северное

Тундра. Иди куда хочешь, простор и покой. Да беда, что идти здесь особенно некуда.
Стынет над тобою пространство, вокруг, за спиной, под ногой. Воздух промерз до последней, похоже, молекулы.
Слышишь, унылую песню поет пожилая кочевница – суляко, суляко – без конца, без начала, качая легко колыбель. Ей известно такое, что нам, проживи мы сто жизней, узнать не дано, хоть убей.

Видишь, упряжка летит на восток, легкие нарты разрезали надвое тундру.
И во всю ширь горизонта кроваво потек солнечный мед. Это утро. Ямальское утро.
Неотличимо от вечера, впрочем, который уже через пару часов наползает угрюмою тучей. Хочешь, поедем вдвоем кочевать по просторам, и будем опять неразлучны?

Будем на пажитях белых каслать золотые стада, в Мангазею ходить, как в сельмаг, по ночам засыпать-умирать от простого труда. Видеть общие сны.
Я еще приручу голубого песца и полярных собак.

Так до весны. А потом повторить этот цикл. Выучить песню кочевницы. И полюбить эту синюю стынь. Не удивляться при виде ненецких могил, черными пешнями, в небо упертыми в стык. Не удивляться суровости здешних богов.
И молчаливым приветствиям редких, как наважденье прохожих…

Ты не готов, вижу, прямо совсем не готов…

Но, пусть простят меня боги ямальской земли, я ведь - тоже…