Смершарики - план копатыча

Крош влетел в домик Копатыча, заставленный рассадой и пахнущий прелыми сапогами, и, не здороваясь, спросил:

— Копатыч, можно я тебя поцелую? — уши у Кроша повисли, глаза заметно повлажнели и застенчиво съехались в кучку.

Следом за Крошем вошел Ежик. Он был без очков и тяжело дышал.

— Здравствуй, Копатыч! Ты его не бойся — он насмотрелся. Теперь испытывает к тебе чувства. Понимаешь?

— Какие чувства? Чего насмотрелся? Робята, вы шо эта?

— Телевизора, — прогнусавил Ежик, — и там ему вдолбили, что медведь — самый правильный зверь, сильный и умный, и все должны его любить, даже дети…

При этих словах Крош заплакал, встал на четвереньки и начал подползать к Копатычу сзади. Копатыч опытным движением приник спиной к стене:

— Не, робята. Я за любов, но так не надо. Чему вы… — о — детей научите? Ладно бы вы к Нюхе приладилися. А я — против.

— Причем тут Нюша! — Крош вскочил, глаза у него покраснели, а уши заторчали вперед, как рога у быка, — Она сама здесь скоро будет. Ты что, Копатыч, телевизора не смотришь?

— Неа, у меня и нет его совсем.

— Погоди, а радио ты слушаешь?

— Да, быват…

— «Быват»?.. А газеты, журналы ты читаешь?

— Читаю…

— А какие?!

— Ну «Сад и огород», «Медведь», газету «Пчелка»…

— А, фуф, а то уж я, было, подумал, что ты, Копатыч, — враг народа, тьфу, оппозиционер, то есть.

— Сам ты, Крош, как я погляжу, оппозиционэр, — и Копатыч похлопал себя по бедру. При этих словах глаза у Кроша позеленели, а уши развернулись назад и вниз. А Ежик сказал:

— В общем, Копатыч, ты расслабься, а мы все будем тебя любить. Время такое пришло. А вон и Нюша идет.

Вошла Нюша. Она принесла цветы и торт. Потом пришел Лосяш и подарил Копатычу свои старые рога. Потом Бараш — читал Копатычу новые стихи, естественно, про него. Потом… Потом Копатыч расслабился. Ему постепенно начало нравиться новое положение дел, хотя он решительно ничего не понимал. Он даже не заметил, когда пришел Карыч, как он налил ему 150 «Копатинки» (новый рецепт) — «Ну, за тебя!», и лишь немного удивлялся самому себе, как ловко у него получалось, лежа в гамаке: «И-рраз!», а все дружно взмахивали лопатами где-то там на огороде.

На другой день голова у Копатыча сильно болела, а из окна подозрительно чирикали воробьи. «Ишь, расчирикались», — подумал Копатыч и вышел, потягиваясь, на крылечко. Солнце уже близилось к закату, и в его лучах стайка веселых воробышков копошилась в начисто перекопанном огороде. Лишь одинокая тень цветущей липы, да ее аромат, да жужжание веселых пчел вокруг нарушали девственность пейзажа. И трудно было сразу понять воробьям и пчелам, почему судорога свела потягивающегося Копатыча, почему так громко он заревел, зачем побежал к соседям, взвизгнув возле кучи свежевыполотых посевов.

— Ну Вы даете, Михайло Копатович, — говорил Лосяш, которому не досталось вчера лопаты, и потому он теперь был самый смелый, — Вы же сами вынесли план участка, когда Крош заговорил про Ваши дальнейшие планы, и долго рассказывали, как полезно перекапывать. А потом Вы произнесли это незабываемое: «Робяты, кончай бороться за урожай! Берем в руки струмент — и рраз!»