Лохматый интеллигент

Здравствуйте, милые дамы, присаживайтесь, не хотите ли чаю с печеньем? А эти господа с вами? Надеюсь, что им тоже не будет скучно. По крайней мере, глоток коньяка их утешит.
Давно хотел в такой благодатной аудитории поговорить на столь близкую моему сердцу тему – о наших с вами любимцах – огромных догах и трепетных левретках, чудесных маленьких овчарках с мудреным наименованием Вельш корги пемброк и таком модном комке шерсти, как тибетский Лхаса Апсо… А главное – не только и не столько о породах, выставках и прочих атрибутах собачьей жизни, сколько о любви, чуде, восторге, нежности, о наших взаимоотношениях с этими непростыми лохматыми, короткошерстными и совсем голенькими созданиями.
На правах говорливого ведущего наших вечеров позвольте мне начать с повествования о моих навеки любимых существах. И в первую очередь – с рассказа о самой главной собаке моей жизни.

…У этого коллячьего ребенка были большие грустные глаза, трясущийся хвостик, ножки иксиком и шикарное имя Клайд-Рич фон Зальцаншпринг Ун-Данди Скотт! Я тогда приехал в отцовский дом как раз затем, чтобы стать обладателем щенка колли. И выбрал именно его: какое-то неизъяснимое обаяние было в этом грустном существе. Хотя все отпрыски отцовской Кэтти, безупречной рыже-белой дамы, были хороши. Когда по команде «Выходи строиться на обед» они высыпали из специально отведенной комнаты и окружили гигантское блюдо с кашкой, воздев к небу семь восторженных хвостиков, я немедленно заявил: «Беру всех!»
Увы, на следующий день я на трясущемся, как клайдов хвостик, аэроплане АН-24 повез обретенное дитя, и еще лишь двоих – братика и сестренку, предназначенных моим друзьям, в наш благословенный город.
Нянчили щенков всем самолетом. Они разбегались, расползались, повизгивали и кусались, вызывая всеобщий восторг. А Клайд мирно заснул на коленях у солидного подполковника. Тот млел и боялся пошевелиться.
В Казани самолет зарулил на местный аэропорт для заправки. Меня оставили под крылом со всем этим шумным семейством. Я гонялся по полю за шустрыми озорниками, а Клайд мирно спал в корзине.
Когда команда вернулась, командир самолета подхватил Клайда широченной ладонью и понес в самолет. Я тащил брыкающихся остальных. И вдруг услышал расстроенный бас командира: «Ты зачем писаешь в кобуру? Пистолет-то казенный!..»
В Иванове, как можно быстрее раздав двоих детишек, я остался один на один с непонятным, таким уязвимым и очаровательным зверьком. Груз ответственности все больше давил на мои плечи. Перегруженный школой, музыкой и спортом сын Макс, вечно гастролирующая жена только периодически могли облегчить мою ношу.

В семье мы называли его: Клайдик, Заяц, Мальчик, и еще многими нежными и ласковыми именами. А уж если звучал хорошо поставленный голос моей жены: «Клайд!» - значит, наш рыжий ребенок серьезно провинился. Съел босоножки загостившейся подруги, и Наде приходилось дарить свои новенькие. Или добрался до архива Трио «Меридиан», и старательно изорвал в клочья несколько уникальных фотографий. А уж когда он обгрыз каблук концертных золотых туфелек, в эпоху тотального дефицита только что привезенных аж из Парижа... Тут уж вопль моей любимой поднялся до оперных высот! Контуженный этим песик долго тряс головой, но потом уже ничего без разрешения не грыз.
Должен вам сказать, что для новобранцев славного сообщества собачников, а Клайд был нашей первой собакой, самым трудным оказывается время именно до года. Нелегко перестроить себя, ожидавшего от общения с милым песиком только неизъяснимых радостей и удовольствий. А тут писы-каки на каждом шагу, шерсть на любимом платье, болячки всякие. И гуляние нельзя пропустить, невзирая на причуды погоды. И заниматься воспитанием, особенно крупных собак, надо лучше самому, не перепоручая наемному дрессировщику... Тут необходимо по возможности заранее понять, что собака не только отдает, и очень много, поверьте, но и требует немало от любимых хозяев: нежности, строгости, терпения, защиты, понимания и еще много чего. А уж когда пес вдруг резко так стареет, и подходит к итогу своей жизни, любви он требует втрое. Впрочем, не будем о печальном и неизбежном, а то у некоторых дам повлажнели глазки. Посмотрите – мой Мальчик только еще вступает во взрослую жизнь.
... Я мог бы много наших встреч посвятить рассказам об этой прекрасной жизни, которая длилась без одного дня 14 лет, но сколько другого разного припасено у меня! Поэтому сегодня только несколько запомнившихся эпизодов.
Постепенно Клайдик становился потрясающе красивым, крупным, сильным, и одновременно добрым, чутким и очень интеллигентным псом. Хотя поначалу срывы все-таки случались.
С семи месяцев мы стали заниматься в Клубе служебного собаководства. Не забывайте, шотландские овчарки – собаки серьезные, среди их предков, по легендам, и псы римских легионеров, и горные красные волки... Это сейчас колли превратились в чисто декоративных собак-компаньонов, а в прошлом пасли они овец в горах Шотландии, один на один выходя на волков, а порой сопровождали горцев как верные помощники и в сражениях. И у Клайда явно было немало той сильной крови. Но с поправкой на невероятную доброту. Что не исключало гордости и самолюбия.
Занимался мой пес прекрасно, с удовольствием, все буквально схватывая на лету. Бегал по буму и лестницам, перелетал через барьеры, с радостью выполнял все команды на любом расстоянии. Быстро сдал экзамены, получил первую степень на соревнованиях (у меня и на это доставало тогда времени и терпения), нахватал медалей за свою неописуемую внешность, а вот защитно-караульная служба у него не задалась.
Во-первых, кусая ватного дядьку по всем правилам, при этом вилял хвостом и улыбался, словно извиняясь, а потом, отпустив, норовил лизнуть руку или лицо. В общем, выказывал полное отсутствие необходимой злобности.
Во-вторых, навсегда отказался делать выборку (это когда надо найти вещь с определенным запахом), после того как молодая инструкторша позволила себе повысить на него голос. Мало того – мрачно подошел, и, извините уж меня, поднял лапку на сапог невежливой дамы...
Думал я, что он не сможет укусить человека ли, собаку ли, никогда. Драк избегал, детей обожал и не сердился даже когда они совали свои пальчики ему в пасть... Пьяных не любил, старался уйти, порыкивая только если пытались погладить. С привозимыми к нему подругами был галантен и нежен. О командах мы скоро забыли, я просто разговаривал с Клайдом дружески. Однажды даже напугали этим одну ветхую старушку.

