Страшная сказка7 Ни о чем...

Есть многое на свете, друг Горацио…(с)

Пролог
Стоял домишко у дороги.
Там, детворе внушая страх,
Всегда сидела на пороге
Старуха с трубкою в зубах.
Казалось, ветер был моложе.
И хоть осмыслен ясный взор,
На тонкой, как пергамент, коже
Морщины заплелись в узор.
Отцу от деда - дальше к внукам
Передавался сотни раз
О ведьме этой чернорукой
Обросший сплетнями рассказ:
Мол, подожгла она когда-то
Деревню, где жила тогда,
За то, что, дескать, виновата,
Остались руки навсегда
Покрыты черною золою
И, говорят, зола-то жжет…
Седой качая головою,
Она у дома смерти ждет,
Но та, должно быть, отказалась
Об эту мразь свой серп марать:
Здесь столько раз луна менялась,
А ей, пожалуй, наплевать.
И сказывали люди прежде,
Что может бабка ворожить;
Но не несет она надежды,
А рвет ее, как пряха-нить.
Но что всего страшней, конечно,
Тут старый знал и молодой,
Что предсказала утром вешним-
По осени придет бедой.
Все реже к ней ходили люди,
Чтоб там и вовсе перестать,
Но ведьма знала: что-то будет,
И это «что-то» надо ждать…

