Киев, где мать
Родилась – и отцов воронёный приют Мандельштама.

13.08.06.



* * *
Он давно не менялся в лице:
Только гнев, прерываемый снами,
И Иосифа кости в ларце,
И несметные толпы за нами.

Звёздный купол, как море, глубок,
Пусть кричат они, сбившие ноги:
«Для чего ты нас мучишь, пророк,
И зачем мы с тобою в дороге?»

Впереди беспорядочных толп,
Знойным кипенным солнцем палимый,
И ведёт его облачный столп,
Ночью – огненный столп негасимый.

Годы сыплются пылью с ресниц,
И не раз ещё явится чудо:
Фараонова тьма колесниц
Не догонит свободного люда...

Но роптать не устанет толпа
На того, кто мудрее и выше,
Разлетелась проклятий крупа,
Только он их как будто не слышит!

Сквозь тупиц неуёмную ложь,
С длинным посохом, яростью вздыблен:
– Моисей, ты туда не войдёшь,
Ты умрёшь, чтобы мы не погибли!..

Сухостоя сиреневый дым,
Каравана усталые звери,
В Моавитской равнине Навин –
И нескоро до новой потери.

19.09.06.

© Copyright: Рубежов Борис, 2006
Свидетельство о публикации №1609191216



* * *
Судей: 4,5.
Толкотне аллегорий высоких не надо наград,
Там, где берег высок и волна набегает на скалы,
Молодой стихотворец, нескоро ещё шестьдесят,
И, как робкий щенок, копошатся в душе мадригалы.

Выгибается темя от мысли тяжёлой одной,
И толпа мудрецов никаким не поможет советом:
Я дружу не со всеми, но многие дружат со мной,
И не спросит никто, отчего не жалею об этом.

Их всё меньше, кого ещё пылко обнять захочу,
И отнюдь не в раю находили мы с ними друг друга,
Подбирается бронза к затылку и холод к плечу,
В этом южном краю, где железная мечется вьюга.

Под пятой Иавина несладок отечества мёд,
Стук его колесниц невпоследне без музыки слышу
И победную песню, что снова Дебора поёт –
Только голос её почему-то всё тише и тише.

16-17.11.06.



Моя одиннадцатая


Е.Н.
Как человеку нужно всё же мало:
Среди неудержимой суеты
Шагаю я сквозь памяти провалы:
Вот здесь не ты, и там ещё не ты...

Но если не приходится ни разу
Жалеть о том, что выцвело вконец –
Неужто всё, что здесь доступно глазу,
Зальёт холодный времени свинец?

Вот так плывёшь в своей угрюмой лодке –
И вдруг мгновенья радости полны,
И ямочка твоя на подбородке
Дороже боттичеллевой «Весны».

И заповедь, неведомая свету,
Ещё всплывёт крупинкою в золе,
И дни мои продлятся по Завету
На этой Богом созданной земле.

07.02.07.



* * *
Е.Н.
Средь мудрецов, святых и негодяев
Живу, как и положено судьбой.
Здесь Иордан, где был ещё Буслаев,
И озеро с рыбацкою губой.

До Палестины, помнится, нескоро
Шли люди, чтобы с Богом слить сердца,
А здесь благоухает Salvadora*
У моего случайного крыльца.

И верю я в продолженное время
Над этим чёрным глобусом земным:
Господь не зря разбрасывает семя
Горчичное по пажитям своим.

Пускай душе, как выпавшей награде,
Лишь лучшие достанутся куски:
Ты будешь жить благодаря и ради,
Нечаянно, назло и вопреки.

И если Он и вправду сверху судит,
Кому в какой покоиться стене,
Ты будешь здесь, когда меня не будет,
Чтоб мог хоть кто-то помнить обо мне.
________________________

* – Горушечное зерно, упоминаемое в Евангелии (Мф., XIII, 31-32),
в русск. переводе не точно названо горчичным зерном. Это семя
очень обыкновенного в Палестине, Египте и Малой Азии дерева
из семейства Salvadoraceae (близкого к масличным), именно:
Salvadora persica L., имеющ. мелкие цветы и такие же 1-2-семянные
ароматич. плоды.

** – Россияне начали совершать путешествия (хождения)
на Святую Землю, связанную с зарождением христианства,
уже в XI веке, а может быть, еще и раньше – в древних
русских былинах фигурирует житель Великого Новгорода
Василий Буслаев, который в незапамятные времена "к
Святому Гробу приложился и в Иордан-реке купался"…

04.03.07.



19 мая

Вот оно, вечное чудо Сиона!
Прямо под нами. И ввысь, и наклонно,
Сколько над теменем сгинуло лет!
Бабушка Таня! Из Ерусалима
Передаю тебе нынче незримо
Благословенье и щедрый привет.

Голос Москвы из железной коробки,
Как тебя слушали Ваньки и Стёпки!
Время забытые вспомнить года.
Здравствуйте, милые с детства соседи,
Послевоенные Вали и Феди!
(Да и Исааков хватало тогда).

Сомашзаводники, немцы, цыгане,
Сроду не бывшие в Ясной Поляне,
Вашими силами строили град
Милая родина, мама и папа.
Старца усатого длинная лапа
Не дотянулась до ваших оград.

Как же сегодня не сгинуло это –
Без совнаркома, ЦК, сельсовета?
Мир принимает меня без затей.
Бывший жилец коммунальной квартиры,
Я забываю про ваши сортиры –
Помню свободу от ваших когтей.

А на плакатах большого Союза
Капиталист выворачивал пузо,
Мудрый Лысенко рассеивал мрак...
Здесь, где грозит только ужас приюта,
Заново вспомнился мне почему-то
В два кирпича долгожданный барак.

Лампочки в брюках ли, брюки в обтяжку –
Сколько нейлона идёт на рубашку?
Честных стиляги к себе не влекут!
Нам этих прелестей было не надо,
Рядом ходили успех и награда,
Даже медали «За доблестный труд».

Некогда каждого тронуть рукою,
Мама устала и хочет покоя,
Дожили мы до чужого угла,
Разным неведомым прежде просторам,
Будто детей, с молчаливым укором,
Родина всё-таки нас отдала.

Не накопившие в банках бумаги,
Мы не свои перекрасили флаги –
Флагов не стало, и лозунги в пыль.
Разве об этом хоть что-нибудь знали?
Что нам заморские странные дали?
Даже отец говорил: ИзраИль.

Бог прибавляет идущему силы,
Пусть шевелятся железные вилы
Там, где свобода хранится и дом,
Только немеркнущим детством согрето,
Смотрит моё пионерское лето,
Точно помечено этим числом.

19.05.07.



* * *
Видно, не судьба нам быть счастливыми,
Руки опускаются, скорбя:
В Иерусалиме под оливами
Я встречаю вовсе не тебя.

Но теперь обыденно и просто
Дни мои тобой озарены:
Знаю я, чего просить у Господа,
Стоя возле Западной стены.

28.05.07.



* * *
Быт: 29:11.
Лучом с небес дарованная милость
Не скроется без яркого следа.
Ещё не понимая, что случилось,
Я чувствую, что это навсегда.

Под лай не приближающихся шавок
Стоим на ослепительном ветру,
Еретикам не требуется справок,
А без тебя я всё-таки умру.

Молитвой перекрывшие рычанье,
Мы переждём, и высохнет роса,
И выплывут навстречу из молчанья
Невыдуманных писем голоса,

И пастыри, не видящие стада,
Отвалят гнёт и выставят костёр,
И снова семилетнюю награду
Я отслужу для лучшей из сестёр.

08.06.07.



Подпись к фотографии

... И из страны, где Бог оставил всюду
Скрижалей свет для будущих сынов,
Я видел, как рассвет устроил чудо,
Которому не требуется слов.

Так на земле, где бомбы рвут ограды,
Чтоб плесени и смерти воспарить,
Ты стала мне единственной отрадой,
Хотя вовек утешену не быть.

Он воссиял таким бездонным светом,
Твой горизонт, сквозь огненный топаз,
Что говорить не можется об этом,
А видеть – не достанет больше глаз.

