Лучшая работа

Он был ошеломлен.
Впервые у него не получался портрет...

Он был простым Художником и чурался своей славы. Рисовал не ради успеха, денег, и даже, не для искусства. Он рисовал потому, что любил рисовать.
Ему нравилось то экстатическое упоение, то, ни с чем не сравнимое состояние восторга, когда время расширялось до размеров Вселенной, а вся Вселенная сжималась до образа, горящего в глазах... того простого образа, изображая который, он становился Творцом... Когда незаметно для глаза, исправляя ошибки природы, превращал обыденную непривлекательность в - ничем неотличимое от нее - совершенство.
Ему нравилось быть богом.

И вот теперь...
Он стоял в полном оцепенении, не зная, что делать. Все пропорции соблюдены, каждая деталь была удивительно похожа, но... но в целом, это был рисунок другого человека.
И это... это, когда он пытался нарисовать именно Ее!...
В гневе на собственную беспомощность он принялся с остервенением уничтожать свое детище. То, что должно было стать лучшей работой его жизни, жалкими кусочками легло к Ее ногам...

А Она... Она сидела и улыбалась. Ей импонировало настойчивое желание Художника увековечить Ее красоту. Ее неземную, холодную красоту...
Сколько смельчаков сломалось, пытаясь сделать эту красоту чуточку доступней... Сколько отчаявшихся дарили Ей свои никчемные жизни, убивая друг-друга на Ее глазах...
Но тает лед лишь умирая...

Ей доставляло удовольствие наблюдать, как Ее чары сначала привлекали, а затем уничтожали многочисленных поклонников, считавших себя достойным Ее... Когда же, видя роковую обреченность попыток соперников, другие стали отказываться от своих намерений, Она, с присущей Ей непосредственностью, немного подыгрывала им, подавая надежду. И, поймав в Свои сети, наслаждаясь властью, умерщвляла жертвы, обдавая жгучие признания пылающих сердец ледяным хохотом...
Художник был выбран следующим...
А он, с присущей ему жаждой любить только творя и творить только любовь, марал один за другим девственные листы бумаги Ее образом...

Она ушла, разрешив ему попытаться без Нее, и даже, снисходительно обещала через три дня посмотреть результат.
Этого времени было достаточно, чтобы, объявив в Городе кого рисует художник, собрать к нужному дню достаточную толпу зевак - дабы позор неудачи был способен его убить.

Испортив в очередной раз рисунок, он, после трехдневных бдений творчества, наконец-то успокоился, решив, что доведенный до отчаяния мозг, в бреду сна подскажет ошибку...
Пробудившись, так и не вспомнив сновидений, но с неизвестно откуда взявшейся уверенностью, что кризис прошел, принялся за работу. Едва закончив портрет, он с ужасом уставился на свое творчество...

Посмотреть рисунок пришел весь Город.
В предвкушении наслаждения, Она встала лицом к толпе, позади накрытого планшета - так, чтобы лучше было видеть реакцию пришедших - смерть, может самой великой Ее жертвы, и потребовала открыть портрет.
Как и следовало ожидать - удивленный, испуганный возглас горожан, но... но взгляд, тот самый взгляд, который должен был послужить началом конца потомка Ренессанса, был направлен на... Нее...
Предчувствуя неладное, и желая закончить затянувшийся спектакль, Она подошла к ошеломленной толпе и взглянула на рисунок... Сомнений нет - с портрета смотрела Она. Сходство было потрясающее, но... но это была не притягательная красавица, а... отталкивающее, жуткое уродство... Когда Она повернулась, то вместо Ее красоты все увидели перекошенную от гнева гримасу, отвратительное подобие Квазимодо... С портрета же улыбалась сказочная красавица...
И, как всегда, Чудовище и образ совершенства на портрете, составляли идеальную копию...

Это была Его лучшая работа.

декабрь 1996