Белое на белом

Она прошла через большие кованые ворота городского кладбища. Утро понедельника. Чистое, свежее утро, небо как будто натерли до блеска воском, солнце еще низко над горизонтом, но день обещает быть жарким. Чтож, так и должно быть в середине июля в средней части Америки. Большие раскидистые клены оставляют большую часть холмов с аккуратными белыми надгробиями в своей тени. Она шагает по траве, как по лугу, не замечая скромных памятников зачастую нескромным человеческим жизням. Ее интересует только один и расположен он почти в конце этого тихого и спокойного, огороженного от мира каменным забором, места упокоения многих людей. Вокруг ни души, сегодня никто не увидит ее здесь, никто не спросит про себя, кто эта девушка в темном брючном костюме, никто не помешает ей говорить с гранитной плитой, на которой несколько серебряных строчек. Этой плитой стал ее отец. Ровно шесть лет назад. В этот самый день….

Мэри было 10 лет, когда все это случилось. Она играла на лужайке перед домом в одном из крошечных городков, каких тысячи в Огайо. Играла со своей лучшей подругой Ирмой Френкеншот. Ирма всегда любила играть в «исследователей лужайки» (может быть, отчасти, поэтому она стала микробиологом). Обе девочки надели «очки исследователя», которые сделал отец Мэри из увеличительных стекол, вставленных в длинные дужки и упиравшихся специальной подпоркой в грудь. Девочки искали уникальные экземпляры и сенсационные находки в высокой траве (Денни, парень, косивший лужайку перед домом Мэри Экрон, болел уже вторую неделю, так что трава была роскошной – самое то для двух маленьких исследователей). Мэри не сильно увлекала игра в исследователей, но ей очень нравилась Ирма, умная девочка, старше Мэри на год, которая всегда могла рассказать что-то интересное или придумать иной раз увлекательное путешествие по округе в поисках «сокровищ». Сокровища по мнению юной мисс Френкеншот заключались в различного вида представителях фауны, особенно Ирму привлекали насекомые. Мэри проводила много времени вместе с Ирмой и благодарна той хотя бы за то, что не визжала на уроках и не выбегала из класса в слезах (как все остальные девочки), когда несносный Буч Риппер подбрасывал ей на парту жука или паука.
Мэри же всегда интересовала музыка. Ее родители были не настолько обеспечены, чтобы позволить себе купить пианино, зато у них была очаровательная соседка миссис Граф, бывшая пианистка, игравшая в джазовом квартете в молодости (как давно это было…) Миссис Граф искренне любила девочку и давала ей уроки три раза в неделю. У Мэри был тонкий слух и потрясающее трудолюбие. Дело шло на лад, она уже давала концерт в местной церкви во время ежегодного летнего фестиваля в прошлом году и готовилась к нынешнему. В прошлом году ей аплодировали стоя (возможно, это просто дань возрасту, а может быть и таланту, кто знает), а в этом она хотела добиться слез слушателей (она всегда ставила перед собой сверхзадачи, такой уж характер – этим она пошла в отца). Она их добилась-таки, причем плакали практически все гости фестиваля. Кроме нее самой. Она не могла себе позволить заплакать – заплакала, когда пальцы легли на последний аккорд.
А пока она только готовилась. Слушала музыку везде, во всем. Миссис Граф частенько говорила: «Когда ты научишься слышать музыку дня и музыку ночи, когда каждую минуту каждый звук ты сможешь поставить на свое место – ты станешь великой». И Мэри не собиралась сдаваться.
