Волкодавы и левретки - сборник стихов

* * *
Ах, было время волкодавов,
Без страха мчавшихся вперед!
Эпоха благородных нравов
И упоительных охот.

Глаза в глаза, в бою открытом,
На волка, рысь и кабана…
Так пишут в книгах позабытых
И грезится в полночных снах.

Иной порой – иные песни!
Левреток сытеньких конклав
В гостиных услаждаясь лестью,
Шлифует свой сусальный нрав.

Охота? Что Вы – разговоры
В тепле подушек и перин.
Частица волкодавьей крови
Едва ль осталась в жилках их.

Я – волкодав, больной и хилый
Среди левреток суеты,
Мне предков не досталось силы –
Одни безумные мечты.

Хоть бы найти врага достойней,
Чем подлость этой мелюзги,
Или тропой лесных просторов
Сбежать от приторной тоски!

Но тщетно! Вырублены чащи,
В цене левретки поднялись…
Мне тяжело хранить бесстрастье,
Коль миром правит их каприз.

***
Может быть, жизнь изменится,
Когда-нибудь станет лучше,
Будет любовь, и работа,
И много подобной чуши.

Если такое случится –
Сразу пойду к палачу.
От оптимизма он вылечит,
Ведь я перемен не хочу!

16 февраля 1856

Он стоял, сложив устало крылья,
Небо не манило первый раз,
Серое февральское бессилье
Леденило неподвижность глаз.

Тучи сонные над городом кружили,
Отблеск солнца в сотнях окон гас,
Оборвался повод снежной пылью,
Прямо в слякоть пал слезы алмаз.

А Пегас смотрел из горней выси
На Париж, где медленно брели,
В холоде Монмартра исчезая,

Мягкою торжественною рысью
Две лошадки, в черном крепе тая,
Будто знали бы, кого они везли.

***
Одиночество светлое, благослови!
Тень касается влажных ресниц,
Лихорадочный отсвет багряной зари
С перебитым крылом рухнул вниз.

Дай забыться пьянящею негой вина,
Взгляд с портрета насмешливо-прям,
За стеной твоим именем плачет струна –
Миллионом непрожитых драм.

Как покинутый пес, в безнадежности жду
Тихий шорох знакомых шагов…
Но уделом моим – лишь томленье в бреду,
Лауданумом вызванных снов.

Искусство – сонет
Как чудное постичь Великолепье
И в беге яростном, и в мертвенном покое?
Зверь гордый растерзает цепи,
В холмы умчась тропой лесною.

Усилья современников нелепы:
Сравнить портрет с красой живою.
Природа безнадежно-цепко
Владеет Тайной вековою.

Минуя Повседневности препоны,
На огненном грифоне высоко
Талант летит, с Судьбою дерзко споря –

Прекрасное дается нелегко;
Дам энгровских ленивая истома
И кони на полотнах Жерико.

Riez

Бегут столетья, словно кони, над землей,
Над цепью Альп не замедляя бег,
А в чашу неба смотрит город мой,
Под солнцем Haute-Provence белеет Рье.

Фонтан замшелый упоительно звучит,
И мостовые помнят стук подков,
И с Saint-Maxime’а беспечален вид
Полей лаванды в кружеве садов.

Здесь верность сердца, словно сталь крепка,
И в витражах горит огнем закатным
Мистерия ушедших безвозвратно…

Как deja-vu, обманчиво-близка,
Встает, превыше сытой благодати,
Альфонса Рабба гордая тоска.

***
Быть бы мне псом у постели твоей,
Лошадью быть под твоим седлом,
Ловчею птицей взмыть в царство огней,
К щеке прикоснувшись бурым крылом.

Стать бы лисицей, что взял на прицел,
С радостью в сердце под пулю бежать…
Стать бы птенцом, чтобы ты обогрел,
Чтобы меня научил ты летать.

Гроба бы стать сосновой доской,
Горсточкой серой земли Pere-Lachaise,
Чтобы тебе даровать покой
Под куполом серых январских небес.

Гейне/ Философское

Я был рожден когда-то, и
В другой эпохе протекли
Мои минувшие года,
Их смыла талая вода…
И плыли листья, все кружась,
И снег ложился прямо в грязь,
Ползли слезинки по щекам,
Когда входил я в старый храм.
Я верить жизни не умел,
И не был дерзок или смел,
Один лишь дар мне Богом дан –
Слагать стихи из крови ран.
«Пусть испытанье суждено»,
Поет судьбы веретено,
Я не предам высокий путь,
Пока полна дыханьем грудь.
Остановившись на краю,
Я свою смерть благословлю
За вдохновения полет
И путь, что в Вечность приведет.
 
