Реактивный разворот

*

Вставь ей в рот пистолет, надави на крючок.
Так дрожала она, так, бедняжка, рыдала!
Пересохшими губками тихо шептала...
Умоляла. Безвыходный — этот венок.

...Но, при всей своей жалости, просто не мог
Ты помочь ей ничем. Она сопли глотала.
В этом — сила войны. Так она убивала.
И, под бешеным солнцем, ты взводишь курок.

Друг привязаны к другу, зажаты в тиски,
Друг на друга похожи вы, как двойники,
Растерявшись от ужаса этой расправы

Вы стоите на грани мечты и земли.
А когда грохот выстрела смолкнет в дубравах,
Дрогнут грязные ноги в бетонной пыли.





*

Дрогнут грязные ноги в бетонной пыли,
На которую вы её сзади толкнули.
Где провалы стволов её бег повернули...
Вы стояли, прекрасные, как короли.

Короли её родины, жизни, Земли...
Вы молчали. В глазах её слёзы блеснули.
Нет. Не Боги. Иначе б вы к жизни вернули
Всех, кто ею убиты и в вечность ушли.

Вы б сумели спасти её глупую душу.
Вы бы храм возвели, что войной... Был разрушен!
Вы б её пожалели. Резвящийся ветер

Освежил бы вам лица. Домой бы пошли...
Но, однако, чудес не бывает на свете.
Две секунды — и кончено. Что ж... Засекли.






*

Две секунды — и кончено. Что ж... Засекли.
Лет тринадцать, не больше ей. Кровь вытекала
На горячий бетон, где её распластало...
Где останется след. Где её волокли.

Где одежда её извалялась в пыли,
Где она от удара на землю упала;
Где просила она и откуда не встала,
В безысходной войне её жизнь извели.

Но теперь, когда жизнь её — прошлое дело, —
Я прошу: успокойтесь и сжальтесь над телом.
Не калечте его в этом воздухе спёртом,

А чтоб ворон не съел человечий кусок —
Не бросайте, как дрянь, на покрытии твёрдом.
Уложите её в разогретый песок.






*

Уложите её в разогретый песок,
Чтоб она под землёй, как ребёнок, лежала;
Чтоб нарядная вечность её окружала,
Увлекая в мечту, в запредельный поток.

И, когда-нибудь, здесь все увидят цветок —
Тот, что в мирное время почтит вашу жалость...
Чтоб однажды другая вот так не дрожала,
Ожидая, когда кто-то спустит крючок.

Потому что не только мы кровью и кожей
И мечтой о любви друг на друга похожи.
Потому, что в безмерном, пленительном мире

Все мы так же дрожим, отживая свой срок.
И война в наших душах. Всё глубже и шире.
Непорочное тело. В котором — порок.




*

...Непорочное тело, в котором — порок.
Для людей эта формула ох как не вечна.
В ней проходит их юность. Как миг, быстротечна —
Непорочность уходит. Так гибнет цветок

Дружелюбия. Бурный и грозный поток
Нас относит к сомнениям нечеловечьим...
Все мы падаем вниз, но внезапная встреча
Вдруг откроет, кто в нас воевал... Нет, не Бог.

Мы, очнувшись одни, в тяжкой бездне беззвёздной,
Осознаем своё положенье... Но поздно,
Озверевшие души уже не взлетают —

Только семя их вновь достигает земли.
Этот яд, что на каждой земле прорастает,
Был привит изначально — враги занесли.






*

Был привит изначально — враги занесли
Искушеньями жизни порок этот — всем нам.
И не только её он отточенным кремнем
Уколол, пока мы её предков кляли.

Пауки нам в сердцах паутину плели,
Чтоб смирить нашу гордость, упростить дилеммы...
Но когда есть Афина, для гордых проблемно
Постоять за Арахну — пред нею в пыли.

Только та, в поединке с богиней-войною,
Обернувшись простой христианской женою,
Всё простив, исчезает под небом безбрежным,

Лишь Афине бросая сквозь смех: «отвали» —
Одарив её взглядом, презрительно-нежным,
Эту глупую душу, что плачет вдали.




*

...Эту глупую душу, что плачет вдали,
Глупой девочки... Может, Любовь и простила б.
Всё ж, полжим, она — не нечистая сила,
Пред которой любые падут короли.

И к которой они воззовут: «Повели!
Чтобы власть моё сердце, как зверя, бесила,
Чтоб умножить её было мне лишь под силу...
Чтоб иных властелинов на казнь увели.»

Всех их бесы одарят погибелью вечной,
Передав сатане их в конце скоротечной,
Но безрадостной жизни, вослед увенчав их

Шутовскими уборами. Выжав их сок.
Что впитал в себя жажду побед величавых
С молоком, неживым, как гнилой водосток.






*

С молоком, неживым, как гнилой водосток
От рожденья ей ненависть эту внушили.
Что при ней было? Бедность? Над ней совершили
Нечто хуже насилия. Вот вам итог!

Но какое же сердце отвергнет порок,
Если всё человечье в нём с детства душили,
Планомерно лелея лишь боль и страшилищ...
Убивать всё, что движется — был бы предлог.