24.06.07.



Запертый сад

Мы на земле живём соседями –
Сплошная ложь. Холсты кривые.
Уроки человековеденья
Ты мне даёшь. И там, впервые,

Я не о грозном думал всаднике,
Тебя глазами раздевая,
А ты сияешь в винограднике,
Волшебных линий не скрывая.

Здесь бродят звери патагонские,
Цветёт цикута беспардонно,
И что мне дочери сионские,
Ведь ты сама – святей Сиона!

И не понять сквозь ночь пронзённую,
В каком бы встретили экстазе
Вот эту плоть, не подчинённую
Ни звону золота, ни грязи.

Нетронутую позолотою,
Блаженнее, чем воскресенье,
Создал Господь своей заботою,
И принял я без промедленья.

13 – 22.08.07.

БЛАГОВЕСТ-2007 – КОНЕЦ ЦИКЛА
_____________________



* * *
...В каком ещё привидится Клондайке, что эти годы прожиты не зря? Старуха на дороге в грязной майке, и в спину жарит солнце октября. Осенний зной парит осточертело сквозь вечно беспризорные цветы, и ты со мной, но вновь коснуться тела не хочется (а вдруг – исчезнешь ты?). И карнавалы, ряженные в рюши, среди веселья, адскому сродни, и море, подползающее к суше, чтоб подсчитать оставшиеся дни...

Так ты живёшь, как лилия долины, в моём почти рисованном раю, и это Он слепил меня из глины, чтоб руку оккупировать твою, а рядом чайки хлопают крылами, тяжёлыми от ветра и воды, и зонтики качают куполами, и наши размываются следы – всё это так отчаянно знакомо, что даже свист «касамов» за спиной – как годы, что летели невесомо, пока ты не увиделась со мной. Какая к чёрту разница сегодня, что прежде куролесило вокруг, и жизнь, неуспокоенная сводня, нам на песке расстеливает луг, скороговорка тёплого прибоя и шёпот набегающей волны, и вечно не расстанемся с тобою, пока ещё способны видеть сны... А вечером затеяно немало служенья предначертанному днём, и далеко до мрачного финала, и вспоминать не хочется о нём.

С душой непокорённого холопа любая тварь хвостом поднимет пыль, ведь как-то жили люди до потопа, пока вдруг не разгневался Энлиль, я это всё как данное приемлю, и нет желанья править нам пути, и Гильгамеш спускается под землю за другом, чтоб во тьме его найти.

И снова взрыв твоей блаженной плоти и духа, неподвластного тоске... Я б не хотел носить на отвороте отметины о дерзком языке, но яростно следя за временами, и местом, где не ведают времён, напоминаю: прошлое не с нами, а будущее смотрит под уклон, ещё не все блаженны и невинны и совесть – категория глупцов, и страшные мерещатся картины на родине народовых отцов.

Мешаются поверхности заката и Тетиса зазубренной волны, здесь континенты двигались когда-то, а мы сегодня бодрости полны, так курица, доверенная сроку, свой обживает медленно насест...

А ты смеёшься каждому намёку. Не смейся. Уходи из этих мест.

26.10.07.




Ау, филологи! Крик души.
 
Друзья, есть же Буква Ё на сайте. Толку, правда... А вот слабо кому-нибудь взяться (мне лень, уступаю тему) написать обзор про неправильное употребление кавычек.
"Материала" "пропасть"(!).
Так называемые "умные" люди, "литераторы", не понимают, что нельзя "ставить" бедные кавычки "где попало". А то "глупость" "образуется".

"Искренне" "Ваш" БР.

P.S. В "данном" тексте кавычки правильно "употреблены" только один раз. Где?




СтоЯ в фате у алтаря. Публикации с рифмы.ру
Борис Рубежов -Третья Страница
Необъективные заметки. Публикации с рифмы.ру

http://rifma.com.ru/Rubejov_01.htm

Борис Рубежов

НЕОБЪЕКТИВНЫЕ ЗАМЕТКИ
(Неприятно личные заметки о стихах?)

Много лет назад в далёком городе Андижане (Узбекистан) в советские ещё времена я работал переводчиком в филиале Всесоюзного конструкторском бюро. Наши разработки были весьма известны в отрасли. Умолчу о соотношении вложенных затрат и доведённых до внедрения приборов – везде так было. Не об этом речь. Почти рядом с нашим четырёхэтажным зданием, минуя местное отделение пожарной команды и домик обкомовской спецполиклиники, размещалось небольшое здание областной газеты «Андижанская правда», где работали хорошо знакомые многим из нас люди. И вот однажды в очередном пришедшем в библиотеку номере газеты мы прочли заметку некоего корреспондента, человека, как я потом узнал, немолодого и опытного, очерк о наших разработчиках. Меня он поразил не столько восторженно-ласковой интонацией автора, сколько манерой изложения. В кино это, по-моему, называют «оживляж». Цитирую по памяти, дело давнее, но примерно так: «Ну, давай, милый, - нежно прошептал Костя, поглаживая бугристой ладонью рукоятку ручного тормоза бурового станка». Ну, я хмыкнул – и забыл.

Вскоре нас посетила некая девушка, корреспондент той же газеты, взяла у кого-то интервью, и уже уходя, спросила в комнате об очерке. Кто что сказал, не помню, в общем, хвалили, а я сказал, после вопроса в упор, что мне не понравилось, и в двух словах объяснил, почему. Через десять минут после её ухода телефон на моём столбе подпрыгнул, зазвонил, и как только я взял трубку, голос в ней заорал: «Кто Вы такой! Как Вы смеете! Я показывал заметку перед публикацией не только разработчику Косте, но и конструктору Вере, И ИМ ПОНРАВИЛОСЬ…» Дальше шли откровенные угрозы чуть ли не привлечь к суду.… Оказалось, это был папа юной корреспондентки, и она ему передала мнения, в т.ч. моё, думаю даже, что моё прежде всего.

Я человек не отчаянный, и даже идиотские обвинения сначала рассматриваю всерьёз, потом реагирую или не реагирую, часто с опозданием. Но здесь возмущение абсурдностью доводов было так сильно, что среагировал сразу и убедительно, неважно как. А случай запомнился на всю жизнь.

А теперь я хочу поделиться своими размышлениями о некоторых стихотворениях, попавшихся на глаза при прогулке по поэтическим сайтам. Выбор абсолютно случаен и не диктовался ничем, кроме интереса к публикуемому и любопытства. Как про себя отмечал мысленно, так и попробую записать. Порядок разбора тоже произволен. Никакого равновесия в соотношении понравившихся и не понравившихся стихов ждать не стоит. Ну, и, кстати, из опыта пребывания на литературных сайтах часто вижу, что рецензии пишут в форме выражения бури чувств, появившихся в душе читателя по прочтении стихов, что правильно, когда стихи хорошие. Может, друзья, попробуем иначе? Сначала о стихах, потом о чувствах. Если это будет возможно разделить. И чем проще это разделение, тем хуже стихи. Бугристая ладонь разработчика Кости не должна помешать нам быть объективными, разумеется, в меру наших скромных сил и понимания.

Заметка первая.

Обрубок солнца.
ххх
Сентябрь, сочащийся черным песком...

Сентябрь, сочащийся черным песком
Потери последнего смысла…
Сентябрь, стучащий кровавым виском
В останки разорванной мысли…
На грязном стекле безымянной реки
Лежат невозвратные тени.
И Солнца обрубок, пытаясь ползти,
Хватает верхушки растений.
И что-то застыло в глухих облаках –
Белесая странная немочь.
И что-то шевелится в черных мешках.
И пухнут, как синие вены,
На всех телеграфных столбах провода –
Потоки идут сообщений.
И сердце – свинцового цвета звезда –
Тяжелых полно сновидений.
Растет неизвестная гулкая стынь
На дальних краях горизонта.
Щербинки на стенах пытаются скрыть
Поверхностно-легким ремонтом –
Рабочих веселая стайка галдит,
Но словно не видят бедняги,
Как нечто бездонное страшно глядит
На праздник кровавой отваги.

