Финик

в вазе с фруктами горстка фиников,
их коричневые спины мимикой
говорят, как росли на пальме стройной,
в стране, не совсем вольной,
на песках и ветрах Африки,
где верблюды бродят на завтраки,
как в оазисах пьют воду,
ни на миг не забыв про свободу,
ни про крики и палки погонщиков,
о тяжелой работе издольщиков,
что срывали их кистями незрелыми,
чтоб до ртов доходили не прелыми,
про дорогу к столу, к вазе с фруктами,
про меня, с молчащими трубками
телефонов,
вызовами частотных тонов,
о предчувствии неизбежного,
про суровую нитку прежнего,
зашивающей сердце как надо,
ставшее плодом выпотрошенного авокадо,
что раньше с улыбкой ребёнка,
разыгравшегося, как шальная девчонка,
лучилось жизни искрами,
улыбалось золотистыми брызгами,
позабыв про условности, правила,
с хрустом свеженасыпанного гравия,
хищно крадущейся кошкою
к воробью, озабоченному хлебной крошкою,
расцвечивало всё красками,
на ветру и под солнцем ласковым,
в ожидании счастья грядущего,
любовавшемуся звёздами будущего,
порождённого стрелами фейерверка,
что с шумом скачет, как белка,
с разрывами, бьющими в ухо
кратковременной потерей слуха,
яркими блёсками ожидания
заменёнными дымом отчаяния,
тающим, под напором ветра,
порождённого гаснущим светом,
превращающегося в косточку финика
с беспристрастным лицом циника…