О литературной критике

Прежде всего, я хочу заметить, что не имею специального филологического образования. Не занимаюсь поэзией – в любом виде – профессионально: но она занимает в моей жизни особое место, так как в отличие от других искусств, где я лишь слушатель и зритель, поэзии я могу не только внимать, но и заучивать стихи наизусть, читать их тогда, когда вдруг стихами «заболеваю». Очень не часто, но с самого детства и поныне пишу стихи сам. Повторяю – не часто. В настоящий момент, если учитывать и кое-что из детского – не более сотни. Связано это, по-видимому, с двумя причинами. Прежде всего: стихи не служат для меня способом организации моего ежедневного мышления: а в этом случае, у тех кто «думает» стихами, в день может рождаться по нескольку стихов. У меня стихи, по видимому, пишутся по прецеденту. Т.е. когда происходит нечто настолько значимое, что это требует того, что мы называем фиксацией результатов процесса познания. И фиксирую я плоды этого процесса в стихотворении. А поскольку довольно рано я приобщился и к дневнику, и к эпистолярному жанру, и – самое главное – к чтению книг, то в плане начал, организующих фиксацию моей эмоционально-рассудочной деятельности, у поэзии появилось слишком много конкурентов. А уж, когда университет, когда НИИ, аспирантура – и поныне: научный инструментарий для целей исследования окружающего мира оказался много более эффективным. Конечно же, я имею в виду только свой случай.

И тем интереснее, что, несмотря на занятия научной работой, стихи все же иногда «случаются». Возможно, это связано с тем, что, даже занимаясь довольно общими вопросами (культурная антропология), нельзя избежать узкой специализации (Пчеленко С.П., 2007). А поэзия не требует того уровня обоснованности выводов, которые присущи науке. В стихах можно зафиксировать и то, что лишь шевельнулось неким интуитивным прозрением. Вообще соотношение способов познания интереснейшая проблема. С радостью приобрел на последней выставке в ЦДХ книгу о соотношении науки и искусства в познании, написанную доктором физико-математических наук Е.Л.Файнбергом (Е.Л.Файнберг,2004)

У любого занятия – даже если это не является твоей профессией – есть своя логика. Появление стихов – это лишь первый этап. В какой-то момент хочется собрать их под одной обложкой и подарить наиболее близким людям. В этом плане, у меня возникла очень интересная (креативная, надеюсь) идея – и мы с моим хорошим товарищем художником завершаем подготовку нашего сборника к публикации. Как минимум, мы «выложим» его в Интернете.

И следующее звено актуализация поэтического в тебе – это общение по поводу своей поэзии с людьми поэзии не чуждыми. Таких в жизни не очень много. Зато на сайте – потенциальных собеседников – море. Именно этим объясняется размещение на сайте своих стихов очень многими людьми, не имеющими серьезных амбиций в поэзии (всенародная слава, память благодарных потомков и проч.), как я полагаю. Во всяком случае – я один из таких. Люди, пришедшие сюда с теми же целями, что и я – это мой круг общения. Но этот круг очень нелегко разыскать даже на сайте специально поэтическом. Методом тыка – где взять время? По рекомендациям понравившегося автора – это лучше, но эффективность тоже весьма ограничена.

В этом плане очень могут помочь различного рода, стихийно возникающие на сайте странички, размещение стихов на которых значительно бы увеличило эффективность поиска единомышленников. Но обращение к таким страничкам, как показал мой первый же опыт, чревато не только потерей времени, но и опасностью попасть в ситуацию, тобой совсем не предполагаемую. Дело в том, что люди и в самих стихах и в их обсуждении ищут совершенно разное.

Для меня важнее всего познавательная функция поэзии. А кто-то самым важным в поэзии считает привнесение неких красивых образов.

Я люблю речь звучащую, я вкус звуков ощущать люблю. Мой стих живет лишь тогда, когда я его читаю, когда он звучит. И чем более его звучание отличается от всего мне известного - тем больше моё наслаждение. А случайному оппоненту важнее, чтобы стих легко и однозначно, по известному ему размеру читался с листа.

Я глубоко уверен, что я пишу стих только для себя, что стих является отражением лишь моего интеллектуально-чувственного познания мира. И посему, чем сложнее становлюсь я и мои стихи – тем больше опасность того, что их начнут не понимать, а толковать. Мне это представляется недопустимым. А многие именно непрозрачность, возможность множественных толкований считают основным достоинством стихотворения.

Я аналитик – в науке не бывает толкований. Да, и в искусстве - ну, представьте: приходит некто к автору «Полета шмеля» и, не взглянув предварительно на название музыкальной пьесы, изрекает, что он услышал кружение вьюги. Обвинить его нельзя – такие ощущения вполне возможны: чувствуется ведь: что-то кружит. «Вы бы хоть название прочли» - думаю, так резюмировал бы ситуацию автор «Полета шмеля».

Во всяком случае, именно так резюмировала моему однокашнику ситуацию преподаватель анатомии, когда он, лишь взглянув на что-то в банке, напоминающее гортань – «гортань!» - и заявил. Но надпись определившая его «неуд» гласила : «матка». Я довольно долго смеялся над моим собратом по разуму. Даже могу сказать сколько: ровно до повторения ситуации при моем ответе. Нечто шарообразное с отходящими от него жгутами – «мозг, с отходящими от него нервами!» - тут и читать нечего! Знаете, почему мне не удалось превзойти оценку предыдущего товарища? Читать, все-таки надо было! «Мочевой пузырь с отходящими от него мочеточниками» - гласила этикетка на препарате!

Не ошибается тот, кто не живет – не знаю, кто это придумал. А вот то, что из любой ошибки надо извлечь правильный урок – я прочел у Д. Карнеги. И на сегодняшний день я являюсь автором нескольких публикаций по классификации форм маток у млекопитающих, и разрабатываю собственную антропологическую концепцию, ставящую своей целью определить - какая особенность мозга отличает человека от животных.

