Песнь лича

Стремительно, слишком скоро на прозрачных, ясных глазах смотрящего сохнут листья ясеней. И тянутся к небесам сполохи пламени большого поминального костра за рекой Урди. Эти оранжевые языки так легки и успешны в своем вознесении, что взбираются, кажется, к небесам и там лижутся со звездами голубыми прикушенными кончиками. В эту сухую ноябрьскую ночь по обочине проселочной дороги крадется, чуткий и осторожный, одинокий лич. Он пробирается зарослями акации и рододендрона на запад к холодно-белым, высеребренным полной луной склонам Подлых Гор. Беззвучен его скользящий шаг. Идущий обходит стороной, забирая справа, безымянное поселение и горящий на краю его огонь. Там, уже за первыми склонами, помнит он, пронизывающему сумрак взору откроются долгожданные Нежные Кущи, источник крова. И в том – вся цель унылого существа. Он уже одолел ясеневый лес, кусты и равнину, перешел вброд реку Урди на гремящем перекате.
Позади половина ночи. И бескровная луна с неба – серебряной монетой из-под воды – наблюдает с равнодушием за странником в сером дорожном плаще, что взбирается по лысому склону. И видит луна, как взобравшийся падает на колени посреди рощи белых мертвых ясеней на вершине.
Лич вскидывает рогатый подбородок, оборачивает к ночному небу сухое совиное лицо, растворяет челюсти и заводит песнь.
И ветер умолкает, и травы в дальних лесах, что, казалось, ни на миг ни в силах унять свой шелест, замирают, и размеренный плёск реки Урди вдали обрывается. Остается лишь песнь, песнь лича. Услыхавшему она кажется похожей на протяжный стон, на плач ли терзаемого вампиром младенца, на вой ли ночного ветра в скалах. Так поет лич. И в песне – вся судьба его черного рода. В песне – зло, которому предан поющий, которому вручен он во владение задолго до своего появления на свет луны. Лич поет, стоя на коленях. Поет в небо, запрокинув страшную голову, раскинув руки, разведя шипастые лопатки, выпятив ребра. И грудь его вздымается в такт улетающей песне, и бледная кожа блестит свинцовым отливом в свете луны. Лич поет о черном прошлом и страшном будущем, о вечной грусти и тоске, о том, как проклятый его народ покинет мир огня и воды. Все сложнее скрываться, все сложнее жить им, обреченным убивать, в городах и деревнях. Тех, что не покинули еще землю – знает он – изловят и сожгут в алом пламени на потеху звездам. Так поет лич, пьющий кровь детей человеческих, исчадье лунного света. Так поет лич, и эльфы с феями в далеких рощах заслушиваются, и разрываются от грусти их крошечные сердечки, со звоном лесного колокольчика. И даже звезды тускнеют, и падают от печали на землю. Лич поет. И только волки, кому лишь под силу пережить звук этой песни, запомнят её, наберут мелодию в пасти, сокроют в волчьих сердцах, сберегут в cкладках мохнатых душ своих, и станут после напевать луне и звездам.