Первая строфа.

Мне трудно считать сонорный звук «р» слогообразующим (сентябЫрь), я бы написал «сентябрь, просочившийся», чтобы сохранить ритм. Ну, и соответственно дальше «простучавший кровавым виском». Или ещё как-то.

Вторая строфа.

Плохая, слабая рифма «реки – ползти». Ладно бы других слов не было. И я совсем не о глагольной рифме говорю.

Третья строфа.

«Что-то» застыло или всё-таки «немочь»? Тогда зачем «что-то»?. Что-то шевЕлится, ну, ладно, но почему точка, а не запятая перед вторым «и» четвёртой строки? Почему это «что-то» пухнУт? А не пухнет? Его много, что ли? Я понимаю, что пухнут появляющиеся в следующей,

Четвёртой строфе

провода, но читать это так же удобно, как Вам было – сделать переход от моего третьего абзаца к четвёртому. «Потоки идут сообщений – неоправданная инверсия, ведь слово «сообщений» тесно связано со словом «потоки», определяет, дополняет его.

Пятая строфа.

«Стынь» и «скрыть» это не рифма. (Я знаю про созвучие, но, если принять во внимание возможности русского языка, так и хочется упрекнуть автора в небрежности.)

Шестая строфа.

Всё нормально в смысле грамматики.

Теперь об образах, словаре и т.д. Прочтите стихотворение вслух, отложите, и в двух словах скажите, о чём оно. В крайнем случае вы скажете: «Замучился человек». Как вам образы, читатель – чёрный песок потери смысла, сочась, стучащий кровавым виском сентября, в останки разорванной мысли? Я не знаю, какой вы веры, читатель, но «чур меня!» здесь явно не помешает.
Вторая строфа не так богата ляпами – только почему солнца «обрубок»? Но как нагло он себя ведёт…
Третья строфа. Глухие облака и белесую немочь сознание читателя ещё может вынести. А, понял, чёрные мешки – это тучи. Не иначе, скоро грянет буря.
Четвёртая строфа. За исключением упомянутой инверсии придраться не к чему, что радует читателя, меня в данном случае.
Пятая строфа. Первые две строчки призывают нас мысленно посмотреть вперёд и даже чуть вверх. Третья и четвёртая возвращают на грешную землю со скоростью, свойственной пособиям по восстановлению зрения – смотрите вдаль, потом переводите взгляд на большой палец вытянутой руки, а потом на кончик носа. В нашем случае третий этап опущен.
И, наконец, замечательно симметричная пятой
Шестая строфа. Здесь наш взгляд от ближнего плана переходит к дальнему. Что такое «праздник кровавой отваги», не знаю. Возможно, рабочим сейчас будет очень плохо. В книге А.Гайдара «Тимур и его команда» банда хулиганов, получив письменный «ультиматум» сразу поняла: «Бить будут». Что и ожидает, как намекает автор, бедняг рабочих. Боюсь я его, этого бездонного нечто, до колик в животе. А учитывая богатое воображение и слабое здоровье, схожу за парой угольных таблеток. «Ничего личного» - я пришел в ресторан, заказал первое попавшееся блюдо, а оно оказалось плохого качества. Видимо, на кухне во время готовки тоже что-то ремонтировали. Но поверхностно. Отсюда и примеси в салате.
Поэтому прошу повара не обижаться, но требую книгу жалоб.


Здесь самое время передохнуть и отвлечься. В бытность автора ещё до работы в КБ преподавателем института иностранных языков в одном далёком южном городе (а где он есть и как его зовут, вы догадайтесь сами, скажу я, пользуясь фигурой популярной песни Наташи Королёвой) старый преподаватель, работавший там же, рассказал о следующем случае. (В скобках отмечу, что человек здравомыслящий, рассудительный и абсолютно чуждый фантазированию. Это как на допросе, знаете, да и в жизни – видно же, врёт человек или нет, только вот доказать нельзя.)

Итак, представьте себе, читатель, госэкзамен по английскому языку. Очное, не заочное отделение. Четвёртый или пятый выпускной курс, не помню (система менялась). Студентка, проучившаяся (как?!!! – догадайтесь сами) положенное время с полной удовлетворительных отметок зачёткой выходит отвечать, открывает рот – и начинает произносить АБСОЛЮТНО БЕССМЫСЛЕННЫЕ СОЧЕТАНИЯ ЗВУКОВ, не имеющие отношения ни к русскому языку, который не был ей родным, если не сказать больше, ни к своему родному языку, и менее всего – к языку Шекспира, Байрона и Голсуорси. Не помню, чем кончился конфуз (неужели пересдать разрешили?), но твёрдо помню её ответ на резонный вопрос удивлённой комиссии, что это она говорит. Не желая злоупотреблять национальным колоритом, переведу дословно: «Язык-то иностранный»… Слово «иностранный» на её родном языке означало примерно то, что когда-то на Руси немецкий, т.е. НЕПОНЯТНЫЙ, чужой, незнакомый. Четыре года человек «учился»…

В заключение первой заметки приведу запомнившееся стихотворение другого автора, чтобы показать, что стихотворение, искрящееся образами, может быть замечательным, а чем именно – не уверен, что смогу объяснить. Призываю желающих попробовать.

Molniya. Стихи. Ру.
ххх
Предпоследний ангел

Спи, понедельник близко, хватка его крепка.
Падают капли смысла с загнутого клыка.
Яд прожигает полночь, лунный пятная герб.
Ночь опускает полог, черных, тяжелых век.
Отблеск заката спрятан, выпала плеть из рук.
Спи закадычный враг мой, спи мой заклятый друг.
Спи, повелитель смерти.
Спи, властелин рождений.
Спи, остывают тверди.
Спи, исчезают тени.
Перья сверкают сталью, время идет назад,
По лабиринтам рая, через цветущий ад.
В выдохе гарь и копоть, стекла оплавил лед.
Острый железный коготь небу пробил живот.
Через дыру в бумаге кто-то глядит с небес.
Спи предпоследний Ангел, спи предпоследний бес.
Демон, посланник неба,
Ангел, рожденный в саже.
Спи, я за дверью склепа!
Спи, я стою на страже!
Демон с невинным сердцем.
Ангел с пурпурным взором.
Между секунд и терций,
Спи, пробужденье скоро!
Из-за решеток клети, буря рычит псалом.
Выиграл кто-то третий, битву добра со злом.
Белым клеймил и черным, накрепко нас связал.
Он вышел на линию взора, Он смотрит в мои глаза.
И точно такой же странник
Спит на его коленях.
Это последний Ангел.
Это последний демон.
Демон с невинным сердцем.
Ангел с пурпурным взором.
Между секунд и терций,
Спи, пробужденье скоро!
Спи, повелитель смерти.
Спи, властелин рождений.
Спи, остывают тверди.
Спи, исчезают тени.

Ну, и напоследок, для контраста, четверостишие из стихотворения некоего автора,
фамилию которого, к сожалению, не помню.
Стихотворение завоевало, кстати, почётное место в одном из конкурсов.

СтоЯ в фате у алтаря (!)
В чертоге с молодым избранцем,(!)
Она не ждёт любви – а зря! –
Она душой со смертью в танце… (Выделено мной – Р.Б.)

______________________________________________________

http://rifma.com.ru/Rubejov_02.htm

Борис Рубежов
Необъективные заметки о стихах - 2
КРИК О НЕСБЫВШЕМСЯ
или Быстрый снайпер

См. также
Борис Рубежов

Необъективные заметки
(Неприятно личные
заметки о стихах?)

Сегодня мы продолжаем читать и комментировать стихи отдельных авторов сайта. Вот, уже попытка художественного воздействия на читателя – скромное «мы» взамен гордого «я». Во-первых, публично приношу извинения одному из авторов, над неловким выражением которого я в прошлый раз подхихикнул, прочитав его по-своему. Это было непростительно, но только вследствие рассеянности. Лично я уже извинился. Итак, вперёд, к новым совместным победам или высотам! (Второй приём, то ли взыскующий сочувствия, то ли привлекающий читателя к совместной работе, чтобы снять с автора заметок часть ответственности или упрёк в необъективности.)
1.
Александр Мельников

Солнце кошачьей походкой ...