Я это не только для того, чтобы дать отдохнуть читателю рассказываю. Не только.
На мой взгляд, в стихе, чем сложнее он, чем старше и мудрее становится автор, возникает то, что можно назвать эффектом айсберга. Или информацией между строк. Или интеллектуальным фоном. Я это называю иногда – «два пишем – восемь в уме». Но ведь эти «восемь в уме» - у каждого свои. Ну, какая мне будет радость, если я буду в сюреалистической манере живописать первый спутник, а мне скажут, что у медузы Горгоны число щупалец не соответствует тому, что на моем полотне?!

Я лишь описываю одно из недоразумений, случившееся со мной на одной из колективных страниц сайта. И мое посещение этой странички было бы совсем пустой тратой времени, если бы я не попытался извлечь из него правильных уроков.

Итак, цель размещения моих стихотворений на коллективной странице я уже определил выше – интенсифицировать поиск тех, кому мои поэтические занятия нравятся.

При первом же появлении модератора я дал ему согласие и на литературную критику. Более того, я даже одной фразой коснулся того, что я под этим понимаю. Результат этого посещения – практически ссора. И то, что подобные ссоры, и ранее случались на этой страничке, как мне представляется, является закономерным итогом несоблюдения правил обсуждения, предусматриваемых Логикой.

       ***

Эти вопросы важны для меня, т.к я никогда не назвал бы свои отзывы под чьими то стихами рецензией. Литературная критика, на мой взгляд, требует не только специального образования, но и обширнейшего знания фактического материала. Если мы говорим о поэзии – он должен знать ВСЮ поэзию, отнесенную к разряду 1)классической и 2) значимой. И не глазами. Он ее должен знать по звучанию. Как бы не нравился кому-то Тимофей Бондаренко, но он прав, когда многажды заявляет на сайте – «Поэзия речь звучащая». Только тогда, критик и сможет сделать то единственное, к чему он призван: соотнести новое произведение с уже узаконенными литературоведением образцами стихов классических или значимых (значительных). При этом, итог анализа критика – «соответствует или не соответствует». А не «плохо-хорошо», «сильно-слабо». Ни в коем случае! Все литературные скандалы, полагаю, начинались тогда, когда критик брал на себя функцию оценки не соответствия, а оценки качества. Это совершенно разные вещи. И принадлежность к критике литературной по отношению к оценке качества стиха оставляет критика частным человеком. И его мнение о качестве – это мнение частное. Более того, оценка качества стихотворений – это вообще вещь индивидуальная. Стихотворения могут различаться по уровню сложности своего предмета – будь то интеллектуального или чувственного. Они могут отличаться по сложности самой формы, в которые автор их облекает. Но любой уровень и того и другого найдет своего читателя. И утверждение, что попса ХУЖЕ – это утверждение человека, как минимум, малообразованного. Попса – проще. Но у неё громадное число поклонников – людей, для которых более сложные произведения недоступны. Таких людей – большинство. Но, уверяю Вас, эти люди ничем не худшие граждане своей страны, чем люди более образованные. Образованных людей в обществе всегда очень мало. И так будет всегда. И рост потребности образованных людей в цивилизованных странах будет покрываться не рождением большего числа способных к образованию, а всасыванию этих способных к образованию из других менее цивилизованных стран, где они остаются невостребованными.

Этот экскурс потребовался мне для того, чтобы разобрать, что в деятельности, ставшей мне известной коллективной страницы, не соответствует, на мой взгляд, декларируемым страничкой задачам.

1. Первое и главное: очень многие участники обсуждения привносят в свои отзывы не свойственными литературной критике оценочные функции. Уверен, невозможно найти автора, который это воспримет позитивно.
( Ну, если не считать делателей стихов – эти что угодно будут перекраивать, так как переливание из пустого в порожнее, по сути своей преследует единственную цель – чтобы кто-то сказал, что это занятие значимое и похвалил за рвение)

2. При этом очень мало участников занимается тем, чем собственно и должна заниматься литературная критика: соотнесением представленного стиха с образчиками из массива классических примеров или стихов признанных авторов (это можно назвать по аналогии с юриспруденцией – суждением по прецеденту). В этом суть профессии критика – знать весь массив классических образчиков, который автор знать не обязан в силу того, что его задачи этого не требуют.

( Писанию стихов знание "всей" поэзии только повредит – такой человек, вряд ли что напишет. В анекдоте «чукча не читатель – чукча писатель» есть рациональное и не анекдотическое зерно. И очень большое. В смысле: сложную проблему задевающее)


Вот это два принципиальных несоответствия содержания работы страницы декларируемым ею целям.

1) На страничке отсутствует предмет критического разбора – соотнесение частного образца с классическими (т.е. предназначенными для показа в классах, в качестве образцов – это изначальное значение понятия классический. Во всяком случае, так понимание «классический» представлено в одной из литературоведческих статей В.К Кюхельбекера (очень сожалею, но привести источник не имею возможности) Кстати, Кюхельбекер в этой статье о классической литературе указывал, что классическими могут быть и вполне скучные произведения. Хотя все формальные требования в них учтены. Придание слову «классический» оценочного значения – это уже более позднее явление. И не думаю, что удобное. Но у истории терминов – своя логика. Очень часто - ее отсутствие.

2) И при отсутствии действительного предмета литературной критики, она подменяется оценкой произведения в плане «плохо-хорошо» - не только не являющимся предметом литературной критики, а вообще являющимся делом частным.


