Вселенная, пронизанная Богом...

 

Сон о Иерусалиме




Прошу тебя: оставь мою печаль
Со мной. И охромевшую педаль
Стреляющего лаком пианино,
Похожего на черный катафалк,
Оставь. Земляне-губы бросят «фак!»
Летающей тарелке магазина.

Не нам решать. Оставь все так, как есть,
Во мне. Все, что замедленная месть,
На нищенство умноженная честь,
Влила в меня из прежних генераций –
Из штофов синих, глиняных баклаг,
Из завещаний дьяков и бродяг,
Отцов без средств, актеров без оваций.

Оставь – я недоверчив и упрям.
Все ваши "здесь" – мне даже и не "там".
"Нигде, нигде!" – вот адрес необманный.
Опять сквозь сон я силюсь долететь
До места, чтоб в ладонях растереть
Полынный лист земли обетованной.

Горячей охрой обозначен склон.
Хрипучий сурик и лимонный крон –
Тысячелетней засухи работа.
И вновь разжарен добела зенит,
Присох язык, и в темени болит.
Но, помню, я хотел спросить про что-то…

О чем еще по-русски вопрошать? –
Кто виноват, как в сумраке рожать,
Как умирать в загаженном пространстве?..
Во рту наждак, и в черепе звенит,
Но я скажу: мы тверже пирамид
В грехе тверезом, в покаянном пьянстве.

Меж Городом и Масличной горой,
Свежа, как пиво чешское "Праздрой",
Кудрявится Кедронская долина.
И, если б от души воззвать "сим-сим!",
Шепнул бы в ухо Иерусалим:
"Продлим повествование, продлим.
Меж валуном вон тем и кедром сим,
Вот здесь, раскрыла рот Господня глина..."

 




Странствия





«Вселенная, пронизанная Богом»,
и чёрный воздух, пахнущий вином, –
вот эта ночь, что проникает в дом,
неслышно сбросив обувь за порогом.

Присядь же, дознаватель о больном.
Живому впрок – всё, что посмело сбыться.
Цветущей веткой ночь в стекло стучится,
и влажный куст белеет под окном.

«Язычник, – говорю я, – царь зверей,
Улисс, истосковавшийся по маю!
Когда, поднявшись, дверь я прикрываю,
твои ль опорки дремлют у дверей?»

Пойдёшь ли дальше в вечных башмаках
иль двинешься по морю звезд толчками,
пространство исцарапает сучками,
но вдох и выдох пересилят страх,

чтоб здесь, в чуть заржавевшем корабле,
в моём, от книг осевшем на бок доме,
занёс в журнал суждение о том я,
что совершенство ангела – в крыле!