любовный дуэт

Почему?

Все было серым.

Над головой клубились серые облака сплошной пеленой, изредка, на мгновение показывая белое подбрюшье, словно киты плывущие по небесному океану. Черные деревья, немного сырые от наступившего потепления, и какие-то усталые. Мол не трогайте нас, мы спим, у нас летаргия. Вросшие в грязный снег деревья. Да и снега то было мало. Всё лёд. Серый лёд. Полотно мутной воды ставшей твердью. Воздух был липким - своими ледяными пальцами он норовил залезть за воротник, пройтись по спине, ожидая судорожного передергивания плечами. Над головой молчаливые вороны вспарывали его плоть своими обсидиановыми крыльями. Двор между угрюмых домов, где расположилась бывшая когда-то радостно зеленой скамейка.

Он тоже был серым… Серая куртка и хрустальные глаза – глаза серого хрусталя. Вдох. Огонек в его пальцах засветился оранжевым светом. Выдох – серый дым. Дым выскользнул гибкой змеёй и растворился в сером мареве.

- Знаешь… Я думаю нам пора расстаться – словно решая странную математическую задачу и придя к единственно верному решению, сказал он.
Слова повисли в воздухе причудливой вязью, можно было протянуть руку и коснуться их. Они были из этого серого сигаретного дыма, непропорциональные, с опухолевидными «я». Хотелось протянуть руку, схватить эту дымку и порвать на множество клочков противного тумана.

- Почему? – вот так, глупо, наивно, просто… просто не осталось других слов…

-Я тебя не люблю. Любовь ушла – он встал и ушел вслед за своими словами, вслед за своей любовью.

Было холодно и в словно в насмешку с неба падал белый снег. Пальцы уже совсем не болели. Он ушел, а она все сидела и смотрела на слова, повисшие в воздухе. «Любовь ушла» А куда она уходит? Когда она уходит? И почему? Почему она может уйти? Можно ли её отыскать, вернуть? Нет, говорят любовь, проходя, не возвращается. Она просто проходит мимо нас к другим, и уходит вновь. Мимолетная – мимо пролетевшая, не попавшая, мимо цели. У любви есть цель? Бесцельной любви быть не может? Почему? …. и снова вопросы по замкнутому кругу.

Она встала, с удивлением оглядела наступившую ночь. Тихо. Безлюдно.

- Он ушел за любовью. Значит мне в другую сторону.



***

Пустотой по холоду

 «Холодно. Ни письма, ни строчки. Холодно и темно. Наверное, тебе не до меня. Холодно… Я же не застегнут, вот почему мне холодно. Холод – лучший анестетик, и не болит… Только холодно».

Над головой была почти ночь. Зимой темнеет рано и светлеет поздно – зимой самые длинные ночи, длинные ночи из холода. Над головой была почти ночь, только одинокий зрачок белой снежной луны плавал в аморфной тьме неба. Он то скрывался за толщей, скользящих в вечную даль, облаков, то освещал своим бледным фонарным светом остановку.

На остановке стояли люди в ожидании своего автобуса - автобус опаздывал.

Я шагнул в сторону снега. Старый снег лежал прочным твердым настом, холодным и равнодушным. Шаг – он выдержал. Наступить, вдавить, втоптать. Наст хрустнул и поддался моей воле. Провалившийся ботинок выглядел жутко довольным и гордым от проделанного труда.

Я хмыкнул и вспорол ботинком прямую линию, глубокую и чистую, потом от неё еще одну под небольшим углом. Вдавленная в снег «Л».
Переступить с линии на линию, взрезать корку смерзшегося снега и написать следующую букву. Потом еще одну, потом…

«Л» «Ю» «Б» «О» «В» «Ь»

Вдавленной в снег слово. Впечатанные буквы, чеканное слово. Слово пустотой на холоде.

Вечное слово.

Я отступил. Рваные края букв, острые границы снежного покрова, холод и пустота.


Послышался звук подъезжающего автобуса. На остановку высыпались люди, с остановки пустую машину заполняли дождавшиеся своего транспорта. А я…

А я не мог заставить себя отступить от написанного на снегу слова. Я не мог позволить себе уйти от «любви». Как же это страшно, отступать от символа, от написанных на холодном твердом насте глупых корявых букв, с острыми краями. Как страшно отступать и уходить от любви. Страшно и больно и уже совсем не холодно…
Последний человек заходил в распахнутые двери автобуса. Я отвернулся от «любви» и бросился в спасительное тепло мертвой машины. В тепло, где все живые и теплые… и равнодушные. В тепло, где снова будет больно, но не так больно, как на морозе отступать от любви. Не так больно…

Потому что больнее уже не может быть… Потому что там за закрытыми дверями автобуса, на отдаляющемся куске смерзшегося белого, с прозрачной корочкой наста снега… Там, там брошенное слово, там … там… там…

Сердце билось в истерике в груди, шумело и норовило выпрыгнуть наружу и рвануть на всех своих парах обратно, только бы не бояться, только бы не потерять это слово… Простое глупое слово, которое осталось лежать брошенным на холодном снегу. Слово, которое больнее всей боли, которое холоднее смерти, которое чище снега и наивнее пустоты ею являющееся. Потому что сердцу страшно уходить от любви. Потому что…

Остановка. Из автобуса высыпались люди. На улице шел снег. Где-то раньше засыпало снегом вычерченное глупым человеком слово.
«Холодно. Я поёжился от порыва холодного ветра. Холодно и темно. Втянул голову в плечи. Холодно… Я же не застегнут, вот почему мне холодно. Холод – лучший анестетик, и не болит… Только холодно».