Поэтому негативная реакция авторов на такие отзывы вполне понятна. Предсказуемы и их дальнейшие действия. Они, конечно же, попытаются повернуть обсуждение в русло того, что и должна делать критика – они попросят конкретных доводов несоответствия своих стихов установленным образцам и… и они их не получают?! Те, кто дал такие некорректные отзывы других дать зачастую просто не имеет возможности. Я думаю потому, что не обладает для такого анализа достаточными знаниями фактического (классического) материала. Как человек пишущий стихи – он и не обязан его знать. Но обязан, как литературный критик – в этом суть профессии: знать все образчики классического наследия.

Не сложно предугадать дальнейшие события. Комбинаторика возможного здесь не столь уж обширна.

Поскольку законы обсуждения регламентируются наукой по имени Логика, то единственный способ избежать ответа, требуемого законами Логики – это нарушать эти законы. Что на странице очень часто и происходит.

Это в стихах автор может руководствоваться не только логическими посылками, но интуитивными прозрениями. Более того, литературоведение, будучи наукой, использует и интуицию на пути познания. Но конкретное обсуждение – регулируется именно Логикой. А Логика заносит в число ЛОГИЧЕСКИХ ОШИБОК обсуждения (а при заведомом использовании – в число НЕЧЕСТНЫХ ПРИЕМОВ) следующие действия:
1. Подмену доводов – указанием на авторитеты (А вот другие ко мне прислушиваются!)
2. Подмену доводов – эмоциями ("я вам ничего не должна", мы с вами разные люди, мы живем на разных планетах и т.п.)
3. Подмену предмета обсуждения ( я Вам про Фому, а Вы мне про Ерему).
4. Переход на личности ("он биолог", "у него другой код ДНК")

Надобно добавить, что Логика выделяет еще и множество ПСИХОЛОГИЧЕСКИХ УЛОВОК, направленных не на выяснение истины, а лишь на отстаивание своей позиции – и это в лучшем случае. В худшем – на принижение и высмеивание позиции оппонента(в имеющихся у меня учебниках Логики – таких уловок перечислено более двух десятков).

Я приведу пример, лишь одной уловки, именуемой «Бремя доказательств». Суть ее в том, что делающий замечание автору не приводит никаких доводов, из которого его замечание вытекает. Он считает, что именно автор должен опровергать его утверждение. Нет! Логика считает это уловкой и довольно подробно объясняет, в каких случаях к ней прибегают. И однозначно определяет, что бремя доказательств лежит на том, кто выдвигает то или иное утверждение по отношению к произведению автора. Самый вопиющий пример такой уловки, с которым я столкнулся на странице – это заявление, что представленное произведение «не стихи» И всё! Без всяких доказательств, обоснованности такого утверждения. Хотя, алгоритм такого доказательства – как со стороны «критика», так и со стороны автора весьма не сложен. Достаточно взять из толкового словаря определение понятия «стихи» и показать у автора отсутствие сущностных характеристик определяемого явления.

 Смею уверить (и успокоить) ВСЕХ участников сайта «Стихи.ру», что их произведения, вне всякого сомнения, являются стихами. И отличить ритмизированную речь (что является главной сущностной характеристикой стиха) от прочих видов организации вербальных (словесных) конструкций легко сможет даже ребенок как угодно юный, если он помнит наизусть хотя бы один стишок.

Есть лишь одна категория лиц, не способных отличить стихи. Это люди с некоторыми нарушениями психической деятельности, что одним из частных проявлений имеет отсутствие способности видеть сущностные характеристики в предметах одного класса. Скажем если такому человеку показать две картинки – бревно и дерево – и спросить, что между ними общего – он ответить не сможет.

Я нисколько не сомневаюсь, что человек отказавший отнести мои вербальные продукты (я ёрничаю) к классу стихов, конечно же, определит, что общего между деревом и бревном. И это доказывает, что с его стороны это была не уловка даже, ибо уловка это заведомый обман, а попросту недостаток знаний в вопросах корректного обсуждения вопроса. Это вполне нормально: чем больше объем знаний у каждого из нас, тем больше и площадь соприкосновения с неузнанным еще. И «учиться , учиться и еще раз учиться» - если забыть о том, чему призывал современников учиться автор этой фразы, вполне резонное пожелание каждому из нас.

Хотя, если уж мы заговорили о медицинских аспектах, то и того коснемся, что большинство людей творческих – и стихотворцы в том числе – личности, как правило, психопатические. Думаю, мы не погрешим против истины, если скажем, что все поэты психопаты. Одних только циклотимиков в среде известных миру личностей в своей книге В.П.Эфроимсон приводит более сорока (В.П.Эфроимсон, 2002: 8-9). И среди них и «наше все» А.С.Пушкин! Так что с медицинской точки зрения, болдинская осень – это всего лишь следствие сезонного обострения маниакальной стадии течения заболевания.

Но, поскольку, страница предметом не медицину имеет, то нам следует уяснить лишь две вещи важные в работе. Во-первых, постулированное нами правило не работает в обратном направлении: далеко не каждому психопату суждено стать поэтом! И задача модераторов страницы четко улавливать таких лиц. Их не так сложно бывает отличить по откровенному хамству, легкости употребления нецензурной брани, любви к склокам, сварам и т.п.
 Здесь нельзя миндальничать – их место в «черном списке» страницы.

С другой стороны, постулированная нами психопатичность творческих личностей требует особо бережного отношения к ним со стороны и модераторов и участников обсуждения. Тут ничего не нужно придумывать – все уже давно придумано и Дейлом Карнеги под одну обложку сведено. Да и наше искусство нам об этом постоянно напоминает: «ДАВАЙТЕ ЖИТЬ ДРУЖНО», «ДАВАЙТЕ ГОВОРИТЬ ДРУГ ДРУГУ КОМПЛИМЕНТЫ». Умение сделать критическое замечание так, чтобы это было расценено автором, как величайший комплимент – это, на мой взгляд, и есть наивысший пилотаж человеческого общения. Не могу сказать, что я сам им обладаю в степени меня бы устроившей. Но стремится мы к этому должны. Ибо нарушение психологических аспектов общения закрывает доступ критической информации в автора. Горечью непонимания, обидой, оскорблением. Уверяю Вас – так называемые поэтические разносы – это довольно гнусное наследие периода шарикотизации всей станы. Давайте вместе выдавливать из себя по капле Шариковых.