1
Куда податься двум влюбленным,
Когда лишь песни за душой?
Что расстоянья окрыленным,
А этот мир такой большой!
И даже не беда, что где-то
Уставлен лакомствами стол.
Весь мир так ярок для поэта,
Хотя на нем и не камзол.
В пути тускнеет позолота,
И далеко ль уйдешь в шелках,
Когда срезаешь по болоту
Дорогу в девственных лесах.
А для бродяги кров и пища
Всегда найдутся по пути.
Он нет, он роскоши не ищет –
Ему б бессмертие найти б.
А если рядом, не стеная,
Не жалуясь на дискомфорт,
Ступает милая, родная –
Он горы для нее свернет.
Сплетенье трактов и дорожек
Их до сих пор не подвело.
Закатный луч скользнул по коже,
Вступили путники в село.
Они почти семь лет искали
Края, что были по душе,
И вдаль пути-дороги звали,
Им успокоиться уже б!
Поэт искал счастливой доли.
«найду!» любил он повторять.
Рвались ветра, дожди пороли,
Подруга уставала ждать,
Она едва уговорила
Его пожить среди людей,
Мол, «Я простуду подхватила,
Я с каждым часом все слабей».
Он с недовольством согласился
И, глядя вдаль с больной тоской,
Он в первый домик попросился
 Дня на четыре на постой.
Хозяйка исподлобья глядя,
Набила трубку табаком:
«Скажи-ка мне, чего же ради,
Сынок, ты бросил отчий дом?
Сорвал свою девчушку с места,
Даря ей тяготы пути?
…о, я смотрю, твоя невеста
Уже надумала уйти!
Она, смотри-ка, испугалась,
Поди, лишится чувств вот-вот,
Как подошли - так улыбалась,
Теперь в рыданьях кривит рот!»
«Да нет, ей просто очень плохо:
Она устала и больна.»
«Бедняжка выдавить и вздоха
 и впрямь не может. Так бледна
ты, дочка, в самом деле,
пойди и в домике приляг.
Сдается мне, давно не ели
Вы. Путник, разожги очаг.
Тебя я развлеку беседой,
Ты, вижу, не совсем устал.
Ну, не гнушайся, отобедай
Со мною, чем там бог послал.»
Подруга, как марионетка,
Вошла в избу и там легла
В кровать, сплетенную из веток,
На шкуру старого осла.
Такая тяжесть разливалась
По телу. Не сомкнувши глаз,
Она и не сопротивлялась,
Когда проваливалась в транс.
И вот уже в чужом наряде
С зажженным факелом в руке
Она, едва под ноги глядя,
Летит к стремительной реке.
А за спиной горит деревня
И смрадный дым такой плывет…
Огонь уже бежит к деревьям,
А значит - лес к утру умрет…
2
Поэт рассказывал старухе,
Как он бродягой как-то стал:
« я рос после войны в разрухе,
Почти все время голодал,
И телом вышел я не очень.
Нет, я не обделен умом,
Но кто из жалости захочет
Взять оборванца в чистый дом?
Но мне не в тягость жизнь такая,
Оседлость мне невмоготу,
Хожу и сказки собираю,
Потом стихи из них плету.
Однажды встретил я девчонку –
Смотрю: стоит она, поет,
В худую грязную ручонку
Никто монетку не кладет.
Вот так поли по жизни вместе,
Сплелись, как будто свежий стих,
Теперь она – моя невеста,
А я ей – вроде как жених!
…Гляди-ка, сумерки мелькнули
И что-то стало холодать.
Быть может, и у вас, бабуля,
Есть, что бродяге рассказать?»
Она заметно оживилась,
Костлявым повела плечом
И будто бы преобразилась,
И зашептала горячо:
« Ах, если б кто-то мне поверил,
Что я в святоше подлеца
Узнаю, только в эти двери
зайдет он. Ради красного словца
Я мир поставить на колени
смогла б. Клянусь, но уж в гробу
Весь этот мир по горло в пене,
Сочащейся через губу.
Я вижу то, что знают дети,
Лишь мне доступен их язык.
Но я не вправе быть в ответе
За то, что этот мир привык
Уничтожать себя бездумно,
На всех фронтах бросаясь в бой…
… А мне так яро, так безумно,
Хотелось быть самой собой.
К чему мне знания о море,
Когда всю жизнь в сухих песках?
Сто лет сама с собою спорю,
Хрустальный шар дрожит в руках.
Я вижу, путник, ты не против
Спросить о кое-чем меня,
А спутницу твою воротит
От чародейного огня…»
Глаза подернулись туманом-
Сейчас прилечь бы, отдохнуть.
Мелькнула мысль «как это странно
Узнать, что завершился путь…».
Уж что она наговорила,
Какой наворожила страх,
Да только где его могила
Лишь знают филины в лесах.
Ведь он пошел, заговоренный,
Не закрывая мутных глаз,
Как будто зрения лишенный,
Бредущий на неясный глас…
3
***
Старуха быстро собиралась-
Вещей-то, благо, не гора.
«девчонка и не просыпалась,
Продрыхнет, верно, до утра.
И, раз уж суждено исполнить-
Ей не помеха отдохнуть,
Она сама едва ли вспомнит,
Чем завершился этот путь…»
***
…очнулась лишь на пепелище,
Кругом кладбищенский покой,
И только гулкий ветер рыщет
И гарь разносит над рекой.
И от того еще страшнее,
Что, не задетые, болят,
Ладони - черного чернее
Необожженные горят.
Тщась вспомнить, кто ж она такая,
И разглядеть следы в золе,
Она бродила, спотыкаясь,
По этой выжженной земле.
Среди продымленной разрухи
Стояла хижина одна,
И, как зловещий зуб старухи
Торчала на поле она.
Ее измученное тело
Уже валилось с сбитых ног.
В избушке той, что уцелела,
Она присела на порог
И в тот же час почти наткнулась
На трубку, брошенную там.
Набила, быстро затянулась
Махоркой с пеплом пополам.
И вдруг внезапная улыбка
Скривила раньше нежный рот.
Еще дымок клубился зыбкий.
Она все знала наперед…
Эпилог
Стоял домишко у дороги.
Там, детворе внушая страх,
Всегда сидела на пороге
Старуха с трубкою в зубах…
Глаза ее - как два болота,
А рот- капроновая нить.
Она всегда ждала кого-то,
Ждала затем, чтоб погубить…