Даже вороша травинки в поисках неизвестных науке видов насекомых вместе с Ирмой, она прислушивалась к миру. Вот где-то неподалеку звякнул колокольчик на велосипеде – это, скорее всего, малыш Динки Эммерсон, он всегда звонит, когда проезжает очередной круг вокруг дома на своем маленьком велосипедике. А вот вдалеке взвыла один раз и тут же замолчала сирена патрульной машины – это, наверняка, Крис Миллер, приехал на ланч в «Закуски у Эда», там официантка, Джуди Смит, его девушка (а если он въехал на стоянку включив сирену, значит он один сегодня, его старший и более опытный напарник Хорхе Де Сильва не допустил бы такого пижонства). Но маленькая Мэри не знает всех этих подробностей из мира взрослых. Ее интересуют только звуки. Она старается разгадать, как все эти такие разные и в то же время все как один приятные звуки могут составлять в целом музыку прекрасного субботнего дня. Хотя, может быть, когда на дворе лето, когда у тебя каникулы и пропасть времени на игры и развлечения, все звуки становятся прекрасными? Сейчас она не хочет думать об этом. Она хочет только маминого куриного салата и сандвич на ланч. Ивонна Экрон, мама Мэри, всегда готовила восхитительный салат из курицы под соусом карри и сандвичи на ланч в субботу. Ирма тоже всегда оставалась на ланч, и отец Мэри Марк Экрон всегда требовал доклада от юных «исследователей лужайки», к большой радости Ирмы.
- Мэри. – Раздался из гаража голос отца. – Мэри, спроси у мамы, когда будет ланч, я страшно проголодался.
Девочка побежала к поднятым воротам, ведущим в гараж.
- И заодно спроси, не звонил ли мне кто-нибудь, ладно милая?
Мэри заглянула в гараж. Папин старенький форд с одного края был поднят домкратом, и только ноги Марка высовывались из-под пикапа.
- Ни за что не угадаешь, что будет на ланч! – Веселым голосом Мэри начала диалог, повторявшийся каждую субботу.
- Неужели куриный салат и сандвичи? – Шутливо спросил Марк. Голос доносился как будто он находился за стеной гипсокартона.
- Точно! – Мэри рассмеялась. – Мама сказала, что к половине первого управится, так что ждать осталось недолго.
- Но все-таки спроси, не звонил ли кто. Мама же не будет отвлекаться, чтобы позвать меня к телефону.
- ОК, папочка. Бусд! – На их языке это означало «будет сделано».
Мэри побежала на кухню. На кухне, как обычно в субботний день, работа шла полным ходом – Ивонна жарила стейки на ужин, готовила салат, пекла домашнее имбирное печенье и, конечно, не забывала о сандвичах. Мэри появилась на пороге и поразилась запахам. «Сегодня будет что-то…» - подумала девочка, а в животе заурчало.
- Мам, знаешь, что спрашивал папа?
- Постой, дай угадаю. – Ивонна закрыла дверь холодильника, чтобы увидеть дочь. Женщина эта была поразительно красива. Большие карие глаза, роскошные темные волосы и строгие черты лица – ее до сих пор принимали за студентку колледжа, которой она была 10 лет назад. – Может быть, он хочет узнать, не звонил ли кто, пока он пропадает под старой колымагой?
- Точ… - Мэри не успела договорить, до кухни донесся громкий крик Ирмы, застывший на одной, очень высокой ноте. Мама с дочкой обгоняя друг друга бросились на крыльцо, но Ирму они не увидели на лужайке. Первой мыслью Ивонны было: ее похитили. Но тут Ирма перевела дыхание и издала еще один крик. Мэри повернула голову и увидела, что девочка стоит перед входом в гараж. То же увидела и Ивонна. Теперь ее посетила вторая мысль – крыса, девочка увидела крысу. Но ее дочь была сообразительнее.
- Папа! Папочка!!! – С криком, заглушившим Ирму Мэри сбежала с террасы и побежала к гаражу.
- О, Боже, Марк! – Ивонна кинулась за дочерью.
Две перепуганные девочки и одна перепуганная женщина стояли вместе в воротах. Ивонна тут же развернула головы девочек и уткнула их в свои бока, но то, что они успели увидеть… поверьте, этого достаточно.
Старый пикап форд теперь стоял на всех четырех колесах, из-под него все так же торчали ноги Марка Экрона, только теперь вокруг них растекалась лужа крови. В гараже было темновато, поэтому кровь казалась темно-бордовой. Слабый отблеск лампы-подсветки, которую Марк закрепил на днище машины, превращал ее в ярко-алую.
