Так вот, где сёстры-ласточки зимуют...

 

Валенсия


Так вот, где сёстры-ласточки зимуют!
Соборов валенсийских лепота,
белиссимо, прочтённое с листа,
влечёт их ввысь и в роздыхе ликует.
В Валенсии – семнадцать в декабре
волна и воздух. И накат негромкий
ласкает плоть белопесчаной кромки
в размеренно-ритмической игре.

Мои четыре с половиной дня
в цепи тысячелетней кавалькады –
не Бог весть что… И всё-таки не надо
из памяти вычёркивать меня,
Валенсия! – Теперь-то я могу,
твоею смуглой нежностью задетый,-
пусть не омегой, - альфою и бетой
на средиземноморском берегу

играть с тобой в слова, в воспоминанья,
в те изваянья Сына из песка,
которые ничейная рука
у моря оставляет в назиданье:
искусство – то, что будет жить без нас,
без имени и даже без корысти
ревнителя пера, резца и кисти,
наследуя лишь детскость его глаз…

И вот летуньи наши где снуют,
сбежав на юг, - в твоей закатной хмари,
Валенсия! – О легкокрылой твари,
о беженке, заботится приют
монастырей твоих и колоколен.
И здесь,- средь кротко-женственных дерев,
лимонных, апельсиновых, - я волен
взывать «Сестра-касатка!» нараспев.

И право, так мне легче узнавать
всё то, что в силе многоцветной снилось,
и поутру в гостинице «Лос Силос»
тяжёлый штоф на окнах раздвигать…
Здесь, через площадь, - колизей быка.
Без бритвенных пассажей матадора
зевнёт зима. Но в марте, в день мажора,
рванётся на арену чёрный торо,
чтоб чья-то гибель, в бисере декора,
была прилюдна и клинком легка…





Серхи де Седа – Эстебану Эскрибано


Груз корабельный, паруса глагол,
треск переборок в крысоловке-трюме.
Но с борта ты, как с радуги, сошёл
на краснозём. И приплюсован к сумме.
Плюс – приревнован к треснутой плите
де Седа, чьё наследство – торба дыма…
Но над гримасой лжи – всегда, везде, –
в юродивой, но высшей простоте,
воздушный мост вздымает пилигрима.

Держу дорогу – и штурвала круг
колдобиной из рук ещё не выбит.
Держись и ты, амиго, тинто друг,
пока до дна, самим собой, не выпит…
Я помяну тебя, мой Эстебан!
И ты ведь за мою палому-душу,
дон Эскрибано, сивый пеликан,
при случае один-другой стакан
глотнёшь. И, без меня, сойдёшь на сушу.