Я думаю, что уже сделал тот смысловой мостик, который позволяет мне вплотную говорить о важности и смысле деятельности модераторов страницы.

Ведь есть еще и УЛОВКИ ПРОЦЕДУРНОГО ХАРАКТЕРА, которые модератор страницы может использовать несправедливо по отношению к тому или иному участнику обсуждения. Причем, неосознанность этого отнюдь не снижает ее отрицательное влияние на качество страницы.

К примерам подобных уловок следует отнести постоянное вклинивание на правах не частного лица, а третейского судьи в ход обсуждения. Думаю, это не предмет деятельности модератора.

Главная задача модератора, это контроль за соблюдением установленного алгоритма обсуждения. Но для этого такой алгоритм должен обсуждению задаваться. Ибо нельзя контролировать соблюдение того, что заведомо не задано. «По умолчанию» такие вещи не получаются:)! Этот алгоритм может быть разным и определяться особенностями каждого конкретного случая, но он обязательно должен быть. Я, по большей части, тяготею к методу Совета, в различных его модификациях.


Вне наличия установленного алгоритма мы рискуем получить весь тот букет логических ошибок, которые не добавит изящества и конструктивности любому обсуждению.

Прежде всего – подмена предмета обсуждения. Уверяю вас, в отсутствие правильной работы модератора очень легко вообще уйти от предмета обсуждения. Ведь логика корректного обсуждения проста:

1. «Критик» декларирует некоторую позицию – «стих слаб», например.
2. Автор, вполне естественно, прежде всего, шокирован – он ведь не об этом спрашивал. И поэтому пытается вернуть обсуждение в русло литературной критики: в чем слабость стиха, в том смысле: что в нем не соответствует сильным образчикам, классическим образчикам
3. Тут бы должен следовать заключительный пассаж – не соответствует то-то и то-то, потому что ваш стих претендует, скажем, на сонет, а сонет должен выглядеть так-то и так-то.

И всё! Любой автор будет благодарен за такой алгоритм работы.
А если этого заключительного пассажа не происходит, и модератор «спускает» это критику?

Какова в этом случае комбинаторика дальнейших событий? Да, именно та, которая и предполагалась – «критик» подменяет предмет обсуждения. Делает он это чаще всего по методу, который Логика учитывает в качестве уловки «Мнимая невнимательность» - уловка состоит в том, что человек пропускает, как говорят, «мимо ушей», умышленно не замечая («забывая») те доводы противника, на которые он не может ответить по существу» (Логика…, 2001: 506). Я намерено привожу дословную цитату, чтобы не быть обвиненным в неправильной трактовке учебника.

Критик попросту начинает говорить о другом предмете. Естественно, любой уважающий себя человек, будет настаивать на завершении «методологического триплета» обсуждения: "в чем же все же слабость?» - будет вопрошать он.

И тут «критик» в отсутствие «укоризненного взгляда модератора» переходит к следующему нечестному приему обсуждения: он начинает утверждать, что автор обижается на его критику. Бедный автор! Он еще не обижается. Он еще того, что собственно литературной критикой называется - не получил!

Логика совершенно однозначно трактует последующий ход событий: ведущееся с нарушением правил Логики обсуждение переходит в спор по принципу «сам дурак». И то, что я, как кур в ощип, стал участником такой ситуации вполне это иллюстрирует.

Логика предусматривает и исход обсуждения, ведущегося вне правил Логики. Это в лучшем случае ссора. В худшем – ссора с мордобоем. Низкий уровень дискуссий в нашем и особенно украинском парламенте вполне иллюстрирует, что это совсем не редкое событие!

Каковы же резервы дальнейшего улучшения ситуации на страничке, декларирующей в числе первой задачи пусть и дилетантскую, но все же литературную критику?

Никто не будет спорить – мы учимся. Мы обмениваемся своими мнениями, что мы понимаем под литературной критикой вообще. В своей статье, мне позволительно, я думаю, высказать свое мнение на сей предмет.

Я уже довольно много сказал об этом выше.
К этому добавлю, что это еще и некоторая биологическая предрасположенность: критик должен постоянно помнить наизусть громадное число стихов. Причем далеко не всегда ему нравящихся. Он должен помнить не нравящуюся ему поэзию, а образчики жанра. С учетом всех модификаций. С учетом отступлений от образчика, которые филология великодушно прощает тем, кого социальная история поэзии оставила в памяти поколений. При этом, верх литературного критика, на мой взгляд, это еще и знание когнитивной истории поэзии: то есть знание первичных образчиков жанра вне зависимости от их известности (то есть вне «Социальной истории» этого произведения). И уж вообще «высший пилотаж» литературной критики – это умение ощущать зарождение новых жизнеспособных форм в поэтическом инструментарии: в ритмике, рифме, словопользовании, пересечении с другими видами искусства и культуры вообще.
Но это действительно высший пилотаж. Он редко достижим в силу того, полагаю, что особенности мозга способного к запоминанию большого количества материала и особенности мозга имеющего способность осознавать новое – скорее всего, это разные особенности. И чаще взаимоисключающие. Поэтому требовать, чтобы высококлассный критик был еще и одарен способностью чувствовать нарождающиеся формы – это уже излишне. И вне этого, уровень высококлассного критика редко достижимое счастье, по-видимому. Как и все сложное и высококлассное – это пока не от человека зависящая особенность человеческой культуры.