Солнце кошачьей походкой
Тихо крадется вдоль неба.
Длинные тени - как мачты,
Полдень секут на сегменты.
Кошка меж стекол дремлет,
На окне, где рама двойная,
Каждый ее волосок -
Спектральный анализ Солнца.
Звуки дробятся в окнах,
В рюмках и толстом графине.
Деревья в пустоты неба
Тычут голые ветви.
Над горизонтом - полоска -
Место, где плавится время,
Шум неизвестного моря...
Голос беззвучный, негромкий...
Пыль несет над асфальтом.
Крылья ворон пугливы.
Мир - как мозаика мыслей -
В щели между фрагментов
Видно что-то другое.

Если вчитаться внимательно, мы увидим, что стихотворение представляет собой набор связанных обычным перечислением метафорических строчек, причём где-то тесно связаны две, где-то три, а где как бы сама по себе существует и одна. Что-то вроде пейзажа, описанного пером нашего современника, ритмичность и скупая образность стихотворения (дактиль?) при этом заставляет вспомнить то ли первые строки японских стихов, то ли ещё что-то, но обязательно неспешное, медленное. Что?

Центром стихотворения (не геометрически точным) безусловно, является строчка «над горизонтом полоска – место, где плавится время». Я пишу стихи сорок лет, (какие – не мне судить), но дорого дал бы за такой образ, приди он мне в голову. Это возвышает стихотворение, поднимая его над простым пейзажем. Что стихи писались недавно, очевидно из слов «спектральный анализ Солнца». И хотя подобное можно встретить, скажем, у Семёна Кирсанова, всё равно эти стихи не могли быть написаны лет 50 и даже 30 тому назад. Не имея ни малейшего желания польстить автору, равно как и укорить его, я всё же при чтении вспоминаю скорее фильм «Письма мёртвого человека», К.Лопушанского по сценарию В.Рыбакова, строчку «…и старый гейгер в деревянной рамке» И.Бродского и «Пикник на обочине» Стругацких, чем множество картин или книг, гораздо более безмятежных. Вот это беспокойство современника и делает стихотворение настоящим.

2.
Мария Манакова
Пробуждение зимы

Обесцветилась осенняя проза…
На скучающих чужих перекрёстках
Ходит ветер обжигающе-быстр.
Обновляющее чудо мороза
Обозначилось в бесчисленных блёстках
В звонком воздухе рассыпанных искр.

Миллионами светящихся точек
Пробуждается зима в одночасье
После плачущих и слякотных дней,
И последний уцелевший листочек
Вдруг познает просветлённое счастье,
Умирая средь морозных огней…

Мы прочли с вами стихотворение о пробуждении зимы. Коротко говоря, оно ритмично, как постукивание колес едущего поезда, и это приятно. Легко могу представить человека, громко декламирующего или тихо шепчущего его кому-то. Давайте посмотрим отдельно, что мы увидели, и что мы узнали из него. И, что, важнее всего, почувствовали. Читатель, почему ты пожимаешь плечами? Почему прячешь взгляд? Смелее, я помогу. Итак, осенняя проза потеряла былой цвет, т.е. стало вокруг бело от снега. Хорошо. Скучающие чужие перекрёстки понятны, но смущает звук «щ», предвещающий повторение ещё через строку в «обновляющем чуде мороза». Разве не правда здесь написана? -- спросит меня настойчивый читатель? Истинная правда. И только ленивый не вспомнит: «Мороз и солнце. День чудесный…» Но скороговорка автора не описательна, скорее, информативна. И оттого неинтересна, не запоминается. Хотя, при желании, выучить можно и таблицу Менделеева. Но мы пишем стихи. О второй строфе вряд ли возможно сказать нечто новое по сравнению с первой. Но объединяет их одно – трудность произнесения и понимания написанного. Сложность выражения. Тяжеловесный рассказ о простом, чем грешит и следующее стихотворение того же автора.

3.
Мария Манакова
Недописанный стих

Ритмом давних разлук
Отстучал невернувшийся поезд.
Недосмотренный сон
Улетел из-под мокрых ресниц.
Неуслышанный звук
Завершил неумелую повесть,
Как неизданный стон
Не зажжённых ветрами зарниц.

Нежный голос затих.
Не допел. Не доплакал. И боле
На перилах моста
Не коснуться желанной руки...
Недописанный стих
Тосковал на заснеженном поле,
На обрывках листа
Мёрзли буквы, осколки строки...

Чтоб мозаику дней
Уложить в недосказанность слова
И молчать, уходя
Навсегда или только на миг,
Он приходит за ней,
Чтобы всё повторить, чтобы снова
На обрывке дождя
Написать недописанный стих...

Тот же автор, что у стихотворения «Пробуждение зимы». Ритм поезда ускоряется. И вместе с ним вся первая строфа кричит нам о несбывшемся. Кстати, искренне ли чувство автора, можно ли ему верить? Конечно, да! Кому из нас не приходилось стоять на вокзале в буквальном смысле и в переносном? Первые четыре строки обещают показать нам нечто. И – обманывают, потому что как бог из машины в греческом театре, во второй части первой строфы появляется неуслышанный звук, опять символ несбывшегося или несбыточного, сообщая нам о завершении неумелой (любовной, безусловно) повести. Тоже понятно, хотя и труднопроизносимо. Но, друзья мои читатели, этот неуслышанный звук ещё и сравнивается с неизданным (неиздавшимся?) стоном зарниц, которые не смогли быть зажжены ветрами… Стоять, читатель! Куда ты? Вдумываться, уследить трудно? А зачем вдумываться, это же стихи. Прочти и прочувствуй сердцем! Нет, говорит мне ленивый и избалованный читатель. Я хочу, чтоб «стихи – а всё понятно, всё на русском языке». Зря я потревожил великую тень Александра Трифоновича. Он-то здесь явно ни при чём. Писал – куда проще. Неужели нельзя писать сложно? Конечно же, можно. Но – умело. И приходит это не ко всем и не сразу и, что особенно печально, не навсегда, а с каждым отдельным стихотворением. Если вообще приходит. И тогда-то, говоря словами нашего уважаемого автора, мозаика дней уложится в недосказанность слова. Но не раньше, увы. А недописанный на обрывке дождя стих так и останется недо…

А вот – того же автора:

…Нежной арфы переливы,
Лёгкий стон грустящей скрипки,
Эти листья - старой ивы
Удивлённые улыбки…

Есть значит, и у неё у этой поэтессы, какие-то интересные строчки. Напомню, что автор заметок ещё в самый первый раз сказал, что говорит об отдельных стихотворениях. Жаль, что это встретилось чуть позже. И потом, мы ведь даём оценку не творчеству поэта, что было бы трудно и самонадеянно, а, повторюсь, конкретным стихам.

4.
Юрий Колкер
Любить эту долю, которая снилась тебе

Любить эту долю, которая снилась тебе,
Мечталась и грезилась где-то на севере диком,
А ту позабыть... Хорошо покориться судьбе,
Отдаться теченью, излучинам века великим.

Воздушным потоком воскресшие души несет,
В пропащих – разбужено эхо небесным Гольфстримом.
Ты видишь цветущую землю с альпийских высот,
Один среди многих, в толпе оставаясь незримым.

Сопутствует редкое счастье тебе, фаталист,
Случайный избранник, над бездной окликнутый Пимен.
Насыщен пространством тобою исписанный лист.
Ты выбрал свободу – и видишь, что выбор взаимен.

