Являлась по ночам туманом белым...

Являлась по ночам туманом белым,
Дразнящим, ускользающим из рук.
Неспешно обволакивала тело,
Стыдливым жаром наполняла вдруг.

Неслышно что-то ласково шептала
Едва заметным шевеленьем губ,
Дразнила, или, может быть, ласкала -
Беспомощный, я был, возможно, груб,

Ведь было мне не занимать отваги:
Альковные сраженья - мой удел!
Туман был полон той волшебной влаги,
Жить без которой мог, но не хотел.

Я вил в жгуты, и рвал туман на клочья!
Но вдруг щеки коснулся шёлк чулка,
И в кружевах, как было прошлой ночью,
Запуталась спешащая рука…

И точно так же лопнула бретелька,
Не выдержав порыва моего:
А ну, теперь, попробуй, мол, поверь-ка,
Что не было взаправду ничего!

Я умолял, кричал, божился, клялся,
Туман звенел ехидным хохотком,
И этот смех противно отзывался
В спинном мозгу пугливым холодком.

И в миг, когда почти достиг забвения,
- О, как ты груб… - шепнула, и - в окно…
Я понял, ты не сон, ты – Привидение,
Что в жизни, что не в жизни – всё одно!

Что в жизни, что не в жизни - так желанна,
Так обольстительна (простит ли Бог грехи?),
И одинаково непостоянна:
Ушла,
Хотя не пели
Петухи…