Сороковые

(2) СОРОКОВЫЕ

Время: включается первая скорость,
Сороковых чёрно-серая морось
Шторой тяжёлой колышется в полночь.
Сердце от сказки, рассказанной сто' раз,
Жутью остаточной, дедовской полнясь,
Ёкает молча, само себе сторож.

Всё ещё жжёт и мутит от напитка,
Что говорлив и слезлив от избытка.
Дремлет дитя, умолкает калека.
Снов перемена – известная пытка.
Втайне мерещится поле, кибитка,
Сороковые не этого века.

Чуешь, запружены до окоёма
Морем воловье-верблюжьего рёва
Вербные дали прибрежья Днепрова,
Левобережья… Не бойся, ты дома:
Кровля не крепче небесного крова.
Тучи на кручи, железная мова.

Облако молвью железною жалит,
Лезвиями, остриями глаголет.
Луг лозняковый нашествием залит.
Даль переваливается на' лед.
Круча лучами колючими колет.
Нынче увечий да сказок – на сто' лет.

Низкие кони, китайские тавра…
Дед, головой-булавой поникая:
– Корни в пещерах, – бормочет, – а Лавра
Деревом выросла вот ведь какая,
В высях красуется кроною ставра…
Многопещерна прапамять людская.

Кто пирожка пожелает пожёстче,
Не исколов языка остриями,
Просим: с начинкой, по имени «мощи»
Десятилетья, столетья слоями
Сложены. Чахнут Кащееевы рощи.
Ходом кротовым протиснемся к яме.

Труп – твои семидесятые. Труп же
На два-три слоя посаженный глубже, – 
Сороковые, и далее – прадед,
Жук опрокинутый, членами прядет,
И чешуя опадает от жара:
Тесная баба, горючая кара…

Сороковых чёрно-серая штора
Мокнет и дышит. Давно и далёко
Водорослью расползается город
В ночь непогодную по' дну потока
Времени. Устье, должно быть, не скоро.
Силушки чувствую на два-три срока.

Впрочем, откуда мне знать, горожане?
Вижу не ярче, не далее братий.
Косноязычным рассказчиком ратей,
Грезящим в былях тревожных дитятей – 
Был, пропою вам про древние брани.
Устье же – в утреннем снится тумане.

За островами да за рукавами – 
Крохкий песчаник, зелёные лозы.
Крутится круг: то морозы, то грозы,
Катится заговорённый словами,
Мне незнакомыми. Пенятся слёзы,
Тени теснятся и на перевозы
Нас подгоняют, задумчивых, с вами.