Прочтите вслух предыдущее стихотворение (не отрывок) – и это. Кто не почувствовал разницу, можете статью дальше не читать. А я буду и читать, и писать дальше, потому что мимо такого пройти просто грех. Никакой скороговорки, это можно читать только медленно. И по-доброму завидовать и благодарить автора, поднявшего наш взор и с ним тело на высоты, откуда так много видно и слышно. И комментировать не хочется, только читать. Замечу только, что хорошие стихи чаще всего, практически всегда, легко и свободно читаются, не застревают – в горле ли, взгляде. А если и застревают – там, где надо, в неощутимой субстанции, называемой душой.
Там же, предположительно, находится и орган поэзии. Именно его усилиями и достигается это единство звучания слов, мелодии и смысла. А если нет его, единства, то и стихов быть не может. Здесь не только слова и образы. Здесь есть воздух, пространство вокруг, место для поэта, и для меня, читателя.

5.
Наталья Улецкая
Как овца я...

Как овца я на закланье по завету шла к Всевышнему.
Неумелыми стежками я канву всей жизни вышила.
Это снайпер мое сердце совместил с прицелом быстро,
И по мне, как по мишени виртуозно сделал выстрел.

Я сама его учила: будь открыт , но осторожен.
Потому и перестала вынимать стилет из ножен...
Разрывая плоть как жалом, пуля сверлит глубоко.
Из груди моей кроваво вытекает молоко...

В угасающем сознании мысли бьются мотыльком:
"...пуля метила в десятку, а попала в молоко..."

Давайте начнём с того, что просто скажем, о чём написано это стихотворение. Человек говорит о жизни и смерти, не шутка. Обращается к Богу, во всяком случае косвенно. Просит (просил!) немучительной смерти. Но женское тело героини подводит. Кровь с молоком (Вот совпадение! Вспомни же, читатель, в предыдущей своей совсем недавней статье я приводил хрестоматийный пример из Маршака про кровь с молоком и молоко с кровью!) вытекает из простреленной груди героини. Есть, есть в языке устойчивые сочетания, образные выражения (это, понятно, про первое из них). Но наш автор играет на другом выражении о пулях, попадающих «в молоко», т.е. мимо мишени у промахнувшегося охотника. Это и делает, если не по порядку, неуместно смешной трагическую концовку, заставляя сознание сделать быстрый, но не мгновенный рывок в сторону, придавая юмористическое восприятие трагедии. Да, так и кажется, что опечатка: «этот снайпер», видимо, Бог, не «это снайпер», иначе слово «это» просто неправильно...

Вспоминается старшина Васьков из книги и фильма «А зори здесь тихие»: «Удар-то у него на мужика был рассчитан. Потому она (ты) и крикнуть успела». Наш лирическая героиня успевает не просто вскрикнуть, а в бодром ритме пропеть лебединую песню. Почему же, я уверен, отряд читателей не заметил потери бойца? Потому что он жив-живехонек, и дай Бог ему здоровья, а про смерть если не пошутил, то неловко рассказал. Неубедительно. «Не верю!» Не умирал автор вместе с героем. Вы скажете «Не обязан». Ещё как обязан, если пишет ТАКОЕ стихотворение. Давайте вспомним гораздо более простые, не жалостные слова: «Если только можно, Авва, Отче, Чашу эту мимо пронеси». Так где трагедия?...

Искренне ваш, Борис Рубежов.
См. также Борис Рубежов Необъективные заметки-1 (Неприятно личные заметки остихах?)
"С нивелиром наперевес" (реплика)
Опубликовано в "Русских рифмах" 26.09.2005 г.
Обсудить на форуме
© Борис Рубежов

______________________________


http://rifma.com.ru/Rubejov_04.htm

Борис Рубежов

С нивелиром наперевес
(Реплика)

Поэтами не рождаются. Но мне не повезло…
Шутка автора НЕ в собственный адрес.

Поступившие в процессе работы над заметками немногочисленные, но серьёзные отзывы вынуждают меня поменять курс: я намерен в дальнейшем отзываться ТОЛЬКО на стихи, которые покажутся мне хорошими, а рецензировать, критиковать нелицеприятно и даже откровенно высмеивать, ЕСЛИ ЗАСЛУЖИЛИ, стихи любых авторов исключительно по их, авторов, ПРЯМОЙ ПРОСЬБЕ.

Разгорячённое воображение так и рисует смиренные толпы авторов, стоящих с шапками в руках у моего пышного особняка, или заклинивший от переполнения почтовый ящик, но странно одно – прямые неспровоцированные просьбы о критике уже поступили после предыдущих заметок, и когда я начал читать этих поэтов, то обнаружил у некоторых замечательные стихи. Не только их, но всё же. К чему бы это, уважаемые читатели? В случае несогласия с критикой никто не мешает вам аргументированно возразить. И не обиженным «Вы не понимаете», что, кстати, вполне возможно, а КОНКРЕТНЫМ ответом по поводу КОНКРЕТНЫХ замечаний. Иначе вкусовщина какая-то получается. И давайте не забывать, я в прошлый раз просто не разжёвывал свою нехитрую мысль , но сейчас вынужден: стихи пишут не боги, а люди, не кровью, а пером, не на скрижалях (скрижали давно и окончательно заняты), а на бумаге, и степень отдалённости качества наших c вами опусов от оных Пушкина, Ахматовой, Блока и Цветаевой может быть самой разной. А то, знаете, читать уже тошно и здесь, и на стихире было, отзывы, в том числе и мне, типа: «Ах, душенька, в самую точку!» Или: «Ух ты, как здорово!» Мы же не на хоккейном матче. Человек – существо благодарное и легко откликается на чужой душевный порыв, и никто этому не мешает. Сам не раз говорил авторам: «Спасибо Вам!». Если стихи были безупречные. Но – порыв порывом, а ляп ляпом. Не в одном они флаконе! А читателю предлагают «принять в целом»... Этот однопартийный подход мне не нравится... Балльная система, кстати, единственно возможная на таком сайте, авторов-то очень много, но она свидетельствует, как и всякое голосование, только о мнении большинства. А судьи кто? А времена: «Распни его?». А 30-е годы прошлого века? А развитый до посинения социализм, которому и я, кстати, обязан многим хорошим, но далеко не всем.… А Поэзия как таковая, в конце концов? Читал я и здесь одного-двух авторов, имеющих самый высокий рейтинг. Недурные стихи, грешащие по части простоты произнесения, по части лёгкости и богатства словаря, присущих истинной поэзии, или просто бытовые, заземлённые до уровня повседневного разговора О ХОРОШЕМ И ЧЕСТНОМ, объявляются лучшими – дай Бог успеха и счастья…. И авторы немолодые часто и с багажом изданных сборников. (Смотри мою первую заметку про разработчика Костю.) Тесно стало на Олимпе в последние десятки лет. Но – не стоит толкаться локтями, друзья мои. Олимп на то и Олимп. Там не тесно только тем, кто о нём не думает. Кому всё равно, какой у него рейтинг. Но не всё равно, какое стихотворение он написал, обмакивая перо в некую субстанцию. Кто не кричит: «Аполлон, не толкайся!»

Никто не мешает объявить меня самонадеянным и некомпетентным или поверхностно судящим человеком. Но – словами ПО СУЩЕСТВУ моих несправедливых слов. Не сомневаюсь, что редакция с удовольствием поместит это возражение. Даже обязана будет поместить. Она, редакция, тем и живёт, спит и видит, чтобы люди спорили о поэзии. Ведь это и есть литературный процесс.

С уважением ко всем,
начинающий геодезист Борис Рубежов.




* * *
N.N.
Ну, вот и ты. Уютная терраса,
На глади водной занавес рябой...
От Сретенья до яблочного Спаса
Мы потихоньку дожили с тобой.

А где-то врёт злословие людское
Про то, в чём ни малейшей нет вины.
И всё сильнее хочется покоя
Среди невнятной этой тишины.

19.08.07.