И, таких желторотых соплюшек размножив,
Запугав до безумия, ужаса... Дрожи,
Шлют стрелять — против сил, не давая ответов,

Ни за что. Навсегда... Но каким бы стал ты?
Можешь ты всей душою поверить, что этой...
Ей к лицу только кровь — а не гроб и цветы?




*

Ей к лицу только кровь. А не гроб и цветы...
Ну и что? Это — бой. Прозвучало привычно.
Кровь к лицу генералам, героям, отлично...
Дезертирам, предателям... До тошноты!

Но на ком — эта кровь? Наши раны, бинты?
Не такой он дурак, чтоб явиться к вам лично.
Ненавидя друг друга в борьбе схизматичной,
Мы обмануты им и слепы, как кроты.

Но придёт время сдёрнуть с глаз обруч железный,
И, прозрев, сокрушительно броситься в бездну,
Чтоб закончилась свара; свернуть ему шею!

Пусть ответит за тех, чьи убийства — пусты!
Нет... Наверное, легче — расправиться с нею.
На её счету сотня таких же, как ты.






*

На её счету сотня таких же, как ты.
Приходил ли к ней в снах её первый убитый?
Когда ужас светился в глазах приоткрытых,
Когда стон её, сдавленный до хрипоты

Обрывал её робкие грёзы... Мечты,
Где её преступленья бледны и забыты;
Её бедность — прекрасна. Где с вечностью слиты
И с волшебной природой родные черты...

Чьи? Её-не её. Ей так страшно сознаться
Что уже никогда в вечной жизни смеяться
Не придётся ей. То, что убита — она.

Что душа её ищет тебя повсеместно,
Чтоб, как выкидыш, взял её жизнь сатана...
Ты — солдат. А она поступала нечестно.




*

Ты — солдат. А она поступала нечестно.
Не помогут ей слёзы и кровь на губах,
Не поможет ей Бог, не возьмёт её страх,
Не простит её подлости горькая бездна.

И сама понимает, что жить бесполезно.
Страх. Наивность уже умирает. В глазах
Приближается вечность без края... И крах.
И огонь. Сожаленья в них вот-вот исчезнут.

И так двойственна смерть в подсознанье её,
В частом-частом дыханье, что ловит твоё...
Бог ей всё же помог. Не поймёт, от чего так.

Смерть в финале даёт ей бежать от оков.
И сейчас ей подарит бесценное что-то...
Убивают ужаливших в безднах веков.






*

Убивают ужаливших. В безднах веков
Змей, волков, покусавших собак убивают...
И людей. Людей тоже. И вечность сдувает,
Как пылинки, их — прочь. В этой жизни таков

Наш закон. Драматичен удел дураков —
Инстинктивно летать мимо ада и рая,
И, не видя стекла, что от них отделяет,
Бестолково толочься, как рой мотыльков.

Но иные, открыв в себе страшные жала,
Ошалевши, бегут, чтобы их избежала
Эта смертная рана, и жалят других...

Так, в безумной борьбе за фантомное место,
Где оставят в покое, оставят в живых...
Эта дева попалась. Не быть ей невестой.




*

Эта дева попалась, не быть ей невестой.
Несчастливою картой легла на бетон,
Символическим знаком. Весь мир обречён.
Её лёгкое тело повисло над бездной.

До тех пор, пока жив искуситель известный —
Он у нас на пути. Легион, Саурон...
Сатана — чародей, извративший закон,
По которому жить на Земле можно честно.

Что ж... Пока мы живём — это наше проклятье.
Механизмы войны, механизмы распятья
В нас пребудут всегда — вплоть до нового века.

Бесполезен мятеж. Не ослабить оков.
Остаётся лишь мстить, быть земным человеком...
Нет. Война не прощает своих дураков.






*

Нет. Война не прощает своих дураков.
Эту девочку жалко, но Гэндальфа нету.
Нет вообще ничего, кроме жажды и света.
Нам придётся убить. И не надобно слов.

Так прости наши души, во веки веков,
Бог! Ты даришь нам жизнь и святые заветы...
Мы всё так же наивны. Мы чувствуем, где Ты,
Но не можем противиться безднам веков

Всем соблазнам и ужасам, слабостям плоти,
Наваждениям тьмы, что из бездны приходят...
Хоть на смертном одре разбуди над обрывом.

А пока не пришёл воскрешения срок...
Что ты медлишь. Казни её, брат молчаливый.
Вставь ей в рот пистолет. Надави на крючок.


Расстрел-магистрал




Вставь ей в рот пистолет, надави на крючок, —
Дрогнут грязные ноги в бетонной пыли,
Две секунды — и кончено. Что ж... Засекли.
Уложите её в разогретый песок.

Непорочное тело, в котором порок
Был привит изначально. Враги занесли
Эту глупую душу, что плачет вдали,
С молоком, неживым, как гнилой водосток.

Ей к лицу только кровь, а не гроб и цветы,
На её счету сотня таких же, как ты...
Ты — солдат, а она поступала нечестно.

Убивают ужаливших. В безднах веков
Эта дева попалась, не быть ей невестой...
Нет. Война не прощает своих дураков.



PS. Речь не о вражде какой-то определённой.
Я ненавижу насилие во всех его проявлениях.




Родедорм Лунадурн.
12 — 14. VIII. 2007