Философское II

Ты волен выбрать путь любой
Из всех, лежащих пред тобой…
Манят они, зовут вперед
Как вольный сокола полет,
И конь кусает удила,
И сожжены мосты дотла…
Стрелою мчись вослед луне,
Не вспоминая обо мне,
И на скрещении дорог,
Пока не вышел жизни срок,
Спой песню главную свою
На леденеющем ветру.

Из ненаписанного мюзикла

Ты не прикажешь соколу остаться,
Когда его манит седая даль.
Нам с юностью не хочется прощаться,
Ведь впереди царит одна печаль.
Ты не прикажешь вольному оленю
Прервать свой бег по кручам Апеннин,
И, о былых безумствах сожалея,
Вернешься на развалины один.
Реке ты не укажешь направленье,
В урочный час опять взойдет луна…
Ведь человек не властен над стремленьем,
И, как любовь, мечта всегда одна!

Сонет Неизвестному

Пусть будет прост надгробный камень мой:
Гранитный пес над раннею могилой.
Венок полуувядших белых лилий
Пускай хранит последний мой покой.

Сыны грядущего, ступайте в отдаленье!
Нам нечего делить: я Прошлое любил,
Его лишь воспевал по мере скромных сил,
Пред грезой завтрашней не преклонял колени.

Лишь ты, чью душу беспокоят сны,
Остановись, чтоб кинуть беглый взор
На букв готических истершийся узор

В сиянии серебряной луны.
Судьбу мою прожить остерегись:
Ведь крылья духа увлекают вниз.

Кельтская песнь

Слышишь – плачет баргест,
По осенней стелясь тропе,
Пепел грез и надежд
Оседает на палой листве.

Двор Неблагий безумством хмельным упоен,
Яро мчится в тумане – на грани времен.

Слышишь – сидхи поют,
Затворившись до срока в холмах,
В бесконечность минут
Утекает томительный страх.

Двор Неблагий охотой ночной упоен,
Красноухие псы и серебряный звон.

Слышишь тихие вздохи, мой друг?
Равнодушное небо сияет луной,
Светляками искрится некошеный луг,
Он тебя увлекает за светлой мечтой.

Двор Неблагий погоней в тиши упоен,
Слышишь шелест развернутых ветром знамен?

Я тебя нагоню – и кострами Бельтана взовьюсь,
И попятятся кэльпи от ветви златой,
И зафыркает конь, уловив напряжение чувств,
Порываясь лететь за священной мечтой.

Двор Неблагий добычу настиг – и стрела,
Прогудев, твою душу в Аннвин унесла.

Гейневская исповедальная.
По ночной брусчатке цокот рысаков,
Гул кафешантанов, омут лживых слов.
Зверем стонет сердце – но спасенья нет!
И в зрачках танцует отраженный свет.

Ах, Foubourg Montmartre, пьяная свирель!
В душу проникает ядовитый хмель.

Как мне выжечь, Боже, стылую печаль?!
Золото сотерна в искристый хрусталь,
И тоска – что тернии меж могильных плит,
Память нестерпимую ядом не залить…

Ах, Foubourg Montmartre, пьяная свирель!
Штурман изнуренный не заметил мель.

Хочется завыть, морду вскинув ввысь,
Чтоб душа с луною в краткий миг слились,
Правда, в ресторане завывать смешно –
Эй, gar;on! В бокале снова видно дно!

Ах, Foubourg Montmartre, пьяная свирель!
Дразнит ароматом белая сирень…

Может быть – не время, может – слишком поздно,
В небе умирают плачущие звезды.
Фрау в красном, bitte! Пусть продлится ночь!
Я хочу забыться – можешь мне помочь?

Ах, Foubourg Montmartre, пьяная свирель!
Вот и закружила горькая метель…

Нумер узковат, душен и убог.
Но какое дело? Смело – за порог,
Жест привычный – платье соскользает вниз…
Господи, прости мне объятия блудниц…

Ах, Foubourg Montmartre, пьяная свирель!
Себастьян святой не дождется стрел.

А в окне чахоточно плавится заря,
За безумства болью ночь благодаря,
На постели влажной я простерт без сил,
И с портрета скалится пастушок Сифил.

Ах, Foubourg Montmartre, пьяная свирель!
Так ты мнил, Господь мой, поразить мишень?...