Позор и стыд
 
(Размышления о т.н. поэзии Бориса Рубежова)

Сегодня, дорогой читатель, мы поговорим о человеке, поставившем своё перо, пусть ненамеренно, по незнанию, на службу обыденности, злу и унынию.
Паразитируя на таких понятиях, как ум, честь, совесть и прочая дребедень, автор создаёт убогую картину мира, в котором лирическому герою просто неудобно жить. Тексты его стихотворений свидетельствуют, что пиит наш не имеет ни малейшего понятия о классическом сонете, терцинах, малоевразийском оберпане, урлюме болвашном и, наконец, предлоге вдохновения. Отсутствие слов «весна», «берёзка», «рассвет», почти полное забвение терминов «любовь» и «родина», незлоупотребление вурдалаками, чертями и русалками, изображением казней, пыток и издевательств – всё это говорит о том, что автору ни в коем случае нельзя доверить воспитание нашей подрастающей молодёжи. Его герои не говорят друг другу: «Прости меня за измену, сука поганая», он нигде не связывает замечательные пары «чайник – весна», «пришёл – ушёл», «облако – страсть», «восход – горизонт», «закат – никак», он в жизни не зарифмует «исход – уход», «говорил – поговорим», «скажу – покажу – ежу». А рифма «держала – бежала», этот шедевр современности! Ни разу. Нигде. Даже близко нет.
«Я люблю тебя, мой свет, дай же мне скорей ответ», "Ты тихо скажешь: Я нуждаюся в тепле," - на такие замечательные милые выражения он просто неспособен. Он ни разу не назвал Мандельштама братишкой или товарищем, Цветаеву сестрёнкой, Гомера соседом по даче. Ни разу не вспомнил, как в ЦДЛ подал пальто Вознесенскому. Избегает даже намёка на Ахматову (последнее вообще непонятно – не читала она его, что ли?). Погоня и убийство, наручники и испанский сапог, пожар страсти в силиконовой груди героини и плавках Wanderjock героя –всё это просто недоступно скудному уму и небогатой фантазии.

Естественно, что наш замечательный народ-читатель, который всегда прав, посещает совсем других людей, рейтинг которых точно отражает незыблемый уровень народного сознания. Народ – он знает, кто чего достоин.

И воздастся каждому по делам его.

18.08.07.



Эпоха Майтрейи не ждёт ни минуты и краскою метит лбы...
Борис Рубежов -Третья Страница
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Н.Н.
Эпоха Майтрейи не ждёт ни минуты и краскою метит лбы,
Перо живописца бросает редуты, а жаль, что они слабы,
Мгновение поймано лётом нейтрона, кровавым закатом дня,
Но тронуть твоё непорочное лоно ничья не смогла клешня.

Не зря наставляли нас Ошо и Кришна, вот верный тому пример –
Ты сорок минут просидишь неподвижно, я – трепетный твой Дагер,
На каменном скате, с глазами ребёнка, чья в дальних пределах мать,
Но зря в аппарате пылает плёнка – ей просто тебя не поймать.

В моём коридоре волнуются дамы, и дочек кричит орда,
И я отворяю окно диорамы, чтоб свет пропустить сюда,
Пусть сотня самцов снова вытянет выи, безумный читая стих,
Но этих сосцов не увидят живые, (себя я не числю в живых).

Гранатовых яблок земная орбита любой победит Содом,
И я говорю: Оглянись, Суламита, вот здесь наш покой и дом,
Под яблоню эту стекаются реки, которым названий нет,
На теле моём не растает вовеки твоих поцелуев след.

Из горных кряжей вырубаю скрижали железным концом кайла,
И светопись ярче дамасской стали, но ты и сама светла.
И пусть мои в ряд собираются вины, выталкивая за дверь –
Ореховый сад среди лилий долины – всё наше с тобой теперь.

28.06.07.



Развлечения пьяного хорька
Борис Рубежов -Третья Страница
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .Н.Н.
Деревья в серебре, бегу по трапу
Над ручейком, где озеро внизу,
Я сплю в норе, посасывая лапу,
И вижу сны про волка и козу.

Но среди них – как музыкою Шнитке,
Вплетётся вдруг немыслимый мотив:
Вот ты стоишь, раздетая до нитки,
И над тобой смеётся коллектив.

И я беру просоленную шпагу,
Роняя аксельбанты на ковёр,
Чтоб выбить из противника отвагу,
С ним у меня короткий разговор.

Потом домой – на горбике верблюда,
Что меряет пространства бытия...
Прохожий – не буди меня покуда,
Мне снится ласка милая моя.

01.07.07.



Гринпис
 
Хвастать нечем и нечем гордиться
За истёкшие множества дней,
В человеке не кровь, а водица,
Только он забывает о ней.

Пусть ничью не задену дорогу,
Никакие не трону столпы:
Но сквозь смерть приходящие к Богу
Затаённой не видят тропы.

20.12.07.





В тени Даниэлы
 
В тени Даниэлы
(по необходимости публикуется в третий раз)

Рубежов Борис
http://www.vz.ru/columns/top/

Пользуясь некоторой свободой публикаций на сайте, и не нарушая, надеюсь, формально хотя бы, его правил, привожу для близких мне по духу и уважению к слову людей ссылку на одну из многих статей о современном искусстве, особенно массовом. Сюда же добавлю этот ... "Код да Винчи" (блин, материться не умею), гербалайф во всех его физиологических проявлениях и отправлениях, особенно успокаивающий текст "Теперь Вы ОБЯЗАНЫ...", и т.д. и т.п. Так и просится "Горячо любить свою Советскую Родину..." – я не смеюсь, я плачу! Кто спросит, при чём тут стихира, почитайте массу авторов, держа в уме жанр этой моей публикации.

Один мне знакомый литератор, на одном популярном сайте, перечислены медальки, грамоты, места в конкурсах, песни и т.п., рифмует "сижу" "лежу" и "сторожу", а также "луна" и "когда". Ну и что? Себя себе не видно. А если видно, то есть полная безмятежная уверенность, что так пишут. ("Армия поэтов". О. Мандельштам.)

Ответ на невинный запрос с очень уважающего себя сайта "литературного": "Если мы увидЕм, что Вы нам пАдходите" – я не шучу, ссылка есть. И не только это на первой же странице!!!

Другой, член массы зарубежных для него отделений молодых писателей, самое дальнее из которых кубанское, армавирское и т.д., в местах, откуда я приехал туда, где я сейчас, на сайте, добытом потом, кровью и немалыми для него деньгами, объявил о своём сборнике стихов "Мутная гладь" (или "Гладкая муть", не помню), что, мол, раскупать надо скорее, поскольку "ожесточённые литературные споры вызвали усиленное внимание к книге", и она скоро может кончиться. Единственным замеченным мною проявлением внимания был крик тёщи "Когда твой придурок уберёт макулатуру из дома?!" в адрес его, литератора, жены.

Брюзжу? Завидую? Озлобляюсь? Нет, господа! Пиар-с, он как два пи эр, или пи эр квадрат, кому мало одного измерения. А вот и третье подоспело – Лукьяненко как продукт эпохи. "Ночной дозор" и "Гарри Поттер" – это в цитируемой статье есть, я добавлю из "Крокодила" что ли,не очень эстетичную шутку про надпись "Продукты детского питания", и если в последней автор некорректно и почти безграмотно в смысле стиля и употребления лексики передёрнул, то в смысле определения продукты массовой культуры суть родственники того, что я назвал ниже культурой в биологическом смысле.

Почему сшить костюм без учёбы нельзя, а написать стих можно? Руки, что ли, есть?

Восхитительная, по Фрейду, неизменно устойчивая lapsus calami в массе реплик на массе сайтов: "Мне нравится, как Вы пишИте"... "Вы рисуйте, вы рисуйте, вам зачтётся", короче. Окуджава ни разу, по-моему, нигде не сказал, что надо любить, учить и беречь русский язык. Он просто его учил, знал, любил и берёг.