- Девочки, идите на террасу.
- Ма…ма… Ч-что… - Мэри душили слезы.
- Я сказала БЫСТРО НА ТЕРРАСУ! – Таким тоном Ивонне пришлось говорить впервые и девочки скорее от страха побежали к дому.
- Марк? – Ивонна подошла к тому месту, где кровь впитывалась в левую штанину и наклонилась. – Марк, ты слышишь меня?
Услышав хриплое дыхание Ивонна с шумом выдохнула воздух.
- Я сейчас. Я быстро. Позвоню 911. – С этими словами Ивонна растворилась в солнечном свете июльского дня так быстро, как могла. Влетев на кухню, даже не заметив двух девочек, рыдавших, обнявшись друг с другом, на крыльце, она сорвала телефонную трубку и дрожащими пальцами набрала три цифры. Тут же ей в нос ударил запах горелого. Пока Ивонна ждала соединения и слушала длинные гудки (с каждым следующим сердце сжималось все сильнее и сильнее, под конец оно уже было размером с грецкий орех) она сняла сковороду с плиты и кинула ее в мойку, та же участь постигла и противень с печеньем – ланч можно считать завершенным…

В городскую больницу, состоящую из нескольких небольших комнат с наполовину прозрачными дверьми, Марка Экрона привезли в 37 минут первого. Он был в крайне тяжелом состоянии. По счастью, единственный хирург в отделении был на месте. Он-то и занялся Марком. Для начала поставили капельницы и ввели физраствор (слишком много крови он потерял). Нельзя было терять ни минуты, пробитая отверткой артерия на шее могла привести к отключке в любую минуту. Ждать, когда прибудет донорская кровь, времени не было, а крови, подходящей Марку не было в наличии. Такой ситуации местная больница не видела уже очень давно, со времен последней серьезной автокатастрофы в городе, когда погибли трое, их не смогли спасти.
Хирург доктор Грин был почти на грани того, чтобы вызвать реанимобиль и в нем доставить Марка в окружную больницу, но десять секунд на принятие решения после поступления больного еще не истекли. Время как будто застыло для доктора. Он судорожно думал…
В это время Миссис Экрон и Мэри сидели в коридоре на скамейке и смотрели в одну точку. Причем обе в ОДНУ. Это было черное пятнышко на ножке скамейки напротив. Они обе молились. Как могли…
- Боже, да что за день сегодня такой?! – Справа по коридору раздался возглас дежурного врача. Хлопнули двери, и раздался скрип разболтавшегося колеса носилок, которые толкают с большой скоростью. Через миг, прямой контакт Экронов и пятнышка на скамейке прервали пронесшиеся мимо носилки с санитарами вокруг. Ивонна успела только заметить две худенькие ножки, из одной лилась кровь, капая на пол.
- Доктор Грин! Доктор Грин!!! Я возьму его пока, но вы срочно нужны! – Голос дежурного врача, умчавшегося вместе с носилками в соседнюю с операционной комнату, срывался на истерические ноты.
Однако, доктор Грин не слышал всего этого. Он услышал только шепот своего пациента. Звук со свистом выходил из горла Марка Экрона, но все же выходил и это были слова. Грин перехватил взгляд Марка и обернулся. В соседней комнате на носилках лежал мальчик лет шести-семи. Марк смотрел в его огромные от ужаса глаза. Мальчик уже не чувствовал боли, он вообще не чувствовал тела ниже пупка. Он истекал кровью. Она шла из рваной раны в паховой области, как раз там, где проходит артерия. Мальчик был в ужасе. Он просто не понимал, что с ним происходит и где же его мамочка, которая всегда рядом, которая поцелует и все пройдет. Но ее нет. НЕТ. Он не кричит, от шока и потери крови кружится голова, и он периодически теряет сознание, но возвращается назад, в мир, где он так хочет увидеть маму, но ее всякий раз нет… НЕТ.