В силу этого, мы и наблюдаем вокруг не литературную критику, а ее профанацию. Автор имеет немалый опыт по нормализации когнитивной ситуации в частной области биологии, которая подверглась профанации в годы лысенковщины – написана и издана книга, в центральной научной периодике опубликованы статьи. Но социальная история этой области пока печальна: профанированные знания процветают, а профанаторы получают премии за свои учебники. Я думаю, литературоведение в гораздо большей степени подверглось профанации в годы оные. Слишком уж близко оно к идеологии. Причем литературоведению (и литературной критике в частности) именно по этой причине много сложнее чем биологии и сейчас. Наличие на громадной богатой сырьевыми ресурсами территории государства с феодальными отношениями (Явлинский Г.А., 2007), власть предержащие которой, - как это и свойственно малоразвитым странам, - пытаются преподносить ее своему населению в качестве великой державы с некоей мистической миссией, порождает по отношению к писателям то, что называется социальным заказом. И этот заказ к писателям, как по цепочке переходит к литературной критике – хвалить ведь надо тех, кто выполняет социальный заказ. Но подмена функций литературы, функциями идеологии – это и есть профанации литературы. А вслед за ней и литературной критики. Литературная критика, начинает заниматься не своим предметом. Ибо «хвалить» - это и есть «оценивать». Что, по моему разумению, не является предметом литературной критики.

Это мое частное мнение о литературной критике в моей частной статье.

Необходимой частью обсуждения предлагаемого понимания литературной критики является оценка его научной преемственности, соотнесённости с тем, что уже предлагает научная мысль в понимании этого явления.

Приступая к этой части анализа, следует особо оговорить то, что моя позиция, как мне представляется, является примером жесткой и бескомпромиссной позиции автора художественных произведений. И поэтому, проводя анализ, я буду жестко разграничивать то, что пишут о литературной критике авторы художественных произведений и «чистые» критики – люди в художественном творчестве «не замеченные».

Понимая, что наибольшее наслаждение мне доставит знакомство именно с мнением первых, - я начну с мнения вторых.

Изданная в 30-40 годы «Литературная энциклопедия», комментаторами ее размещения в поисковой системе «Яндекс» не только отмечается, как издание не переиздававшееся, но и как лучшее, что предлагает мировая научная мысль «всех времен и народов». Я смог осилить в этом источнике лишь две страницы статьи «Критика», являющейся самым объемным материалом, как я предполагаю, из всех отечественных справочных изданий за всю историю русской научной мысли. Рискуя попасть впросак, я, все же, выскажу предположение, что в день сегодняшний, бесполезность этой статьи прямо пропорциональна её объёму. Возможно, за пределами освоенных мною двух страниц, между строк – единственное место, где даже не в самые суровые годы авторы отводили место истинным своим намерениям – и можно найти рациональные зерна. Но даже если бы мне и удалось прорваться к этим страницам, я бы и в этом случае посчитал для себя непозволительным идиотизмом ползать среди идеологических вазонов самого … – я не могу подобрать нужных слов для характеристики этого периода в истории нашей страны. Хотя, имея публикации по истории науки, я очень много часов «провел» в этом времени нашей истории. А размышляю я над этим периодом в связи с собственными попытками осмысления подготовки Советской России к грандиозной геополитической акции. Которую - в силу ее кровавых последствий для собственного народа – властители судеб российских вот уже более полу-столетия, зомбируют обладателей этих судеб, войной «отечественной». А, введя обязательное написание определяющих эту войну прилагательных с букв заглавных, вводят это событие в разряд священных коров отечества. И даже малейшего сомнения со стороны судьбоносителей в правильности распределения святости в этом вопросе достаточно для того, чтобы именно сомнения эти подвели черту под судьбой сомневающегося. Силами судьбодержателей, разумеется.

Наверное, в этом есть определенный общекультурный резон, осознание которого зафиксировано, в частности, Владимиром Высоцким в строках, о том, что прошлое подобно минам и взрывать его поэтому желательно «подальше от людей» (Высоцкий В. 1994 : 155-156) . Может именно резон этот своим внешним выражением имеющий, в частности, принцип «победителей не судят» никогда не позволит нам увидеть на скамье военных преступников тех, кто виноват в инициировании второй мировой войны, как минимум не менее тех, чьи судьбы подчеркнула виселица Нюрнбергского процесса. А если измерять в числе затраченных на реализацию своих геополитических планов судьбоносителей? И, при этом, учитывать не только тех, чьи судьбы были подчеркнуты в годы непосредственного военного этапа, но и тех, кто с года 1935 подчеркивался с единственной целью – исключить малейшую возможность осознания судьбоносителями истинных целей судьбодержателей. Начиная с высших военных чинов, чье подчеркивание носило вынужденно планомерный характер. И определялось непосредственной близостью к вышеотмеченным «истинным целям» судьбодержателей. При этом, интенсивность ротации высших военных чинов, столь удивлявшая всегда официальных историков и, когда это стало возможно, выдвинувших в качестве единственно возможного объяснения её параноидальность главного судьбодержателя, как мне представляется, именно этой близостью и объясняется. Ибо вряд ли есть основания сомневаться, что близость непосредственного исполнителя к истинным целям, возрастающая по мере приближения иерархического слоя его деятельности к вершине иерархической пирамиды, намного сокращает время осознания. А посему, время ротационного подчеркивания судеб высших военноначальников должно было опережать время осознания. Думается, это не было совсем уж простой задачей для держателей судеб. Ведь не существовало никаких научных исследований по конкретным срокам возможного осознания у наиболее приближенных. Ясно, что им приходилось сильно перестраховываться. Но как определить меру необходимой перестраховки? Хотя, возможно, я излишне всё усложняю и то, что мне представляется сложным в контексте литературной критики, в делах государственных является именно тем, что именуют чутьём политика? Здесь мне сложно определиться. Но, полагаю, что по мере удаления от иерархически наиболее высоких уровней подготовки мероприятия, сложности с подчеркиванием прямо пропорционально падали. Мне кажется, что всё сводилось к тому, что подчеркнуты должны были быть все, чья мыслительная деятельность выходила за пределы информации размещавшейся для судьбоносителей в газетах или же той, которая доводилась, что называется, с голоса: радио, собрания, митинги и т.п.
       
