Город

Вечерняя странность скользнула по улицам города.
Коснулась соблазнами взглядов шальных фонарей.
Навязчивой искрой азарта зажгла шепот ропота.
Чуть видимой дымкой проникла в желанья людей.

Уснувшее око светила, успело чуть спрятаться,
Как тени бетонные, наглой армадой надвинулись,
Синюшными красками начали мазаться,
Толпиться в проулках, желая чуть дальше продвинуться.

И всей полуночной чуть слышной возни апогея настигнув,
Толпа, словно раненый зверь, брызжет каплями денег.
За барными стенами маски на морды накинув,
Стремится за ложью укрыть своей истины берег…

За пьяными ликами раскомплексованных баринов –
Прямые извилины, на пыльных офисных шторах.
Конверты с купюрами серыми, словно перышки ворона,
К гнездовьям спеша, не растратить боятся в маршрутных заторах.

В собственном соке от зависти желчи прокисшем,
Укутались пестрыми лентами глянцевых гидов.
Багетно, небрежно богемой прикинувшись,
Чуть вечер… из каменных гнезд пропадают из вида.

Красивые, лживые пары так чинно к кормушкам слетаясь,
Чуть блещут последними каплями… света убитого дня.
Оковами ночи распутной в любви к серым перьям сплетаясь,
Теряются в глупых желаньях, да только вот зря.

Запыханной, загнанной лошадью, что мчится к Фортуне-кокетке,
Наш барин, ощипанной птахой, нутро, оголяя гнилое.
Измазавшись тенью, спешит, убегает от стервы-рулетки,
Орлом, будто в схватке побитым, в гнездо, но свое! Родовое!

Укроются тайны, в карманах подвалов безликих,
Распутницей ночью, растолканных наспех от лишнего говора.
Растают последние грязные капли-следы, сплетен липких.
Забрызгает солнце улыбками лица, как мед, растекаясь по городу!