Людвигу II

Как непорочна эта белизна
На глади антрацитово-бездонной,
У замка, воплотившегося сна,
И под луной, мечтательной и томной.

Как светел Ваш проникновенный взгляд!
Я пасть хочу пред Вами на колени...
Струят кувшинки нежный аромат -
Они не знают сладостных томлений.

Мне не дано быть рядом, возле Вас,
Я слишком горд и слишком откровенен,
Но я запомню этот долгий час,
Чтоб охранить им душу от смятений.

Я Вам навеки верность сохраню -
Как волк, я однолюб в своей природе.
Зачем уступит ночь зари огню?
Зачем так безмятежны эти воды?

***
Когда солнце погаснет над мертвой землей
И до дна обнажатся все реки -
Ты придешь, наконец, чтоб остаться со мной,
Вместе души пребудут навеки.

Когда звезды погаснут в тиши ледяной,
Пылью станут великие горы,
Ты придешь, наконец, чтоб остаться со мной,
Сбросив тлена седые оковы.

И когда остановят свой бег навсегда
Элементы стихий четырех,
Моя верность пребудет как шпага тверда,
В окончанье круженья дорог.

Пусть в ничто обратятся огонь и вода,
Прах и воздух пусть станут ничем -
Я люблю, и преградой не будут года,
Моя память разрушит их плен!


К Гейне

Свет по глазам резнул последней болью
И вдруг померк... Печален мой удел.
На ранах слезы серебрятся солью -
Подлунный мир навек осиротел.

И, оставляя след кроваво-алый
На бледном саване кладбищенской зимы,
Среди теней, что на дорожки пали,
Пройду к тому, кто спит и видит сны.

Я, словно пес, улягусь на могиле,
Застынут возле глаз дорожки льда...
Я к жизни возвратить тебя не в силах,
Пронзив мечтой минувшие года.

Давным-давно молитвы отзвучали
И Requiem умолк в тиши церквей.
Я плачу, не стыдясь своей печали,
О том, что ты оставил мир людей.

Zu Leocadi

Твой огнь холодный жжет, не согревая,
А в бездне глаз прозрачно-ледяных
Свернулась скорбь, саму себя лаская,
В тенетах позолоченно-стальных.

За окнами свирепо воет вьюга,
И у огня улегся черный пес,
И не покинуть призрачного круга,
Не вырваться из царства вечных грез.

Искрится камень в собственном сиянье,
Где часть твоей души заключена,
Где скрыта боль твоих воспоминаний
И роскошь упоительная сна.

На переплеты гримуаров старых
Ложатся тени черной кружева,
Каминные часы стучат устало,
И на бумаге умерли слова.

За окнами стихает злая вьюга,
И сумраком укрыты витражи...
Когда придет конец земной разлуке
И сердце упокоится в тиши?

Твой огнь холодный жжет, не согревая,
Свинцово море, саван бел земли.
Один... ты смотришь, скуки не скрывая,
Как солнце вновь рождается вдали.

Leocadis Antwort

Искристый лед прозрачен как стекло,
Его не в силах солнце растопить...
На душу тяжким бременем легло
Клеймо проклятья - некого любить.

Ни раб, ни вольнодумец, ни злодей,
Что ходят под холодною луною,
Не удостоятся симпатии моей -
Лед в сердце не уступит места зною.

Один, в высоком замке на горе
Я ввек пребуду, холодно-надменен,
Чужой в суетной круговерти дней,
Под гнетом дум, тревоги и сомнений.

Я не покину мертвых ликов круг -
Волк гибнет, не желая подчиниться.
В извечной неизбежности разлук
Лед на заре, как бриллиант, искрится...

Посвящается Эрнсту Юнгеру.

Белее лилий дышит эта ночь,
И дьявол спит, а Бог сияет сонмом звезд,
В истоме над заливом дремлет мост,
А я лечу на крыльях смерти прочь.

Небесных сфер гремит торжественный хорал,
В зрачках у волка отражается луна,
И даль времен вином мечты напоена,
Как нежно-затуманенный кристалл...

А Вечность верным псом бежит душе вослед,
И алой лентой застывает путь земной -
Так из стигматов льется искупленья кровь,
Они горят и холоден их свет.

Сон Де-Нестьера

Над миром вечно пляшут кони Haute Ecole,
Судьбы дыхание - лишь пар над их ноздрями,
Их гривы полнятся людскими снами...
Испанский шаг, курбет и каприоль.