 Боже, упаси! - кого бы то ни было заподозрить меня в попытке критики тех, кто судьбою определен в держатели судеб! И ход их деятельности и результаты её целиком – я в этом всем опытом моих научных изысканий в области культурогенеза могу свидетельствовать – целиком определяется конкретно-историческим ходом развития человеческой культуры. Прогресс – и прогресс стремительный – в области государственного регулирования геополитических процессов зримо выражается в уменьшении платы человеческими жизнями за нормализацию этих процессов. Глобализации мировой культуры, важнейшим результатом имеет жесткое иерархическое выделение единственного наиболее развитого цивиллизационного образования в образование самодостаточное для принятия решений, их реализации и последующего контроля в масштабах всей человеческой цивилизации. Что обеспечивает,- в отсутствие сравнимых по цивилизационному уровню развития геополитических оппонентов, - одновекторное течение цивилизационных процессов в культуросфере и позволяет именно данный этап её развития терминологизировать - в развитие концепции В.И.Вернадского - как ноосферу (Вернадский В.И, 1944, Vernadsky V.I,, 1945, Pchelenko S.P.,2007)

Размещение рассуждений о геополитических процессах в контексте литературоведческих статей - идея, как мне представляется, не новая. В свое время я с наслаждением читал таковые А.Гинзбурга в контексте статьи о проблемах перевода – «Разбилось лишь сердце мое» (Увы, об источнике могу сказать лишь то, что это один из «толстых» литературных журналов не позднее 1982 года издания – скорее всего: конец 70-х). Л.Измайлов вообще включил подобные рассуждения в контекст сказки (Недотёпино королевство // Современная драматургия – первая половина 80-х – точнее не помню). Подобное размещение преследует единственную цель – высветить конкретный социальный фон, позволяющий корректно пользоваться отставленными от дня сегодняшнего научными источниками.

Возвращаясь к нашим … вазонам, отметим, что определяемая контекстом указанного десятилетия статья «Критика», высоту идеологических вазонов и плотность их размещения в данном источнике задает на таком уровне, что сегодня мало найдётся желающих разыскивать - в каких из этих вазонов авторы заронили зерно истины.

Подобного желания не вызывает и статья о литературной критике в уже цитировавшейся Большой Советской энциклопедии, практически не выходящая за пределы треугольника, очерченного именами Классиков марксизма – ленинизма и проверяющая любую критику лишь на коньке «социалистического реализма».

Даже дореволюционный Словарь Брокгауза и Эфрона явно на стороне критиков, с нескрываемым гневом пишущий о внесоциальности позиции Аристотеля, призывавшго ограничить предмет литературной критики сравнением разбираемых произведений с классическими образцами.
На мой взгляд, именно имя Аристотеля позволяет мне перейти к определению предмета литературной критики у авторов поэтических произведений.

По-видимому, эпиграфом к этой части статьи может стать строфа  А.С.Пушкина - «Веленью божию, о муза, будь послушна… и не оспаривай глупца» - от своей первой и до последней строчки. На гениальность его поэтического прозрения указывает, в частности то, что и по прошествии века почти, практически, те же мысли в еще более зрелом возрасте высказывает образованнейший поэт российской словесности А.А.Блок в статье выносящий вопрос об отношении автора к критику прямо в название статьи – «Следует ли авторам отвечать критике?» (Блок А.А., 1971)

Вполне возможно, что именно взгляды Аристотеля на предмет определили и содержание статьи Кюхельбекера вполне сводящего критику к соотнесению произведений с классическими образчиками. При этом, понимая под последними произведения для показа в классах, что вполне в традициях древних предшественников (очень сожалею, что не имею оперативного доступа к источнику, чтобы указать его выходные данные).

Я думаю, что я вполне могу ограничиться этими тремя именами, чтобы определиться с тем, откуда берет начало мое понимание – понимание, безусловно, тяготеющее к авторским. Все три автора вошли в круг моего чтения довольно рано: статью Кюхельбекера, которая попала ко мне позже всего из перечисленного, я прочел где-то на уровне лет 30-35-ти

Из того, что вошло в сознание позже – это, конечно же, А.В.Гоголь с его попадающими в канву статьи рассуждений о социальной значимости поэзии: "Влияние Пушкина как поэта на общество было ничтожно. … Но влияние его было сильно на поэтов» (Гоголь Н.В., 2003 : 336).

Конечно же, для полноты картины и позицию критиков надо бы было прокомментировать по первоисточникам. Но уже беглого взгляда на перечень позиций различных критиков на фоне социальных процессов в предреволюционной России, как мне представляется, позволяет и априори заключить, что позиции эти будут различаться, прежде всего, по трем направлениям:

1) степень допустимости оценочных суждений со стороны критика по типу «хорошо – плохо»
2) степень требовательности по отношению к утилитарности, говоря иначе: степень требований социальной значимости произведений на «злобу дня» (требования просвещать народ и проч)
3) Степень претензий на «образность» стихотворных произведений.

Но я полагаю, что вполне можно надеяться и вне анализа предположить, что мы обязательно найдем критика, который согласится, что требования критика по сим пунктам должны быть нулевыми и не выходить за пределы соотнесения произведений с классическими образчиками жанра.

