О. если б слышать ты могла

1.

Вдоль монастырских старых стен
Мы целый час с тобой гуляли,
То прячась в их густую тень,
То выходя из их печали;

Дрожа ресницами теней,
Осенний вечер приближался,
Он увядал, и всё бледней
Луч солнца зябко к стенам жался.

Плясали блики на песке,
И мы смеялись, как пузато
Вдруг отразилась нам в реке
Тень подоспевшего заката,

Как вечер долог был и тих,
И как деревья истекали
Багрянцем красок золотых,
Застывших в матовой печали,

Как неба дрогнула кайма,
И изменилась вдруг природа,
И по-кошачьи вкралась ночь
В изломы гаснущего свода…

Улыбкой светлою луна
Нас до порога проводила
И, отпуская в царство сна,
Как всех других, благословила.

Но, в грудь упёршись мне рукой,
Ты попыталась увернуться,
Сказав с улыбкой, что домой
Тебе давно пора вернуться.

Я не послушался тогда…
Как, впрочем, делал я всегда.

2.

Я гнул дугой твой гибкий стан,
Сжимая талию в капкан,
Стремясь быстрей поцеловать
И, сняв одежду, обладать.

Но ты, как хитрый дерзкий зверь,
Вдруг резко стукнулась о дверь
И мягко вниз к ногам сползла,
Закрыв красивые глаза…

О, как же ты была хитра, -
И как расчётлива игра! -
Я удивлённо отступил,
А ты, не пожалев всех сил,

Меня отбросила назад
В грудь головою, как снаряд!
О, чувство равенства полов!
Без стонов, хрипов, лишних слов, -

Я оценил тебя в тот миг,
Когда врасплох меня застиг
Удар, способный победить…
И я не стал тебя щадить!

За твой коварный, хитрый план
Я шею гордую в аркан
Густых волос поймал и сжал,
Пока другою обнажал

Плечей бунтарских красоту,
Как ветер желтую листву.
Но ты вдруг снова поддалась
И без борьбы «врагу» сдалась…

О, как понять сей слабый пол?..
Упали вещи все под стол,
И ты, не дав себя обнять,
Меня толкнула на кровать,

И в удивлённые глаза
Искринка смеха заползла.
Что было дальше, не готов
Я описать без пошлых слов.

И завертелось колесо:
У глаз – живот, у ног – лицо!

3.

Спиной упёршись в темноту,
Ты грудь к моим щекам прижала
И как-то странно задрожала,
Лобком прижавшись к животу.
Я был готов в тебя войти,
Но ты со смехом ускользала,
Стараясь руки отвести,
Пока, спустившись вниз, не стала,
Шепча слова про красоту,
Плоть возбуждать мою во рту.

Но не желая отпускать
Меня из сладостного плена,
Ты, сжав во рту головку члена,
Пыталась ласково кусать…
Как жертву душащий удав,
Ты мне глазами улыбалась
И, под коленями обняв,
Всем телом гибко извивалась.
И продолжал сосок скакать,
А я не мог его достать!

Пол беззастенчиво трещал,
Кровать органом ржавым пела
И кожа потная скрипела,
Когда я жадно ощущал
Как ты, прогнувшись у окна,
Беззвучно дёргаясь, кончала,
Как будто эту ночь Весна
Для нас у Осени украла.
И твой оргазм меня прощал
И за минет, и за анал.

Как странно: помню нежность рук,
Упругость талии и тела,
И грудь, как тёплый мрамор млела,
Когда сосок просился вдруг
Для ласки в рот ко мне несмело.
Ещё торчал он впереди,
Ещё играл и веселился,
Ещё под тяжестью груди
Он вяло вниз не опустился,
И мой язык, как старый друг,
Ласкал его упругий круг.

Потом мне сон глаза сковал,
И я не помнил, как проснулся,
Как долго нежился, тянулся
И что-то глупо ворковал.
Пока немая тишина
Мне не ответила ни звуком,
И чувства глупая вина
В висках смешалась с гулким стуком.
И я не знал, куда идти
И где тебя теперь найти.

Дождём подёрнулось окно,
Хранило след спины оно.
Ты растворилась в темноте –
Я был не тот, и мы – не те…

4.

***
О, если б слышать ты могла,
Как криком разорвалась мгла,
И дождь хлестал в душе моей,
И край казался всё полней,
И стон сквозь зубы прорывался,
А дождь никак не прекращался!..



Бывает, гроза настигает тебя прямо посреди дороги, и некуда укрыться, некуда спрятаться от её нахлынувшего безумия: ветер крутит всё вокруг с бешенной силой, крупные капли дождя мгновенно превращают одежду в жалкие тряпки, и только едва уловимый запах озона и мокрой пыли приятно щекочет ноздри. Не остаётся ничего, кроме как отдаться на волю стихии и попытаться получить удовольствие от этого состояния.
Суздаль. Девяносто четвёртый год. Слёт партнёров одной компьютерной фирмы. Очень много новых лиц, эмоций, впечатлений. Мы познакомились с ней во время экскурсии на колокольню, где звонарь-энтузиаст по просьбе экскурсовода сыграл нам несколько интересных мелодий. Я сказал, что немного громковато звучат колокола, и трудно стоять под ними. Она согласилась. Мы, не сговариваясь, ушли куда-то в сторону, за стены кремля. Болтали, чёрт знает о чём: о погоде, о людях, природе, воде, учёбе. Всё время на «ты», без имён. И остановиться уже было нельзя. Иначе «проиграешь». Что и кому – непонятно. Но самолюбие заставляло идти всё дальше и дальше: от разговора к намёкам, от намёков – к объятиям, дальше – к поцелуям. Поэтому, оказавшись вдвоём в номере, мы уже не могли остановиться. Страсти было слишком много. Ни о какой любви речи не было. Вроде бы всё понятно и просто. Но как же утром кричало обиженное самолюбие, когда рядом никого не оказалось! И ни записки, ни намёка на продолжение отношений. Только вспышка памяти, как раскалённый металлический камень в груди, который не выплюнешь и не проглотишь.