Элегия

 

Сны принимают форму разбитых танков,
идущих на слом в районе Стрельны,
тележек для багажа, таможенных бланков,
смерзшихся глыб угля у музейной котельной.

Озноб, колотящий тело постылою дрожью,
если хочешь - это и есть тебе за все награда,
в ожидании малости, милости Божьей,
навсегда заблудиться в аллеях дворцового сада.

Продолжение голоса, шепот из-под повязки,
что-то из детства, возможно ангина.
Август. Ремонт. Запах масляной краски.
Эскадрильи, вылепленные из пластилина.

Латунные ручки дверей выше уровня глаз.
Кафельный бункер плиты на кухне в углу.
Лишенное смысла: «подожди, через час»,
игрушки, раскиданные на паркетном полу.

Заготовка варенья, малины, брусники впрок.
Стосвечевая лампочка без абажура,
коридор коммуналки, шарканье ног,
венский стул и значение выкрика «дура».

На деревянном сидении «американки»
можно встать на колени, и увидеть фасады,
диабаз площадей, крейсер на первой стоянке,
вползший в грохот трамвая из посмертной засады.

А ещё, там были липкие ночи с комариным террором,
бестолковый завод штамповал трактора,
охраняя себя зеленым тюремным забором.
И ангел-мальчишка на шпиле, похмелившись с утра,

уходил в бесконечность распахнутой сферы,
в ожидании варваров готовый трубить сигналы,
но однажды исчез, по пришествию новой эры
сорвался с креста… далее полный провал.

И восток был не более, чем светящийся циферблат
отцовских часов, а не путь в направлении океана
за зеркалом шкафа, фиксирующего закат
с упорством одноногого ветерана,

ковылявшего на костыле в баню утром в субботу,
мимо вывесок «Бакалея», «Ателье женской одежды»,
бродячей собаки, с испугом лизавшей рвоту
за ларьком, запертым на кованный стержень.

Битый градусник, шарики ртути на простыне
имитируют братство, пожирая друг друга.
Звенящая ртутная леска уводит из тела к стене
сгусток ужаса, избавляя тебя от испуга.

Так тасуют открытки, коробки конфет, папирос.
Вещь, натасканная на слезу, календарная память.
Высыхает крахмал, под защитой бумажных полос
шпингалет на заклеенной на зиму раме.

Охрипшие рыбы стучат ртами в стекло окна,
батискаф комнаты погружен в глухоту подсветки.
Свиное рыло, разваренное до субстанции волокна,
призрак лифта дежурит на лестничной клетке.


 Bonn, Bad Godesberg                30 марта 2002