Когда Берейтор остановит их -
Закончится вселенская игра,
И мир поглотит черная дыра,
И Вечностью замрет последний миг.
Соррелевская лирическая
Над закатной волною кружит альбатрос,
Волчий след застывает на кромке песка...
Утопают в тумане развалины грез,
Это значит - моя гильотина близка.

В безансонской тюрьме дни короче ночей,
Для смятенного духа темница узка,
Звезды смотрят с небес вереницей огней -
Это значит, моя гильотина близка.

Над землею встает алый солнечный круг,
Ветер волосы треплет, сдувая с виска...
Я с усмешкою жду избавленья от мук,
Это значит - моя гильотина близка.


В подражание Уитману

Я видел их в тумане предрассветном;
Они мчались по лесу на прекрасных валлийских конях,
Чьи длинные волнистые хвосты сметали росу с травы,
А сбруя сверкала жемчугом и цепочками серебра.

В алых одеждах скакал Артур, величайший из бриттов,
Правитель кимрийских просторов и горных долин...
На кудрях его видел венец я работы фейри,
На боку его видел меч я, названный Каледвульх.

А за ним по холмам мчались верные воины,
Семью двадцать их было, подобных весенней грозе.
И я видел Бедвира, Гвалхмаи и мудрого Мирддина,
И я слышал их речь, на валлийском звучали слова.

И травы не касались подковы коней серебристых,
И туман их окутывал мягким прохладным плащом,
И скрывались они постепенно, как сон из-под век ускользает,
Растворяясь в прозрачной дали своей дикой чудесной страны.

И я понял, что Инис Придейн никогда не погибнет,
Что хранят они землю родную от бед и тревог,
Кто б на Юге ни правил, Уэльс - это земли Артура,
Его помнит река и уступы приречных террас.

Я внимаю дыханью его, я кричу его имя,
И в блокноте храню вереск этих краев...
Камни старых дорог помнят бардов минувших,
И подошвам сандалий моих шепчут саги о прожитых днях.

Джуду Фаули - Жюльен Соррель

К чему страданья мира умножать?
Дитя увидит свет во имя смерти,
И грех отцов его чело отметит...
К чему страданья мира умножать?

К чему любить - ведь тело станет прахом,
Страшнее только разочарованье,
И много горести во многом знанье...
К чему любить - ведь тело станет прахом.

Минует молодость - и старость воцарится,
И станет тело тягостной темницей.
Стократ блаженней кто ушел в расцвете,
Оставив нам весенние приметы.

Свой час назначен каждому созданью -
Ужель его приблизить нет желанья?
Ужели лучше ждать, когда рука
Небесного ударит мясника?

Так много крови, слез в земной юдоли,
И кто-то бьется каждый час в агоньи
В тенетах безразличной Высшей Воли...
Как много горьких слез в земной юдоли...

И сердцу снится отблеск гильотины.
Когда разрубит лезвие устало
Ту нить, что дух и плоть соединяла -
Так сердцу снится отблеск гильотины,

Чтобы цветы покрыли холм могильный
И в срок свой пали, подчиняясь силе,
В том мире, где лишь Смерть одна царила
Среди цветов, покрывших холм могильный.

1845

Над Парижем - туман, а в душе - тоска:
Изгнанья пятнадцатый год.
Любовь далека и смерть не близка,
Он давно перемен не ждет.

Он бросает в сердцах на паркет перо,
Умирают стихи на листе,
Он отлично знает, как лживо добро
И что верить не стоит судьбе.

Тусклый свет фонарей поглощает туман,
Мостовая стирает подковы коней...
Словно омут, манит наслажденья обман -
Это шанс позабыть о ней.

Но в борделе он вспомнит еще не раз
Шепот и ласковый взгляд,
Касание рук и сияние глаз,
Не в силах вернуть все назад.

А утром, выйдя на Новый Мост
Над водами сонной Сены
Он смотрит, как тонут осколки грез
Под гнетом новой измены.

Бессильны любые средства твои
Против сердечных ран,
С моста, улыбаясь, в воды реки
Смотрит один эмигрант.

Генрихом Гейне зовется он,
И вижу я ночь напролет
Его силуэт в лабиринте окон...
Изгнанья пятнадцатый год.

* * *

Дождь проложил дорожки слез
На оконном грязном стекле,
В палисаднике мокнут остатки роз...
Вспомнишь ли ты обо мне?