Борьба с сайтовыми идиотами вообще заслуживает отдельного исследования. Сначала тебя хвалят за одно стихотворение, и, если не понял, объясняют, что похвала эта, исходящая от имярека, очень ценна. Доказательством послужить может его, имярека, страничка, где недоумку-читателю сразу, словами, не стихами, объясняют, с кем именно он имеет дело. (Казалось бы, опубликуй циклы, отдельные ли вещи, дай заголовки, если надо, хлёсткие, и пусти читателя пастись. Ан нет! Читатель же дурак, ему надо объяснить, что представляет из себя найденный автор, какие его стихи в каком порядке и, главное, почему надо начать усваивать. Помните встречи рабочих с Ильичом-вторым в цехах на заводах нашей родины? Мне мужик в гостинице ташкентской рассказывал, как их инструктировали: «И руки всем держать по бокам, в крайнем случае на яйцах!» Другие страны-нации это только на футболе, и то, кто играет)... А авторы упомянутые и справку могут представить: "Сей субъект ушиблен Пегасом такого-то числа". Попробуй не поверь! Потом у тебя находят другое стихотворение, «плохое», и душу из тебя вынимают, чтобы ты его то ли объяснил, то ли "улучшил". Это как у Вересаева борщ помог при уремии в 50% случаев, когда один больной вылечился, а другой умер. В случае постепенного озлобления и раздражения помехой тебе никуда не уйти от упрёка в высокомерии – ловушка захлопывается, и цветок начинает пить из тебя твою паучью или мушиную кровь. И поделом! Не хрена отвечать на реплики при малейшем подозрении на неадекватность!

Субъект, неудовлетворённый желудочно, давно перерос своего папу-Выбегалло и в дополнение к пожиранию селёдочных голов рванул ещё и прозой и стихами. A противогазы не розданы! Так, значить. А нас уже за сто тысяч. И глаза у всех горят священным огнём.

Массовая культура часто в смысле совершенно биологическом. Или технически-утилитарном. Прочтите и вдумайтесь, если получится: Ответ финансовому менеджеру: «Успех моей карьеры объясняется моими продуманными решениями, основанными на тщательном анализе всех деталей. В работе с вами меня очень привлекает возможность развития эффективных систем и процедур, которые позволили бы двум нашим департаментам совместно функционировать с максимальным результатом»... Это вам не "Война мышей и лягушек". Но вы думаете, в литературе так нельзя? Ещё как можно, она же ещё и художественная! Ничем не хуже, даже "лучше" экономики, техники и политики. (С гордостью, кстати, вспоминаю, что единственным предметом, начисто заваленным мной, круглым отличником, в институте, был научный коммунизм. Жаль, пересдать пришлось, иначе не видать бы мне диплома!)

Искусство, а особенно искусство слова, очень увлекательно и многообразно. Наряду с обычными, разного уровня образования и способностей людьми, пишущими стихи, когда мастерские, когда неплохие, иногда гениальные, на сайте паразитирует немалое количество литературных свиноматок обоего пола, не только производящих с бешеной скоростью типографской машины крепко сделанные, с еле заметной опытному или даже недоуменному глазу нравственной, лексической и т.п. червоточинкой стихи, но и способных до смерти загрызть любого, покусившегося, по их мнению, не на их детище, талант, а на то, что выдаётся ими за честь и достоинство личности. «Не надо путать автора с лирическим героем», писал ваш покорный слуга. Ещё как путают! В силу замкнутого нелюбопытного характера пишущий эти строки мог бы, пожалуй, установить печальный рекорд человека, прочитавшего наименьшее число авторов стихиры, но и то – минимум три-четыре фамилии на слуху – и далеко не только у него. Поднимите мне веки – да нет, пожалуй, пусть пока летает и панночка с розовыми ушами и чисто выбритая, и прочая нежить и нечисть, потому что только крик петухов её прогонит или выключенный компьютер. Ну, и шёл бы себе отсюда, подумает иной читатель. Да что вы, пока хорошо не попросят, не уйду! Здесь ведь и других встретить можно. Вон и Андрея Андреевича опубликовал хороший человек, хотя мэтру оно надо… И Леви-младшего встретил случайно. И свои друзья-подруги немногие пишут интересно. (А некоторые мало пишут и публикуют, но поражают меня неожиданной точностью суждений и вкусом, а также объективной и трезвой оценкой прочитанного.) И сидеть с закрытыми глазами в раскачиваемом вагоне тоже не хочется. Вот и высказываюсь. Кстати,одной ли строчкой "Ты меня на рассвете разбудишь" А.А. вошёл навсегда в русскую литературу? Конечно, нет! Но эта - первая при любом раскладе. Что из нашего будет на слуху, дорогой читатель-писатель? Букву, что ли, придумать новую... Или слово? А то и стих бессмертный замастырить. Чем я хуже Вознесенского?

«Существуют стихи не то что ниже, а вообще вне стихового уровня… Слова в них – и бытовые, и книжные – никак не трансформированы. Просто словарные слова, с которыми решительно ничего не случилось оттого, что они (по Тынянову) попали в единый и тесный ряд. Нет, все же случилось – механическая ритмизация не позволяет им с достоинством выполнять свое нормальное коммуникативное назначение»...

Считая своим долгом в меру времени и сил быть в курсе течений и веяний, я прочитал пять книг Кастанеды, каждую с НЕИЗМЕННЫМ, одинаковым интересом. Закрыв последнюю книгу, (подъезжая к сей станции!..) у меня возникла мысль, что со мной что-то не так. Изменение сознания наступило, но, видимо, по ошибке, не в ту сторону пошло. Ведь интересно, познавательно, увлекательно, мистически – а меня не взяло, как кружка пива спившегося матроса. То ли пиво плохое, то ли матросу всё мало. С неменьшим вниманием я читал бы справочник водопроводчика, если бы учился проводить водопровод. А иначе зачем? Мне Владимир Леви и даже Хасай Алиев («Путь к себе») дали куда больше. А этот, при всём уважении к эзотерике, прямо Кашпировский какой-то. Только, в отличие от последнего, резвится он на собственном художественном поле, и уже за одно это достоин высочайшего человеческого уважения: не хочешь, не читай. А другим не мешай восхищаться унылым однообразием самых неожиданных и экзотических чудес. Кока-кола всех стран, сливайся!

Почему, скажите мне, "Имя Розы" Умберто Эко, детектив в чистом виде, ещё и исторический, читаешь не отрываясь, а Дэна Брауна, наоборот, притягиваясь? И там, и там слова, сюжет, буквы и текст. Надо уметь писать, говорите? А как это? Может, скажете ещё, писатель писателю рознь? Оба же зарубежные! Положите раскрытую книгу наивного рыцаря Конан Дойля на стол – и рядом в таком же виде, скажем, Хейли, и отойдите на метр (полтора, кто постарше). Чувствуете разницу? И я не чувствую. Книга и книга.

Когда у автора разливается по комнате весенний аромат любви, я тоже его не читаю дальше. О таком писал, по-моему, ещё Аверченко. Но каждый знать его не обязан. А писать стихи ли прозу – труба зовёт, гражданский долг и собственные чувства требуют рассказать человечеству о главном.

Особый разговор – неудовлетворённые духовно женщины. Смутный зуд в области сердца или даже головы, какая разница, заставляет не только писать и читать других, не только разражаться высокопарными рецензиями на глупые и неумелые стихи, но и требует открытого признания прелести собственных творений. Только подонок может сказать женщине, что она некрасива. Умный человек просто прыгнет в ближайший трамвай, если уж прижмут его точным вопросом. Но что делать, если ты прочёл несколько стихов и не восхитился? Моветон-с! "Смерть поэта" – особенно её обличительная часть – слабая тень возможного развития мысли в рецензиях или замечаниях. Припечатают не хуже, чем Мандельштам – сами знаете кого. Тоже талант. Хотя бы обличительный.

Непроизвольно возникающие всерьёз пародии типа оных Угольникова "Я люблю тебя, ты люби меня..." давно и серьёзно восприняты немалой частью ГРАМОТНОЙ, т.е., умеющей читать и писать публики в качестве достойных песенных образцов. Современная песня и музыка к ней – это другая тема. Я только слегка обозначил. О литературе же скажу, что последним (моя улита тихо едет) по опупенному впечатлению от саморекламы была надпись на обложке и шмуцтитуле романа Анатолия Тосса "Американская история": "Книга, от которой невозможно оторваться"... "Стала культовой для многих российских семей"... "Событие в мировой литературе". Цитирую далее: «Его (Тосса) творчество продолжает великие традиции Тургенева, Бунина, Набокова».

