Рассказ

Этот фонарь я заметил давно, но, наверное, совсем не сразу. Я не знаю точно, когда он появился. Хотя я хорошо помню, что жители посёлка жаловались на то, что вечером. Да ещё и зимой, идти от МКАДа домой страшно. Жаловались тихо, но фонари появились.

Их поставили всего штук десять – по пять на двух примерно равных участках дороги. Первый проходил через опушку лесопарка, второй – вдоль забора поселковой школы с бассейном и зелёным футбольным полем. Напротив входа в старое здание школы, переделанное недавно во вполне современное презентабельное помещение со стеклопакетом, строили трёхэтажный домик администрации посёлка.

Фонари на первом участке дороги были чёрные, не очень высокие, с овальными лампами, защищёнными белым стеклом. Вдоль школьного забора стояли пять высоченных, бетонных столбов с длинными металлическими трубками, к которым крепились прямоугольные продолговатые лампы, тоже с металлическим корпусом, но с маленькими желтоватыми лампочками и без стёкол.

Кажется, третий фонарь из этих пяти, тот, что находился посередине, светил вверх. Плошка с лампой была каким-то образом повёрнута на 180 градусов. Я шёлл рано, когда сумерки только начали сереть, и лампочка отчаянно светила в белое небо бледно-жёлтым костерком. Свет вправду был похож на огонь, поскольку уходил в воздух на какие-то сантиметры, а сама лампа упиралась в чернеющие ветки высоких деревьев, и свет как буто путался, застревал в них.

Сразу же я подумал, что в этом есть нечто очень человеческое и очень родное, наше. Светить в небо – белое, мутное, с проседями осеннего грязно-молочного тумана – и утыкаться светом в короткие ветки. А люди шли по тёмному кусочку дороги между двумя соседними фонарями, подняв глаза на странный фонарь и спотыкаясь.

Проходя в очередной раз мимо фонаря (я уже не останавливался под ним, но издалека начинал рассматривать его свет), я подумал: как же так фонарь светит вверх? Версия о местных хулиганах, любивших бить лампы фонарей у моего дома, была явно несправедливой: как заставить развернуться металлическую конструкцию, крепко (на вид) прикрученную к бетонному столбу?! Залезть наверх тоже дорогого стоило, да и зачем хулиганам освещать небо?

Возможно, подумалось мне, здесь не обошлось без специальной машин, которая привозит людей в жёлтых робах для обслуживания разных проводов, тянущихся вдоль московских улиц. Но опять-таки, ну разворачивать им этот фонарь зачем?

Таджики, работавшие рядом, тоже не походили на тех, кто сотворил это маленькое чудо. Да и появились фонари раньше, чем они начали строить здание администрации…

Фонарь так и светил вверх. Осень выцвела быстро, ноябрь почти сразу же засыпал город снегом. Я однажды видел, как снег падал в своеобразную чашу, венчавшую эту перевёрнутую конструкцию, мешая фонарю ещё больше, чем ветки, светить в небо, выхватывая тёмный кусок воздуха как фотографической вспышкой.

Каждый день проходя мимо, я перестал уже смотреть пристально вверх. Стало скользко, приходилось идти, широко расставляя ноги в тяжёлых и скользких ботинках, напряжённо вглядываясь в грязный от жёлтого посыпочного состава лёд.
Фонари выкопали накануне. Я шёл домой рано, было совсем светло, даже как-то ярко для этой осени. Картина лежащих вдоль дороги бетонных столбов, у которых теперь видна была забитая прежде в землю часть, и разбросанных рядом металлических конструкций поражала. Деревья перестали быть заметными рядом с этими горизонтальными гигантами.

Я отыскал тот столб. Бетонная опора лежала так же, как и остальные, как бы продавливая собой жалкий промёрзший и обледенелый асфальт. Недалеко на тонкой металлической шее всё ещё перевёрнутой оставалась лампа. Лампочки из фонарей вынули.

PS На следующий день я шёл от кольцевой к дому совсем поздно. Стемнело уже совсем, а фонари на первом участке пути были выключены, но что-то освещало дорогу. Справа от меня светился уже почти достроенный домик, таджиков видно не было, недалеко стояли только тачки, лопаты и инструменты. Силуэты лежащих столбов были различимы благодаря этому свету, и они по-прежнему лежали неподвижно, как будто вытянувшись вдоль дороги, хотя лежали под углом к ней. В небе светились желтоватые почему-то звёзды. Было холодно.

У самого своего дома я обернулся и понял, что фонари не горят по всему посёлку. Мелькнула мысль, что провода сняли везде, и я был прав, наверное. Воздух был теперь тёмный и не клубился привычно у светящихся окошек фонарей. Но как-то особенно ярко и разноцветно – синим, зеленоватым, оранжевым светом с матовым оттенком старых ёлочных шаров – загорались окна домов, казавшихся почему-то непривычно большими.

Я выдохнул пар, быстро смешавшийся с чёрнеющим вокруг воздухом. Я стоял под фонарём, который часто наблюдал из окна своей комнаты. Он особенно красиво светился, когда бывали ранние тихие снегопады, с крупным и мягким снегом. Сейчас он тоже не горел. Я свернул к подъезду, вдохнул в последний раз режущий в носу морозный воздух и открыл дверь. Свет 40ваттной подъездной лампочки мягко освещал пять ступенек до лифта. Дверь за спиной хлопнула, я сделал ещё один шаг. Руки согрелись.