Исповедь

По склону зим и лет
ползу, как черепаха,
и оставляю след
во времени без страха,
что кто-нибудь прочтёт
и, может быть, поплачет.
В душе – переучёт
тех лет, что мало значат.

Все тайные грехи
становятся обузой,
когда пишу стихи
с приятельницей Музой.
Спешу их отмолить,
чтоб жизнь не дать порокам
и зло не сотворить
словами ненароком.

По склону зим и лет
ползу, как черепаха.
Что было, того нет...
Без тлена и без праха
живут порой слова
великие по сути.
Дадут ли мне права
на них не Божьи судьи?

Иль будет, как всегда,
что Богово, то Богу.
Лет долгих череда
ведёт меня к порогу,
построенного им,
для душ заблудших храма,
где встретит херувим
и спросит: – «Чья вы дама?»

Что мне ему сказать?
Что я была упрямой
и не сумела стать
при жизни чьей-то дамой?
Иль, что сама с собой
жила по воле рока
и спорила с судьбой,
не выучив урока?

Иль, что любила тех,
кто по расчету любит,
и, зная, что успех
любовь ко мне погубит,
стремилась побеждать
всегда и повсеместно,
чтоб свет души отдать
тому, с кем в жизни тесно?

Иль рассказать о том,
как сердцу было больно,
когда пришлось шутом
жить с королём невольно?
Иль гласности предать
то, что всю жизнь мечтала
любовь свою отдать
тому, в ком её мало?

Иль, зная, что почем,
не стоит объясняться?
Став тертым калачом,
пора собой заняться:
пить воду из ручья,
влюбиться в пилигрима,
и отвечать: – «Ничья!»
на взгляды херувима.

       12.06.07