Разговор с зажигалкой возле дома, в метель...

Леночке Эдуардовне Кругловой

 

Я родом из Африки, где снег городской нищеты
чернее, чем ветошь, но я-то обвыкся, а ты..?

Не стоит ответа. Я вышел сюда покурить.
Мы все же чужие, чертенок, о чем говорить?

Когда повзрослеешь, увидишь в Египетской мгле
всех тех, кто нас любит на этой жестокой Земле.

А сам ты, бродяга-дружочек, поведен на чем?
Гурджиев, Бловатская, Бубер? Кто станет твоим палачом?

Подымемся.
Третий этаж.
Обожаю в тональности «ля».
Нас ждет паршивенький кофе,
своё же винцо,
конфорки петля.

В 10-ой квартире, дружочек,
на кухне, у входа в метро,

две пачки дурных «Тазепама»
закрутим в стакане «Ситро».

Ни то и ни это?
Ты гадкий, чертенок, совсем не поэт.

Ты шутишь, наверно,
мой черный утоплен давно пистолет.

Ах, глупости, бросьте,
давно я не знаю, что с ней...

Нам было однажды в Загорске
молитвенней, что ли, светлей.

«Нам было... Ты помнишь...»
Какая непрочная связь.

Рубашечки задранной белой
над телом прозрачная бязь.

Тех писем безумных
«расфукан» бедняцкий улов.

Тоскуют под крышей моею
все восемь ветров и углов.

Ах, Африка!
Возле конфорки такая жара!

Я буду смотреть в этот круг ритуальный
вот так до утра.

Зачем надо было, чертенок,
спускаться, с тобой говорить,

когда я прекрасно и дома
от... газовой плитки бы мог подкурить.