Помнит Булонь и Монмартр хранит
Отзвук моих шагов,
На Cemetiere дремлет гранит
Крепче любых оков.

Мне не нужна сквозь столетья любовь,
Просто даруй покой;
Я страшно устал возвращаться вновь
В царство судьбы чужой.

Ведь я не герой, я устал примерять
Масок трагических тьму.
Город молчит... Теперь не узнать
Тайную сердца струну.

Я был человеком не лучше других,
За все заплатил сполна -
Зачем же ты длишь мой последний миг,
Лишая желанного сна?

Желтые листья накрыли плащом
Генриха Гейне плиту...
Оставь же меня, не жалей ни о чем,
Глупо любить пустоту...

Heine – 2006

Мне снится Париж, девятнадцатый век,
Мне грезится площадь Звезды...
Столетий уносит стремительный бег
Меня в круговерти судьбы.

Я в шуме дождя слышу цокот копыт,
На мат отвечаю: "Adieu!"
И сердце, как прежде, громко стучит,
Коль слышу я имя свое.

Ведь Генриха Гейне печален удел
В век двадцать-не-помню-какой,
И нечем закрыть мне сердце от стрел,
Направленных серой толпой.

Не с кем сказать и нескольких слов -
Немецкий вышел из моды,
И я возвращаюсь в пристанище снов,
Под милые Лувра своды.

И мне наплевать на засаленный быт,
Квартиры тусклые стены -
Только хребет на погоду болит,
Когда дует с далекой Сены.

И я, Генрих Гейне, сижу в полутьме,
Видя рухнувших зданий башни,
И все говорят: "Не в своем он уме",
Но призрак безумья давно мне не страшен.

Я знаю, что мой профиль не забыт,
Что кончится спектакль в старом театре,
И февральское утро увидит гранит
У ограды седой на моем Монмартре.

***

- Спой о победе Света над Тьмой,
Победу Добра воспой!
- Я слишком устал от фальшивой хвалы,
И в счастье не верю давно.
Наш мир кроет саван октябрьской мглы
И горько златое вино...
Не жди добрых песен, их время ушло,
Когда стал хозяином враг,
Под пулей и плетью бессильно Добро,
Над нами чужой реет стяг.
Но был человек, не склонивший колен
Под гнетом раскормленных псов,
Его не сломило изгнанье, и плен,
Болезнь и тяжесть оков.
Он знал, что придет ликования час,
Он верил - наступит рассвет,
Ведь пламень свободы в сердцах не угас
Под грузом нахлынувших бед!
Он смертью своею нам путь указал
На солнечный вольный простор.
Его звали Овод... я все рассказал.
Довольны ль Вы песней, синьор?

АКРОСТИХ
(посвящается Элении Бомраше)

Коня размерен бег - его не обмануть,
Терьяка вкус дарит, язык не обжигая:
Его незрима власть и скрыта суть,
Она - залог утраченного рая.

Давно к его вратам тропинка заросла,
Ольхою оплело песчаные аллеи,
Развалины плащом укрыла мгла,
У входа чабер вытеснил лилеи.

Жемчужных струй умолкли голоса,
Едва вздохнет забвенье под корнями...
Роскошных дней навек угасла слава,

И, как хрусталь, горит во тьме роса,
Когда с небес, печальна и горда,
Окинет взором мертвый сад звезда.


ПЛОТ "МЕДУЗЫ"

В свете закатном, желто-суровом,
Волны вздымаются так театрально...
Что за судьбу обреченным готовит
Скорбный финал легенды печальной?

Надежды последней оплот ослабелый,
Мертвых с живыми последний приют!
Что тебя ждет за закатным пределом,
Пленник растянутых жаждой минут?

Грезою парус восходит на грани
Сна и забвенья, воды и небес...
Миг - приближается, миг - и исчез.

Сердце надеждой жестокою ранит.
Машут безумцы, объяты мечтою,
Только старик глядит пред собою.


УЛИЦА ВРЕМЕНИ

На улице Времени двери открыты,
Здесь домов - как ушедших лет,
И в окнах - сиянье часов прожитых,
Здесь каждой секунды мерцает свет.

На улице Времени тихо и гулко,
Здесь вечная Осень надменно царит,
В воспоминанья ведут закоулки,
Где золотом листьев устлан гранит.

На улице Времени ждут не дождутся
Дома и деревья тебя одного...
Под небом бескрайним созвучия льются
Рожденья и смерти мира всего.


