J espere vous voir ce soir, mais ce moment est cap

J’espere vous voir ce soir, mais ce moment est capable de me faire devenir fou – Я надеюсь увидеть вас сегодня вечером, но это мгновение способно ввергнуть меня в безумие.
Все сбывается, можно не замечать и отмахиваться. Как будто кто-то чужой шепчет тебе на ухо, что это твоя судьба, но ты не веришь и не видишь, говоришь сама себе или ему, что ждала совсем не этого и у тебя все должно быть по-другому, по-другому не так как у всех, нечто иное, такое далекое и такое близкое, одновременно рвущее тебя на куски и внушаемое такую спокойную пустоту, тот самый вакуум, которого нет больше ни у кого и, вряд ли у кого-то может быть.
Твой холод, туманный, задумчиво-отрешенный взгляд, какой замечаю все чаще у себя на протяжении, наверное, уже нескольких лет, превратили твое добродушие в душевную болезнь и породили там множество мрачных гротесков.
Все чаще и чаще в вечерней темноте окна, съедаемая трудностями, хочешь, чтобы все было не так и так не было, то с ненавистью, то с жалостью, то с безразличием. Все смотришь, смотришь и никак не можешь насмотреться, видя в отражениях, мыслях, фантазиях, бликах, лицах, глазах, конечно в глазах, нечто своеобразное и таинственно завуалированное, неприступное, ускользающее, незамутненное жизнью и равнодушное к жизненному опыту. Ибо нет во мне тепла, говорят быть не холодным и не теплым, а только прохладным – значит быть отверженным и проклятым. Правда, я не прохладна, я совсем холодна, просто потому что я скучала, а холоднее скуки ничего нет на свете. И как неизменный симптом истощившегося терпения начинается головная боль (боль стала носить почти угрожающий характер) и никогда голова у меня не болит от утомления, только от тоски и леденящей скуки. И лезут и лезут странные мысли, что я никогда, почти никогда, если только забываюсь, не говорю «мы», так трудно от того, что я закоренелый индивидуалист и непонятно, зачем пытаюсь приучить к этому «я» всех с кем пересекаются мои пути по жизни, особенно почему-то тех, кто надолго.
А разве можно играть в то, чего нет? Можно играть в то, что еще не существует, потому что слишком много тоски и тело мое еще стынет от страха и гнева. Но уже есть тот самый неизбежный шаг до убеждения, подкрепленный опытом, что и чужая душа может изменять другую, ту самую, восприимчивую к ядовитым взглядам. Вечные размышления о самой себе, для меня все равно что интерес и вкус к бесконечности от чувства сиротливого одиночества.
Что такое свобода? Если свободно только равнодушие. Моя гордыня похожа на коктейль, смесь радости и страха. Мороз пробегает каждый раз у меня по коже, когда я понимаю, что мой выбор определяет высокомерие, та самая спесь, являющаяся причиной, главной причиной испуганной любви. Я не оглядываюсь назад и не хочу считать это необходимым условием для жизни, только совершенная пустота и готовность для молчания и тихих, неясных мыслей о новом, далеком, что проникает в мою душу бегло, торопливо, то вдруг до ужаса замедленно… Новое начало после такого прощания, новая встреча после такой разлуки. Немыслимо! Глубокий взгляд, последний взгляд в чьи-то глаза, страшно очеловеченный с такой болью, что все вокруг наполняется слезами и это не причудливая странность, а разлитая кем-то по неосторожности грусть.
Но любить? Кого же любить? Кому открыть свое сердце, кому отдать жизнь? Этого со мной еще не случалось. Мое безразличие так велико, что я едва отдаю себе отчет в том, что происходит вокруг.
Одиночество можно сравнить, пожалуй, с пропастью, в которой беззвучно и бесследно гибнут чувства, пробуждаемые в сердцах других людей, вокруг меня царит стужа, ужасным нимбом, невидимым тому, кто с ним еще не столкнулся.
Это случилось только однажды. Ничего похожего больше не повторялось.
Dicis et non es – Говоришь, но не существуешь…