Оратория

 
Из цикла: «Из жизни провинциального театра».
 Служил у нас в театре рабочим сцены Валера Простоквашин – высокий, стройный, добрый парень. У него был удивительный голос – шикарный, очень красивый, необыкновенно звучный бас. И, естественно, Валера ужасно любил петь. И это было бы похвально. Если бы не одно печальное обстоятельство. Слух у Валеры отсутствовал напрочь. Поэтому его вокальные опыты сразу же пресекались. Ведь его пение мог выдержать либо человек с таким же полным отсутствием слуха, либо абсолютно глухой человек. И то, вероятно, не долго.
 Но душа у Валеры пела, и он не мог не петь. Забьётся, бывало, в какой-нибудь тёмный укромный уголок, и тихонечко что-то напевает. Но это ему кажется, что тихонечко. На самом деле его, конечно, тут же слышали все. Я полагаю, что если бы Валера запел громко, он мог бы, особо не напрягаясь, спокойно перекричать реактивный самолёт. Валерку тут же находили по голосу, и в театре опять воцарялось спокойствие.

 Как-то в начале театрального сезона у нас должна была состояться очень важная премьера. Зал переполнен. Собрался не только местный бомонд и заядлые театралы, но и представители городской власти. Прибыл даже сам глава города. И у зрителей, и у артистов настроение приподнятое. Актёры играли слаженно, с душой, с какой-то неуёмной энергией. И эта энергия широким потоком лилась в зрительный зал, будоража и облагораживая души зрителей. Закончилось первое отделение, и зал взорвался аплодисментами.
 И вот, после антракта, начинается второе действие. В зале гаснет свет. Открывается занавес. Зрители притихли. На сцене начинается действо.
 Вдруг, заглушая музыку и голоса актёров, весь театр заполнил собой какой-то чудовищный, громогласный, нечеловеческий звук. Это было похоже и на дикий рокот штормового моря, и на грохот камнепада, и на рычание тысячи львов. Причём ни природу звука, ни его источник определить сразу было практически невозможно. Создавалось ощущение, что этот жуткий звук идёт сразу отовсюду. От этого звука холодела спина, шевелились волосы на голове, колыхались кулисы и занавес.
 Актёры застыли на месте. Среди зрителей началось волнение. В зале зажгли свет. На сцену выскочил бледный режиссёр и, скорее жестами и мимикой, чем голосом, объявил внеочередной антракт по техническим причинам. Зрители потянулись в фойе, а режиссёр пулей метнулся за кулисы и, с мольбой в глазах, устало выдохнул всем, кто его видел: «Найти… и обезвредить!».
 Искали всем театром. И источник звука вскоре был найден. Естественно, это был наш Валера. Простодушно полагая, что если его не видно, то, разумеется, и не слышно, он воспользовался свободной минутой, и выбрав, как ему казалось, самое укромное место, забрался на колосники над сценой. И запел. Радостно запел: «Вдоль по Питерской!…».
Душа его пела. И он пел. Раздольно и фальшиво.
 Но, как оказалось, именно там, где он пел, было самое неудачное для этого место, какое только можно придумать. И без того громкий голос Валерки, попал в акустический резонанс и, многократно усилившись, заполнил собой всё помещение театра, падая на сцену, расползаясь по зрительному залу и растекаясь по фойе.
 Зрители не разошлись, и спектакль всё-таки доиграли до конца. Испуганный Валерка, осознав, что натворил, наотрез отказался спускаться вниз. Так до конца спектакля он на колосниках и просидел, боясь попасться на глаза режиссёру. И ещё час после окончания спектакля Валерку безрезультатно уговаривали спуститься. Слез с колосников он только после того, когда уже успокоившийся, и наглотавшийся валидолу режиссёр, сам пришёл и сказал, что он его, поросёнка, так уж и быть, прощает.
 Дирекция театра, за срыв премьерного спектакля, намеревалась Валерика уволить, но коллектив его отстоял. Парень он хороший, да и работник отличный. Немаловажную роль тут ещё сыграли и положительные отзывы на премьеру во всех местных газетах. Но петь в театре Валере запретили под страхом смерти. И после этого случая уже больше никто и никогда не слышал его вокальных экспериментов.

 P.S. Много позже до меня дошли слухи, что Валера закончил какой-то театральный ВУЗ, и теперь работает режиссёром в одном из московских музыкальных театров.