Ошейник

Он не из золота откован и не из бархата пошит
Он не украшен филигранью, имеет грубоватый вид,

Простой ремень, чуть-чуть потертый примял серебряную шерсть,
Он для меня всего дороже, носить его – большая честь.

Серый волкодав мчится через лес,
Дом хозяйский где-то на краю небес…

Что мне изумруды, роскошь и вино
Мое сердце взглядом твоим напоено.

Что мне власть и почести, мирры аромат –
Лишь с тобою счастье, остальное – ад.

Серый волкодав мчится сквозь поля –
Боги, далека милая земля!

И когда мне плохо, грусть когтями рвет
Твой простой ошейник сил мне придает,

От зубов звериных он меня хранит,
Милый ремешок счастие сулит…

Серый волкодав выбежал на луг –
Отзовись скорее, мой душевный друг!

Я устал страдать, лапы стерлись в кровь,
Неужель, хозяин, не найти любовь?

Появись скорее, дай коснуться рук,
Раствори в улыбке круговерть разлук!

Серый волкодав, тяжкое дыханье…
Нежная душа мчится в ожиданье…


Это было бы глупо…

Это было бы глупо, это было б смешно
Если б не было сердце страданьем полно
Это был бы хороший сюжет для романа –
Только кровью исходит глубокая рана.

Тот, кто рану нанес, не желал вовсе зла,
Но жестокой его откровенность была…
Боль сотерном глушу и сквозь слезы смеюсь,
И, мешая проклятья с «Te Deum», молюсь.

Отчего, почему – не понять уж теперь,
И опять перед носом захлопнули дверь,
Позабыв, словно пса, мою душу во тьме –
Вот пойми, что у наших Богов на уме…

Я закутаюсь в плащ и слова отреченья скажу,
Им не веря, уйду за земную межу…
Ты забудешь меня – так продлится игра
По ту сторону Вечности, Зла и Добра.

Будьте счастливы, Боги, всесильем своим!
Я под ветром заката истаю, как дым,
И, оставив земле беспредельную боль,
Вместе с Бледным Конем закружусь в Haute Ecole.


Стансы

Спой мне песню о сельве, тумане в горах,
О глазах кугуара, полете орла,

Спой о бабочках с крыльями маленьких птиц,
И о чувствах, не знавших границ.


Спой мне песню о том, что хранит Корнуэлл,
Расскажи, как прибой его смел,

И о кельтской тоске, что застыла в глазах
Рыбаков в плоскодонных челнах…


Спой, как солнце встает над грядой Апеннин,
И в глаза отцу смотрит умирающий сын…

Спой мне песню, мой друг! Пусть твой голос звучит
И от бед мое сердце хранит.


Кельтская

По узким тропам древних гор
Ты едешь на коне гнедом,
И чертят в небесах узор
Стрижи, летя за окоем.

На перепутье – краткий миг.
Ты замер, глядя пред собой…
Бессильны лучшие из книг
Вернуть утраченный покой.

Твой путь уходит по хребтам,
По солнцем выжженной траве,
Ночь пьет серебряный туман,
Читая руны на воде.

Я жду тебя у края сна,
На Тир-нан’Оге золотом,
Где свет холодный шлет Луна
В объятья Вечности седой.

***

Эти сны приходят волчьей стаей,
Оживает прошлое во мне,
И, границы ночи растворяя,
Сердце тонет в золотом огне.

Ты поешь о былом и ушедшем,
Этот голос печален и чист…
В ожиданьи, таинственно-вещем
Преломляет луну аметист.

Ты ко мне не придешь среди ночи,
И глаза в темноте не блеснут…
Счастье стало мгновенья короче
В бесконечности тусклых минут.

И пускай разделяют нас мили,
И сомкнулось кольцо серых стен,
Образ твой навсегда сохранил я,
Мое сердце не знает измен.

Только свечи исходят слезами,
Под рассветным дождем исчезая…
Кто на ложе твоем – я не знаю,
Только сны приходят волчей стаей…


Duelle

Скрестились взгляды, как клинки,
На расстоянии руки
Два сердца яро гонят кровь –
Вот-вот начнется бой!

Что ж Вы бледнеете, мой враг?
И почему Ваш дух ослаб?
Ведь Боги правого хранят,
И лишь один уйдет назад…

На что надеетесь, месье?
Ведь подлость не спасет везде!
Вперед – горит на солнце сталь,
И сердцу ничего не жаль…

Пусть плачет пурпуром закат –
Один из нас увидит ад,
Направят Боги мой удар
В кольце забытых чар!