Верлибр осени - без правок

Осень это ликёр из бренди, бренди суть улицы;
сливки это утро, вход в парк «Сокольники»
долька лимона похожа на кленовый лист насквозь
по самым жилам просвеченный лучами солнца.
Ещё бренди… закончилось в «Сокольниках»,
теперь смакую лимонно-сливочный привкус меланхолии.
Забегаловка, горячий чай из гранённого пластика,
пытаюсь поднести к губам, пальцы как в пластилине –
       классика,
запах подгоревшего теста, вижу хрустящий масленой краски цвет – это охра, четыре звёздочки.
Осень кажется наступила для поэтов похожих на городских
       птиц,
они собираются в стаи, что бы после улететь на Мальдивы
изысканно поедать: типа без косточек сливы,
я остаюсь, напьюсь с другом бренди и буду карать себя потом,
за то, что обзывал осеннюю лирику дурой, смазливой свистопляской, пусть даже наитием для Вити;
за то, что поразмыслив понял дюбель истины:
мне отвели всего-то может полтинник лет на вскидку, лишь 50
осенних встреч на вокзале времён года, так если раньше не согнёт, причиной может быть иль печень, иль случай из разряда:
«Так если не сосулька, так точно кирпичем.»
И вот пред этим размышлением, мне осень вдруг привиделась
лишенной чувства, всего лишь данностью,
всего-то эфемерное явление природы, переходящей чередой
 от желтого к затёртому асфальтом тлену -
       добротный перегной зимой под снегом.
Вот обернулся, вчера весна сочилась зеленью из мая,
это было где-то час назад, загнув три пальца - вот тебе и НА:
её в народе величают «Золотая Осень».
А что за Бабье лето, коль баба та была не постоянной:
то месяц впереди, а то бывало и назад, на юге проще -
       там собирают виноград.
Вот осень на лавочке со мной сидит, вся разодетая по моде со времён создания мира,
 «Я восхищаться должен? на коленях ползать» - стыдно,
обыкновенная Бальзаковского возраста с морщинками,
       хоть волосы свои,
давай уже иди, «упрашивать меня влюбиться? Извини… мне стоит спиться, поэтам многим это помогало в постель с
       бельмом ложиться»..
Чем чаще инвективы к осеннему лицу являлись,
тем пафос вдохновения крошился печением «Крекер»,
к примеру вот было замечанье: уж, сколько написали
творцы, нервозные поэты, стихоплёты: о том на сколько
желта листва, про хороводы и листопады,
а выдуманной кем-то тоске, печали, прострации,
о больничном листе, и даже о банном душистом в селе;
такое многоликое количество метафор, скрещенных
       с гиперболой одной - на цех.
И с каждой осенью всё тянет, сравнимо с сексом: когда любимая тебя отправить может в другое измерение, что крик услышат твой, не только лишь соседи,
и тут же ручкой водишь по листу, прибоем думы стали, ты вызволяешь из себя наружу ту строку, пока не заболит в боку
 и бровь не вздрогнет от напряжения изображать осеннюю
       тоску.
Одно и тоже, если, честно говоря (по совести поэта может быть и так) как ни крут, пусть ты переберёшь
все эти колоры и цвета, листва она и дворнику листва,
а где там золото любезный углядел поэт, скорее буржуазные замашки, аристократ берёт метафоры из окруженья, с чем
       живёт.
Для дворника, какое там изысканное множество цветов, оттенков, тем более в листве, одно лишь - мусор.
Устал хулить на осень и придираться без толку к листве,
 и так не сыщешь к декабрю, налей-ка друг мой Бренди, даже две, пусть пьяным я уткнусь ей в грудь ( с утра не буду сожалеть теперь) и Танго танцевать по лужам не чураясь на
       платье наступить тебе.
С утра, с трезвой, я отпущу тебя домой, а ты мне скажешь:
       «Ой, я опаздала, пришла пора, уже метель».