В темноте

*
Четыре тела по углам
Под звездною вуалью.
Окна серебряный квадрат:
Она и шёпот её фраз
Молитвенных или молящих…

«О, Боже, как же сердцу мил
Тот свет луны, что нам светил
Во тьме безликих серых душ…»
- О чём ты?
«Так, пустое… Уж
Нельзя сказать и слова бреда…»
- О, да, нелепая беседа.

«Он был наивен, как ребёнок.
Горяч, как будто в нём пожар.
Мой голос был в года те звонок,
Ведь я была ещё дитя…

Мы вместе собирали маки
В долинах грез, в таких же снах.
Не знали, как бывает больно,
Уберегли от боли нас».

- Опять расскажет в сотый раз
Историю, как в миг погас
Огонь той страсти роковой,
И как он в ней убил собой
Искру, что нежностью была,
И та погибель привела
Её к нам в нашу темноту,
И что она сгниёт в углу.

Пока вели тот тихий спор
В её углу пролилась соль.
И сразу в памяти ожили
Те трещины, что дико ныли…

Много лет она хранила свой секрет,
Пока не стали эти люди
Её ночные всхлипы слушать
И принимать за бред больной.
Она решилась злой волной
Однажды боль свою всю вылить –
Ещё не раз всё повторилось:
Сначала страх, а позже – близость,
Потом безумная печаль,
А после лишь распад на части –
Потеря нескольких кусков
Самой себя.
И попаданье во тьму с серебряным стеклом.

**
Теченье жизни изменилось:
Здесь сменит тишину покой,
Гроза для бурь уступит место,
А страсть здесь слышно повсеместно.

Её манящий нежный стон
Здесь царь и Бог.
Её закон един для всех,
Кто по углам – и тут, и там –
Выходят вместе в середину,
Чтобы создать свою картину:
Сплетенье рук, сиянье глаз
И стон – таков пейзаж
Или портрет…
Двух проливающих на тьму свой свет.

И так для всех, и так всегда:
Она – звенящая струна – натянута, напряжена,
Ждёт неминуемо конца,
Когда уйдёт из центра вдаль,
Оставив в нём свою печаль.

А он… Он след свой не оставит в ней.
Зачем? Ему всего нужней
Забыться с нею в темноте,
А после, лишь когда один,
Припомнить тот пьянящий дым,
Чтоб выйти вместе в середину
И вновь создать свою картину.

***
Круговорот бесцветных дней
Для тех, чья жизнь как будто тень,
Где рядом с грузом тишины
Воспоминанья жгут умы,
Там рядом с чьей-либо слезой
Идёт по жизни их же боль.

И тихо воду льёт один
Когда-то высший господин,
Теперь покорный раб страстей,
Чей нежный стон пронзает тень.

Он был целитель падших душ,
Бродил среди японских груш
В садах, где пах весенний цвет,
Где даже ночью яркий свет
Горел так сильно, что луна,
Зажмурясь, прятала глаза.

«Я был спокоен, безмятежен.
Вы не поверите – безгрешен.
О, мой Бог! Зачем же я забыл порог
И, опьяненный, завершил растленье собственной души?
Она была мне такой нужной –
Нелепой, дерзкой, простодушной.
Бывало, ляпнет ерунду,
И прячет взгляд: «Я так, шучу».
А мне глядеть в её лицо
Отрадно было.
Я бы всё отдал за то, чтобы она
Любила здесь сейчас меня».

«Как странно, знаешь, твой рассказ
Похож на мой – я столько раз
Купался в свете её глаз…
Ей отдал всё – она взяла
И без стеснения ушла,
Оставив мне один лишь дух
Её горячих нежных рук.
И искры в одиноком теле,
Что страшно нежности хотели».

Вот так велись простые речи:
Четыре тени, будто свечи
Горели, капая слезой,
Кидаясь в омут с головой,
В огонь из пагубных желаний,
Что были им всего желанней.
И так для всех, и так всегда –
Четыре тела в темноте угла
Рыдали и шептали имена,
Что вдребезги разбили их.
И навсегда.

 13.01.2002 г.-23.05.2002 г.