Восьмикрылая дрожь, белокрылая пара...

* * *



М.

Круги, овалы, эллипсы и дуги
стрижи в полёте чертят неспроста.
Не зря их крылья – веерно-упруги,
не зря изящна вильчатость хвоста.
И если о моей любимой птице
меня ты спросишь, первенец-малыш,
мне не придётся, милый, усомниться
в единственном ответе: «Летний стриж!»

Вдоль каменных аркад сникают годы –
уклон, откос, измена на излом…
Но как неодолим инстинкт свободы –
чертёж стрижа в пространстве мировом!
И мы с тобой вдоль синих дуг летаем,
и прощены, и ввысь вознесены, –
соратники и острокрылым стаям,
и тонким дням июньской белизны...




* * *

Тополиный пух
отвитал.
Голубиный дух
тих и мал.

После ливня бел
стал жасмин.
Пел июнь, как пел
Отчий Сын.

Сизари снуют
подле врат…
Где наш ум и труд? –
Стыдно, брат!

Время набекрень.
Сорван пласт.
Разве птичий день
зёрен даст...

Разве вновь на счёт
«Раз, два, три»
к небу свет взойдёт
изнутри...

И продлится Дух,
твёрд и тих,
как воздушных дуг
семь цветных.

Лето, зелень. Храм,
сизари.
Буду жив, воздам –
изнутри.





* * *


Отцветают пионы, и зреет клубника –
их смешавшийся запах и лёгок, и густ.
И склонён над землёю июнь солнцелико,
как над ягодной грядкой пионовый куст.

Отцветают пионы – усыпали землю
лепестками пунцовых и розовых гамм.
Не оглянется лето – торопится, внемля
новым, завтрашним –
тоже поспешным! – цветам.

Восьмикрылая дрожь – белокрылая пара.
Кратки, кратки объятья четы мотыльков…
И садовник-старик, молодой от загара,
на ладони ласкает уколы шипов.