К слову сказать, иногда и авторы «грешат» отсутствием «обнуленности» в указанных трех аспектах в своих претензиях к собратьям по перу.

Так, например, создатель «имажинизма» - Сергей Есенин – сделал образность стихов стержнем разрабатываемого им направления. А А.Мариенгоф - в романе "Циники" особенно - редкое предложение оставил без "образности". Я выписал для себя наиболее и смешные и ничего, на мой взгляд, - не говорящие читателю. Из романа о Есенине: "Глаз у Есенина мутный, рыхлый, как кусочек сахара, полежавший в чашке горячего кофе". Думаю, нынешнее молодое поколение в полном тупике: что за сахар такой многоразового использования? Даже я, помнящий еще (и то по литературе), что такое сахарные головы и с колотым их наследием - колотым сахаром - пользовавшийся самолично! Я, тем не менее, совершенно не представляю этого взгляда Есенина! Из "Циников": "Стекло, хихикнув, как будто его пощекотали под мышками, рассыпалось по каменной площадке". Без комментариев! Или же вообще "шедевр": "У вошедшего мужчины широкополая шляпа и борода испанского гранда. Она стекает с подбородка красноватым желтком гусиного яйца". Даже если допустить, что читателям приходилось видеть желток гусиного яйца, то я всеравно не представляю, как это соотнести с "бородой испанского гранда"?!
       Думаю, поэтому по прошествии совсем малого времени, подобная образность навязла на зубах, стала предметом пародирования. Так, например, в своем романе «Пена дней» Борис Виан, сделавший образ «двери, захлопывающейся со звуком…» сквозным в романе, образный ряд этих звуков заканчивает дверью «захлопнувшейся со звуком шлепка по голой заднице». Прекрасный ответ радетелям образности вообще, и "хихикающих стекол", в частности.
       В студенческие годы еще, вернувшись из осеннего царско-сельского парка, я записал в дневнике: зачем фразу "я разгребал опавшие листья ногами..." обязательно должно преследовать слово "как" и сравнение с ... кораблем, скажем, раздвигающем волны и прочее? Неужели сам по себе образ резгребающего ногами осенние листья человека не прекрасен и не самодостаточен! Так, что мои отношения с "образностью" вполне неслучайные. И я словами И.Сельвинского, думаю, вполне отвечу и своим критикам, и помогу тем авторам, от кого образности требуют: "Умеет ямбом писать Илья! Ну, а не хочет - пусть иначе пишет!"
       Но уже в процессе работы над статьей я лишний раз удостоверился в том, что не могут, умозрительно привносимые в поэзию идеи, превращаться в поэтические каноны. Мы убеждаемся в этом, не выходя за пределы затронутого нами имажинизма.
       Так, уже 14 августа 1923 года, вернувшись из поездки по США, С.Есенин напишет слова, очень близкие к тем, что я привел в предыдущем абзаце: "BOAT "PARIS": Если взять с точки зрения океана, то все-таки и это ничтожно, особенно тогда, когда в водяных провалах эта громадина качается своей тушей, как поскользающийся... (Простите, что у меня нет образа для сравнения; я хотел сказать - как слон, но это превосходит слона приблизительно в 10 тысяч раз. Эта громадина сама - образ. Образ без всякого подобия. Вот тогда я очень ясно почувствовал, что исповедуемый мною и моими друзьями "имажинизм" иссякаем. Почувствовал, что дело не в сравнениях, а в самом органическом.)"(Есенин, 2006:441).
       Так что уже сам создатель имажинизма на российской почве ограничил это направление весьма показательными кавычками. А большинство критиков до сих пор считает обсуждение образности стихотворения в качестве обязательного критерия его качества?!

И форма разбора произведений у авторов не всегда была, той, что мне представляется единственно корректной – не попирающей человеческое достоинство автора. А. Мариенгоф в романе о Сергее Есенине так пишет об этом: «Футуристические позиции тех времен требовали разноса» (Мариегоф А., Роман без вранья и др., 1988 : 26). Но, говоря о реакции самого С.Есенина на критику, указывает: «Пишущих и говорящих о нем плохо, как о поэте считал своими смертельными врагами» (Там же). Что вполне согласуется с моим представлении об авторской позиции по отношению к тональности критики.

Полагаю, этого вполне достаточно, чтобы согласиться, что моя частная позиция вполне соотносится с имеющимися воззрениями, как авторов, так и «чистых» критиков. А значит, вполне имеет право на присутствие в дне сегодняшнем.

И как позиция критика.

И как позиция автора, дающая мне право внимать лишь тем замечаниям и критиков и авторов, которые соответствуют декларируемой мною позиции.

* * *

В столь же мягкой форме, я предложил бы ввести и некоторые конкретные мероприятия на нашей коллективной страничке***. Так, я предлагаю при обсуждении этой моей частной статьи, мною же предлагаемый алгоритм обсуждения по методу Совета. Думаю, как автору статьи мне это позволительно. А там, глядишь, метод понравится и другим участникам, и им в ряде случаев вполне можно будет пользоваться.

Прежде чем перейти к изложению конкретной модификации метода по отношении к обсуждению данной статьи, я бы хотел указать на сущностное отличие метода Совета от других алгоритмов обсуждения.

Метод Совета отличается от прочих методов задаваемой целью:

ЦЕЛЬ МЕТОДА СОВЕТА НЕ ДОСТИЖЕНИЕ ИСТИНЫ ПО ОБСУЖДАЕМОМУ ВОПРОСУ, А ОБМЕН МНЕНИЯМИ ПО ЭТОМУ ВОПРОСУ.

