Из снов богомола

(по мотивам росписи чашки эпохи династии Минь)

Из грубой горсти леденцы сновидений,
скользнув под язык, ныряют за щеку,
где сладостно тают в водах душистых
жасминного чая,
который я пью из чашки высокой
фарфора, что тоньше телесного мира,
расписанной светскою сценой прогулки
со свитой своей под зонтом Мандарина:

меж розовых кущей и бабочек юрких,
в прохладе, звенящей в ушах богомола, –
среди насекомых незыблема вера, –
весь мир этот – сон, забытье Мандарина
в объятьях прекрасной, нагой,
смуглокожей, почти еще девочки,
звездочки ночи, откинувшей
шелковый угол простыни,
прильнувшей щекою к липкой ладошке,
вкусившей от горечи сна колдовского,
который о том, что на кухоньке – тесной
поэт-краснобай из чашки огромной,
с отбитою ручкой, надтреснутым краем
и красным Кремлем на боку полосатом,
Цейлонского чая отпил пригорюнясь,
без сахара, правда, но с белым батоном,
уставясь в окно, за скучищей в котором следит богомол
из травы островерхой,
как прежде, во власти незыблемой веры...