Я, давно забывший суровый язык команд по отношению к моему Клайду, шел рядом с ним по славной улице Степанова мимо чудесного краснокирпичного здания женской гимназии, вы его знаете как тридцатую школу. Впереди простиралась необозримая лужа, коими так славен наш город. Черную воду бойко форсировала сухонькая невообразимых лет бабушка в огромных резиновых, явно не с ее ноги, сапогах. Мы с Клайдом такими вездеходными сапогами не обладали, поэтому я сказал своему рыжему попутчику: «Дружочек, а не пройти ли нам лучше через школьный двор? Там явно суше». Пес мой вздохнул, огляделся, чуть ли не кивнул головой и свернул в приоткрытую чугунную калитку. «Свят, свят, - запричитала поравнявшаяся с нами старушка, - собака человечью речь понимает!»
... Я уже, помните ли, говорил, что почитающий род людской, даже в не лучших его проявлениях, пес мой не способен был поднять зуб свой на великое или малое двуногое существо. Лишь однажды он нарушил эту свою негласную заповедь. Мы проходили по Почтовой, когда раздался истошный крик: «Сумка, моя сумка!» Немолодая дама, вся в черном, рыдала и оседала на асфальт, а от нее убегал сутулый такой дядечка с маленькой женской сумкой в руках. Потом я узнал, что женщина ехала на похороны, а в сумке были деньги на вспомоществование родственникам. Опытный вор, оказавшийся попутчиком, проследил за ней, и на остановке сумку-то и вырвал. Ничего этого не подозревая, я подставил ему свою ногу, и вор рухнул прямо передо мной. И вдруг выхватил большую такую заточку (для не связанных с этой грубой темой поясняю, что заточка – кусок арматуры, заостренный на конце), и попытался ударить ею меня. Объятый ужасом, я приготовился к худшему. Но мой добрейший ласковый пес, беспокоясь обо мне и вспомнив вдруг все давние уроки, бросился на врага, как настоящая служебная овчарка. Подробности опущу, они были ужасны и для вора травматичны (челюсти у колли невероятно сильны), лишь замечу, что я отделался испугом, а Клайд был удостоен благодарности милицейского начальства: разбойник оказался еще и беглым.
Рыжему еще раз довелось сохранить мою жизнь на последних шагах жизни собственной. Он был уже невероятно по собачьим меркам стар, почти ничего не понимал и без посторонней помощи не мог встать. И только ласка да лакомый кусочек могли заставить его открыть глаза и лизнуть руку. Это было трогательно до слез.
Однажды в ночи мне стало очень плохо. Сон грозил увести меня за край. Но старый пес почувствовал это (такие чудеса не раз описаны наукой), сумел подняться, носом растолкал мою жену, и быстро (еще чудо!) примчавшаяся «скорая» спасла меня. Клайд же опустился на пол и навсегда потерял сознание...
Его уход был страшно тяжел для нас. И, вопреки предупреждениям, что после смерти собаки год не стоит брать другую, я вскоре привел в дом очаровательного шестимесячного лабрадора Мориса. Мы быстро полюбили его, но понять по-настоящему не успели: уже годовалый, очень сильный и озорной пес вырвался во время гуляния, увидев на другой стороне улицы знакомую собачку, и погиб под колесами грузовика. Чувство вины до сих пор не оставляет меня. Я тогда написал много стихов о моих собаках, решусь сегодня опечалить вас только одним:

Когда я по лунной дороге уйду,
Оставлю и боль, и любовь, и тревогу,
По лунной дороге, к незримому Богу
Искать себе место в беспечном саду,
По лунной, по млечной, и легок мой шаг,
Пустынна душа, ожиданием омыта,
По лунной дороге, вовеки открытой,
Легко, беспечально, уже не спеша,
Уже не дыша…
И мой голос затих.
Два пса мне навстречу дорогой остывшей,
И юный - погибший, и старый – поживший,
И белый, и рыжий. Два счастья моих.

И раны затянутся в сердце моем,
Мы вместе на лунной дороге растаем –
Прерывистым эхом, заливистым лаем.
И всё. Мы за краем. За краем. Втроем.

Сейчас рядом с нами – французская бульдожка Китти Л`Этуаль де Франс, в народе – Катька, и пестрая кошка Лизка, по прозвищу "Кошачий ротвейлер", воспитанная еще стариком Клайдом. О них мне рассказать еще предстоит.

* Все тексты этой книги опубликованы в Ивановском журнале "VIP-Квартал".

P.S. Вот и Кати уже нет с нами, зато появилась найдёнка, тоже француженка, Таша...