Я не буду здесь отвлекаться на то, что приход к единому мнению метод Совета, отнюдь, не исключает. Можно выстроить и такую модификацию его – во время краткого пребывания моего в профкоме НИИ я ввел модификацию этого метода – «Круги обсуждения»

Но для обсуждения этой статьи, мне все же хотелось бы остановиться на алгоритме предполагающем только однократный (один круг) обмен мнениями.

Алгоритм заключается в следующем:

1. Каждый участник имеет право высказать только ОДИН комментарий.

2. Мнение должно быть строго самостоятельным: не допускаются комментарии по типу : «Я не могу согласиться с участником имярек ….», поскольку это уже не обсуждение предмета, а обсуждение обсуждения.

3. Не допускаются повторные вклинивания участников обсуждения с добавлениями, дополнениями и т.п.

4. Не допускается комментирование автором представленных участниками комментариев.

5. Модератор, в самом начале дискуссии, задает срок, до которого все комментарии должны быть представлены.

6. Автор обсуждаемой статьи имеет право после выступления всех участников по истечении обозначенного срока выступить с благодарственной речью в адрес участников обсуждения. Не допускается использовать благодарственную речь для комментариев позиции высказавшихся участников, равно как и давать общую оценку качества проведенной дискуссии.

 ФУНКЦИИ МОДЕРАТОРА в этом алгоритме крайне проста:

1) Сообщить участникам срок размещения комментариев
2) Оговорить, если это видится необходимым максимальный размер комментария (предлагаю в страницах текста в Word, кегль 12, Times New Roman , интервал - ?)
3) Не допускать присутствия в обсуждении явно неадекватно ведущих себя лиц.
4) Не допускать повторных комментариев уже высказавшихся участников, удаляя таковые (см. п. 1 и 3)
5) Удалять комментарии, нарушающие п. 2. настоящего алгоритма предварительно сохранив для автора удаленный текст, так как удаление не запрещает последующее размещение корректно исполненного комментария. Повторное нарушение данным участником этого пункта лишает его слова в данном обсуждении.
6) Удалять комментарии автора (нарушение п. 4).

Некоторая сложность, как мне представляется возникает при определении предмета обсуждения. Мне представляется, что не удасться уйти от обсуждения по двум пунктам:
1. Собственно предмет литературной критики с точки зрения учаснника
2. Статья автора и конструктивность предложений автора для «Садов»

Поэтому, полагаю, модератор может жестко задать именно такую структуру комментария с разбивкой на две части. Мне кажется вполне разумно ограничить число обсуждаемых вопросов этими двумя.


 АВТОР БУДЕТ ПРИЗНАТЕЛЕН ЗА ПРИНЯТИЕ ПРЕДЛАГАЕМОГО АЛГОРИТМА ОБСУЖДЕНИЯ ЕГО СТАТЬИ.

Но не будет иметь возражений, если администрация страницы сочтен более приемлемой другую форму обсуждения.
 
 
*** Заключительная часть статьи написана специально с целью организации обсуждения данной статьи на одной из коллективных страничек сайта. Но поскольку предлагаемый алгоритм обсуждения представляется автору уместным не только в этом конкретном случае, то и эта часть текста в статье оставлена.
   

ЛИТЕРАТУРА

1. Блок А.А Следует ли авторам отвечать критике? // А.Блок. Собрание сочинений в шести томах. – Том 5. – с. 390-391

2. Вернадский В.И. Несколько слов о Ноосфере //Успехи современной биологии. – 1944. – Т. 18. – Вып. 2. – С.113-120.

3. Высоцкий В.С. «Зарыты в нашу память на века» // Высоцкий В. Сочинения в двух томах. – Том 2. (Подготовка текста и комментарии А. Крылова) – Екатеринбург: Уральский торговый дом «Посылторг», 1994. – 544 с. (Я привожу этот источник лишь потому, что имею к нему оперативный доступ. К сожалению, как это часто бывает, этот стих опубликован, как мне представляется, в «редакции», к которой В.С. Высоцкий не имел никакого отношения. Причем, именно в тех строках, на которые я указываю)


4. Гоголь Н.В. В чем же наконец существо русской поэзии и в чем ее особенность / / Гоголь Н.В. Мертвые души. Выбранные места из переписки с друзьями. – М.: Дрофа; Вече, 2003. – 432.

5. Есенин С. Железный Миргород // Есенин С. Стихотворения. Пугачев. Анна Снегина. Черный человек.: Сб. - М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2006. - 503 с.

6. Литературная энциклопедия» (М., 1929-1939. Т. 1-11)

7. Логика: учебник для студентов ВУЗов /Войшвилло Е.К., Дягтерев М.Г. // Из-во ВЛАДОС-ПРЕСС, 2001. – 528 с.

8. Мариенгоф А. Роман без вранья // Анатолий Мариенгоф. Роман без вранья. Циники. Мой век, моя молодость, мои друзья и подруги. – Л.: Художественная литература, 1988. – 480 с.

9. Пчеленко С.П. Венец живого //Химия и жизнь. – 2007. - №8. – С. 44-47

10. Фейнберг Е.Л. Две культуры. Интуиция и логика в искусстве и науке. – Фрязино: «Век 2», 2004. – 288 с.

11. Эфроимсон В.П. Генетика гениальности. – М.: Тайдекс Ко, 2002. – 376 с.

12. Явлинский Г.А. Российская экономическая система. Настоящее и будущее. – М, «Медиум», 2007. – 416 с.

13. Pchelenko S.P. Cultture-sphere of the Earth \\ Biosphere Origin and Evolution. International Workshop, October 28 - November 2, 2007 in Loutraki, Greece. - Abstracts. – Novosibirsk. 2007.

14. Vernadsky V.I. The biosphere and noosphere//Am. Scient. – 1945. – Ann. 39. – Vol. 33. – N1. – P. 1 - 12.