- Г… Гр… - Марк пытается сказать, но это очень сложно. Большая часть воздуха вылетает из дырки в горле, не доходит до голосовых связок. Приходится кричать изо всех сил, чтобы хоть что-то произнести, а это больно. Видит Бог, это безумно больно!
- Г… Грин! – Тут до доктора доходит, что обращаются к нему. Он мечется взглядом от мальчика к мужчине.
- Грин, черт возьми!- Острая боль ножом отделяет голову от туловища в районе раны.
- Д-да. – Доктор наклоняется к Марку.
- У… у ва.. еть?..
- Нет, у нас нет крови, подходящей вам. Сестра уже позвонила в округ, они решат через минуту, везти вас туда или везти сюда кровь. Синди сейчас как раз с ними говорит. – Грин бросает взгляд в коридор, где у стойки регистрации симпатичная сестра Синди что-то кричит в телефонную трубку. Да, последние 5 минут тут все на взводе. – Все будет хорошо, вы только не беспокойтесь. И не надо напрягаться. Ничего не говор…
- У ва.. У вас есть.. его? – Марк кивает на дверь, за которой мальчик опять потерял сознание. Санитары и сестры мечутся вокруг него, но пользы мало – они не врачи…
Тут Грин понимает, о чем спрашивает Марк.
- Дэн, какая группа крови у мальчика? – Грин кричит дежурному врачу.
- Третья. Положительная.
Грин медленно поворачивается к Марку. Вчера, в пятницу, почетные доноры приходили сдавать кровь. И ее еще не успели отправить в округ, как обычно. У больницы нет средств на создание своего банка… Грин лично подписывает пакеты с кровью и плазмой.
- Д-да. Его есть.
- Тогда займись… ра… той… работой.
- Но сэр, ведь вы… Он вообще не…
- Я… мен.. я… спаси… го… его. Ою.. ать..
Доктор Грин не мог поверить, что с такой дырой в горле человек может говорить. А тем более «твою мать». Из шока его вывел монотонный писк кардиомонитора… Тут только он заметил – Марк сумел одной рукой выдернуть иглы капельницы, вставленные в вены чуть выше кисти. «Господи, упокой душу его. Он… Я не знаю. Он молодец…»
- Джейн, займись Марком, там все. – Грин менял стерильные перчатки, врываясь в комнату с мальчиком. – Ден! Пережми артерию. Да не так! ЗАЖИМ, ТВОЮ МАТЬ!

Слухи в маленьком городе распространяются быстро. И уже в понедельник весь городок говорил о субботней трагедии. А когда через месяц на летнем фестивале в церкви маленькая Мэри Экрон играла «К Элизе» (любимое произведение покойного Марка Экрона), никто из присутствовавших не смог сдержать слез. Абсолютно никто…

Девушка в темном брючном костюме медленно шла вдоль надгробий, приближаясь к могиле отца. Она не плакала. Шесть лет это много. Но тот субботний день она не забудет никогда. Такое забыть невозможно. Мэри несет четыре белые лилии. Это был любимый цвет ее отца. Но найти его любимые цветы – хризантемы, она не смогла сегодня утром. Ей очень жаль. Но их нет в ближайших магазинах.
Осталось пройти последний ряд. Тут она всегда думает о том мальчике. Она никогда его не видела. Слышала только, что он приезжал к ним в городок к тетке на выходные и очень неудачно упал с дерева на деревянный забор…
- О, Боже. – Мэри произносит эти слова вслух. Она застыла, превратилась в статую Мэри Экрон. Только одна фраза снова слетает с губ. – О, Боже.
На могиле ее отца лежит ворох белых цветов. Это хризантемы. Несколько десятков белых хризантем… Мэри подходит к ним. В ее глазах стоят слезы. Раньше она никогда не плакала на кладбище, ни на похоронах отца, ни потом, когда с мамой приходили сюда. Но это…
Она не сразу замечает листок бумаги, воткнутый в огромный букет. Дрожащими пальцами разворачивает его. Два слова.
«Спасибо. Кевин»…