Полстранички монолога этого не владеющего даже разговорным русским языком Гаврилы женского пола, вышедшего на охоту за высокой и чистой любовью, я героически одолел и теперь требую присудить мне Нобелевскую премию по чтению. Иначе мне не избавиться от ночных кошмаров, когда Тургенев с двустволкой за плечами и Набоков с сачком и на велосипеде, грозя кулаками, преследуют меня, гневно вопрошая: «Ты прочёл Анатолия Тосса?!». А не дадите премию – я её сам себе назначу. А вещь очень похожа на дурной перевод Даниэлы ли, Стил её ..!, Донцовой ли, начитавшейся Хмелевской, на которой, последней, всё структурно обозначилось (Это как один француз описывал ад: "Я видел тень кучера, которая тенью щетки чистила тень кареты" (пер. с франц.) Братья Карамазовы.) – и давно застыло, только ухудшаясь в дальнейшем. Хотя, остывшее добро или тёпленькое, разница невелика. Кушать подано! О манере письма и стиле не здесь и не сейчас (если честно – нигде и никогда). При переводе можно было бы свалить на автора. Здесь же глыба стиля и вкуса заставляет задуматься, в академии каких именно наук, как указано в предисловии, работал автор. Денежную часть Нобелевки я перед лицом своих читателей торжественно обещаю человеку, который принесёт мне скальп рецензента упомянутого издания. Не с автора же спрашивать. Человек не виноват, пишет, как дышит. А ну, дыхни! Свободен!..

Мама, зачем ты покупала мне в детстве Жюль Верна и Майн Рида!

С уважением ко всем, включая оппонентов,
Светоч русской поэзии
Б.Р.



Урок географии
 
Наверное, это опять неспроста:
На трёх языках говоря,
Отсюда уходят в другие места.
На Запад. И тоже не зря.

Теперь и не спросишь из здешних сиест,
Обрывки былого ценя,
Способен ли я отдалиться от мест,
Где больше не будет меня.

Где утром дурные кричат петухи
О новом непрожитом дне...
Где так же, как ныне, писались стихи,
А прочее шло не по мне.

И в том никакой моей доблести нет,
Но спину опять не согну,
Коль мы от Востока светилу вослед
Упёрлись в морскую волну.

Солёные воды, живого исток,
Пристанище древних венет...
И облако снова влечёт на Восток,
Но времени попросту нет!

19.12.07.





Вместо завещания
 
К любой превратности готов,
Что никаких не знает правил,
Я не оставил лишних слов,
Одни нелишние оставил,

Чтоб в нашем крохотном раю,
Волну случайную встречая,
Не удержавшись на краю,
Всё ж оттолкнуть тебя от края.

19.12.07.



Песня о виртуале
 
Ночь, безмолвие, тьма, на экранах чужие печали,
Отвори же в грядущее космос, презрей пустоту,
Вот такая зима, что достала из северной дали
Все твои предыдущие вёсны, и главную, ту!

Ах, ещё бы узнать, что с отчаянным будет народом!
Мы меняем портреты, мы любим друг до слёз,
Виртуальная свадьба грозит виртуальным разводом,
Но совместные дети потом сиротеют всерьёз.

В подворотнях клубя, понимаю, что этого мало,
Острова крепдешина и запах духов молодой...
Я устал от себя. Я совсем не хочу виртуала,
А слепая машина смеётся над нашей бедой.

Собирайся скорей, караваны считают верблюдов,
Или только могила твоих отговорок черствей?
Я стою у дверей, вот оно, темноокое чудо,
Что меня заманило прозрачной любовью своей.

09.07.07.



Считалка
 
Пушкин, Лермонтов, Толстой,
Достоевский молодой,
Чехов, Мельников, Флобер,
Генрих Бёлль, Эзоп, Бодлер,
Рубежов, Мольер, Платон...
Кто не знает – выйди вон!

17.12.07.



Письмо на ТВ
 
Гложет сердце кровавая рана,
Человек безрассуден и слаб...
– Уберите Лолиту с экрана
Вместе с кучей рыдающих баб!

То распутная плачет красотка,
То фортуна рассеется в прах...
Я наивен. Но это щекотка
В неположенных Богом местах.

17.12.07.



Монолог
N.N.
Вот этой чашей звёздною седою
Любимая, укроемся с тобою,
Пока над миром властвует чума,
Ни музыки не надо нам, ни песен:
Есть тайны, от которых гибнет плесень
И вечная смиряется зима.

Пускай не место здесь для упований,
Но не ушами – матрицей желаний
Пульсирующий в теле слышу звон,
И нет пока смятения иного:
Моя звезда взошла сегодня снова,
Чтобы звук твоих приветствовать имён.

Горюют сны над нашими телами,
Каким бы здесь они ни мнились силам,
Им не познать ребяческих проказ,
Я вижу, что затраченное нами
Не канет зря. В глубины ляжет илом,
И от людских укрыто будет глаз.

Когда не будет нас на этом свете,
Глубины слов – порознь – услышат дети,
Мир новое спасенье обретёт,
Но ничего не сложится дороже:
Моя рука на этой тёплой коже
И твой чуть задыхающийся рот.

16.12.07.



Бог весть откуда светится личина...
 
* * *
Бог весть откуда светится личина
Таких разлук, что выжить нет резона.
Ты есть, и это главная причина
Всего, что происходит неуклонно,

Нас не спросив. И в этом ужас каждой
Из всех ночей, что копятся помалу.
Резной курсив споёт потом о жажде
Двух бабочек, дождавшихся финала.

Там, где давно отрезана дорога
К местам, не отвечающим на жалость,
Я не держу нисколько зла на Бога –
Ну разве что нечаянную малость.

15.12.07.



Короткая песня-2
 
Л.Н.
Не Мальдивы, не Крит, но и пляжей достало нам
Даже здесь, где у лета палящий закал,
Ты лежишь, будто солнце впитала суставами,
Возле наших тайком облюбованных скал.

Лишь она из меня может сделать бессрочника,
Что тебя стережёт, точно скряга деньгу,
Та ложбинка твоя, что в конце позвоночника,
И другие, что после увидеть смогу.

Пусть продолжится сон, пробуждаться не хочется,
Если явь без тебя неизменно тускла,
Только этот сезон никогда не окончится,
В нашем солнечном мире без капельки зла.

15.12.07.



Короткая песня
 
N.N.
Подошвой задета, чуть жалобно скрипнет ступень,
Квартира темна, но опять тебя чувствую кожей,
Как здорово это, что ночь непохожа на день,
Да разве она хоть на что-то бывает похожей?

Здесь чудо любое ребёнком идёт по воде,
И после легко на рассветные тянется крыши,
Я видел такое, что вам не придётся нигде,
Но слышит его тот, кто вправду сумеет услышать.

14.12.07.




Геркулес и Омфала
 
Развалины Китайского дворца,
Японский павильон и море рядом...
Сюда не добрались когда-то гады,
Иначе б войнам не было конца.

Но тщетен бег за временем в погоне,
И вскоре задыхается герой:
Мозаичные смальты из Орсони
Бессильны перед разума игрой.

Зелёный императорский халат,
Раскосые глаза да тёплый локоть...
Руками здесь положено не трогать,
Иначе не видать тебе наград.

Здесь красота – опора мирозданья,
Столетьями хранится в оправданье
Того, что смертен, счастлив или пью,
Здесь Михаил, предшественник Джованни,
Когда-то строил мельницу свою.

Здесь я услышал слово в тишине,
Сводившее две эти величины,
Чтоб видеть живописные картины
Скорей, чем увидать тебя во сне.

Жаль, Анджело не делал зеркала,
Какие б в них потом картины были!
Упорны блики плавкого стекла,
Но глаз твоих они не отразили.

11.12.07.



Микроэлегия
 
о, трепетная девушка с веслом
наискосок стоящая от мойки!
найди меня сегодня под столом,
к больничной ли привязанного койке,

возвысь на свой ликующий парнас,
не устрашись невидимого груза,
и дай глагольной рифмой между глаз,
моя неугасающая муза!

13.12.07.